Мадина даже слегка рассердилась на этого странного человека. «Подумать только, вчера еще он лежал пластом, не очень и отличаясь от камня, а сегодня поучает, что мне надо знать, а что не надо!»

– Ну что ж, удивительная женщина. Садись поближе, отложи иглу, и я расскажу тебе все.

– Все, почтенный? – В слова умница Мадина смогла добавить немало ехидства, которое, конечно, Саддам не смог не услышать.

Он усмехнулся и проговорил:

– Я расскажу тебе все, что знаю… И то, что ты в состоянии понять. О, не обижайся. Дело не в том, что я считаю тебя неумной или недалекой. Просто есть вещи, которые смертным нельзя понять без долгой и трудной подготовки.

Мадина несколько раз кивнула. О да, она прекрасно знала, что так бывает. Ведь даже простой золотой критский стежок далеко не сразу ложится на ткань именно так, как должен.

– Знай же, умная и добрая Мадина, что я происхожу из древнего рода магов. В нашем семействе мужчины посвящали всю свою жизнь борьбе с порождениями Иблиса Проклятого, его детьми и детьми его детей.

– Прости мне мой глупый вопрос, уважаемый Саддам, но как же бороться с ними, если они бессмертны?

– О да. – Саддам улыбнулся слегка покровительственно. – Они бессмертны, как и сам их прародитель. И потому бороться с ними следует не мечом или ножом, а магией. Некогда, столь давно, что истерлись уже все воспоминания о нем, жил на свете маг, решивший стать вровень с богами. Он изготовил напиток бессмертия и… И все же оказался смертным. Но не в этом дело… А дело в том, что он был первым, кто смог победить в магическом поединке одно из порождений врага всего живого. Так он доказал, что борьба с этими существами возможна. Вот поэтому и появились маги, колдуны, ставящие себе необыкновенно высокую цель – извести всех детей самого Иблиса Проклятого и, быть может, его самого.

Мадина широко раскрыла глаза. О да, это была поистине великая цель… Недостижимая, но великая.

– И ты, уважаемый, тоже принадлежишь к таким магам?

– Да, как и все мужчины нашего рода. Враги наши бессмертны, но все же ни мой прадед, ни мой дед, ни мой отец не теряли надежды. Они создали и передали мне магический щит, способный защитить от посягательств подданных Царицы змей. Они научили меня их языку, рассказали об их нравах… Сотни лет мужчины нашего рода искали и находили противоядия, а мой отец смог придумать универсальное средство, которое в силах было бороться с любым ядом мира, равно изобретенным природой ли, человеком ли.

И вновь Мадина не смогла удержаться от ехидного замечания:

– Когда я тебя нашла, Саддам, я не увидела ни щита, ни флакона с зельем. Более того, я увидела, как какая-то змея – яркая, словно цыганские юбки, – укусила тебя и невредимой отправилась прочь.

– Так все и было, почтенная. Ты перебила меня, но я понимаю, отчего ты это сделала. Ты не веришь моим словам…

– Увы, уважаемый, я не могу верить, если глаза говорят мне в точности обратное. Я нашла истощенного путника, искусанного этими мерзкими созданиями и умирающего от кровопотери в пустыне.

Саддам кивнул.

– О да… Много лет я упражнялся в магии, постиг все, что создали до меня мужчины нашего рода, и… И отправился на поиски своего врага, Царицы змей, уверенный: я вооружен более чем достаточно, чтобы противостоять ее злой силе.

– Понимаю, – задумчиво проговорила Мадина, – тебя подвела твоя уверенность.

– О да, уважаемая, – вновь кивнул Саддам, удивляясь тому, как легко его собеседница постигает суть вещей, не отвлекаясь на мелочи. – Меня подвела уверенность в собственной неуязвимости. Быть уверенным, безусловно, необходимо, но…

– Но и сомневаться следует.

– О да, мудрая красавица.

Мадина усмехнулась этим словам. «Красавица… Да после этих мерзких тварей любая женщина будет казаться красавицей просто необыкновенной!»

Меж тем Саддам продолжал свой рассказ.

– Я готовился к сражению, выбирал место, вновь и вновь повторяя каждое слово каждого заклинания… Но все равно Царица змей меня опередила. Она указала место сражения, обезоружила меня и лишила не только сил магических, но и сил человеческих. Тринадцать дней, тринадцать часов и тринадцать минут длилась схватка. Увы, я проиграл. И, поняв это, попытался сбежать, как это ни прискорбно, пока еще жив.

– Но мне кажется, что у тебя ничего не вышло.

– О да, у меня ничего не вышло. Каждая капля яда лишала меня сил столь быстро, что вскоре я был не сильнее новорожденного младенца. И тогда на поле битвы вышла она сама, Царица…

– О Аллах всесильный!

– Она не стала меня добивать, она лишь посмеялась надо мной, назвав глупцом и недоучкой. Увы, она лишила меня всех магических знаний и сил. Думаю, она была уверена, что я не протяну и дня. Но ты, умная и добрая красавица, обманула ее. И потому я остался жив.

– Ну что ж, маг Саддам. Я рада этому. Пусть ты и лишен магических сил, но ты не умер. А потому, думаю, сможешь еще вступить в битву с твоим врагом.

– О нет, добрая моя Мадина. Более я не буду ни с кем сражаться, ибо я уже не маг. Но я немало знаю и могу принести много пользы, ибо я все еще человек.

– И да будет так, уважаемый!

– Но ты, красавица… Ты позволишь мне остаться с тобой?

– Позволю ли? Конечно позволю… Если ты не будешь называть меня красавицей. Ибо я не терплю вранья.

– Его, о прекраснейшая, не терплю и я. И потому буду называть тебя и красавицей и умницей, ибо лучше тебя женщины в мире нет.

С этими словами он подхватил ее на руки и благоговейно внес в дом. О да, он не торопился, но и не хотел терять ни минуты. Мадина, конечно, прекрасно понимала, чего желает этот удивительный человек. Больше всего ее заботило в этот миг его здоровье – хватит ли у него сил на что-то большее, чем просто нежные прикосновения. И потому она с искренней тревогой проговорила:

– Не очень ли ты торопишься, уважаемый?

– О нет, прекраснейшая и желаннейшая из женщин мира. Я не тороплюсь, но времени терять тоже не намерен. И пусть сейчас тебе кажется, что меня может унести прочь самый легкий порыв ветерка, но, клянусь, у меня хватит сил, чтобы доказать тебе, что ты поступила более чем разумно, позволив мне остаться с тобой.

– Я в этом не сомневаюсь, – нежно улыбнулась Мадина.

Неужели она сможет забыться, стать самой собой? «Пусть ненадолго… Аллах великий, позволь мне сейчас побыть просто любимой женщиной!»

Саддам сбросил одеяние. Сейчас он был еще болезненно худ, но чувствовал необыкновенный прилив сил. О, сколь много иногда может значить для человека миг ожидания долгой и спокойной жизни, наполненной радостью взаимной любви и уважения!

Мадина хотела было не смотреть на него, но это оказалось невозможно. Тело Саддама завораживало. Да, он был худ, болезненно истощен, но даже болезнь не смогла изуродовать этого прекрасного и сильного мужчину. Его восставшая плоть чуть подрагивала, живя, казалось, своей жизнью, и от нее исходила такая мощная волна желания, что почтенная ханым с трудом верила своим чувствам. Более того, она испугалась этого вожделения так, словно была не мудрой вдовой, а неопытной девчонкой. Само собой куда-то исчезло одеяние. Мадина дрожала, пусть не от холода, но от ощущения куда более сильного и куда более непонятного.

Кровь молотом стучала у Саддама в висках, его тело горело от близости той, кого он так мучительно желал. Это чувство родилось в тот самый миг, когда он впервые почувствовал прикосновение нежных рук к своему горящему челу, и с каждым мигом становилось все более сильным. Сегодня же, когда Аллах великий даровал ему силы, чтобы покинуть ложе, Саддам понял, что не сможет жить, если не насладится нежностью этой прекрасной, единственной женщины. И его тело сейчас было готово воплотить в реальность самые безумные из мечтаний, которые уже жили в его воображении. Сейчас он был немногим опытнее юноши, который готов впервые возлечь с девушкой.

– Ты будешь счастлива со мной, удивительная женщина, – обжег ей губы его горячий шепот. – Не бойся, я не сделаю тебе больно. Просто доверься мне…