Если все пойдет не так. Если ты разлюбишь Теда. Если атмосфера праздника улетучится, реальность окажется слишком жестокой, а мечта – слишком труднодостижимой. Если вы начнете ссориться и внезапно тебе захочется вернуться в Англию, к старым, знакомым переживаниям и старым, знакомым неурядицам. Когда это случится – если это случится, – мы будем с тобой, мама, потому что именно для этого существует семья, правда?

Я повесила трубку и оглядела комнату. Там сидели мои дочери в новых нарядах, с остатками торта на тарелках, и моя сестра откинулась в кресле с бокалом вина. На ней все еще был передник, напоминавший о том, что она провела сегодня много времени на кухне, готовила пиццу и закуски. И цветы, и поздравительные открытки, и шарики, привязанные к карнизу для занавесок. И внезапно все это вызвало во мне такую бурю чувств, что пришлось сглотнуть несколько раз и налить себе еще вина.

– Что она еще сказала? – спросила Беверли, не совсем четко произнося согласные.

– Что она скучает по всем нам.

– Так я и поверила!

– И мы увидимся через несколько недель, когда они приедут забрать вещи.

– Если к тому времени не передумают!

– По-моему, это ты уговаривала не вмешиваться в их дела.

– Ну да, конечно. Я только скептически настроена относительно их долгосрочных планов.

– Ну и что?

Примерно минуту мы все смотрели друг на друга. Виктория стянула с блюда последний кусочек бисквита и облизала губы.

– Мама права, – объявила она. – И что такого, если все это быстро кончится? По крайней мере, сейчас бабуля счастлива. И сколько бы это ни продлилось – неделю, месяц или год, в ее возрасте это в любом случае прекрасно, правда?

– Быть счастливой прекрасно в любом возрасте, – напомнила я дочери. – Счастье, увы, нельзя назвать естественным состоянием человека.

– Значит, бабуле повезло, – серьезно заметила Люси. – Потому что, если вы спросите меня, я скажу, что до того она совсем не казалась счастливой.

– Лучше поздно, чем никогда, – засмеялась Виктория.

– Да. И по крайней мере некоторое время мне не придется возить ее в больницу, – сказала я, внезапно почувствовав, что с плеч у меня упал тяжеленный камень. – А если вы захотите отдохнуть, – с улыбкой добавила я, – она просила передать, что будет очень рада видеть вас у себя в любое время.

Эффект был такой, словно я вызвала извержение вулкана. Виктория соскочила со стула, возбужденно вопя, Люси прыгала и танцевала по всей комнате, Беверли пыталась унять их, рассуждая о полетах на Майорку в стиле «Вы хоть знаете, сколько это стоит?», а телефон опять зазвонил, и…

– Телефон звонит! – окликнула их я.

– Алло! – закричала Беверли, пытаясь что-то расслышать в этом безумии. – Джеймс? Да, она здесь, Джеймс, подожди минутку.

Я так быстро выхватила у нее трубку, что потом она утверждала, будто на ладони остались ссадины.

– Я так и не поздравил тебя с днем рождения, – сказал Джеймс.

Я унесла телефон в свою спальню, чтобы поговорить спокойно. И закрыла дверь. И легла на кровать.

– Ну, при данных обстоятельствах меня бы даже удивило, если бы ты сделал это.

– Мне только жалко, что ты не была со мной искренна. Неужели ты думаешь, что меня волнует, тридцать девять тебе или пятьдесят?

– Вообще-то нет. Я просто пошутила, а потом уже было трудно все объяснить.

– Значит, на самом деле ты не в отпуске. Ты восстанавливаешься после… чего? Нервного срыва?

Я громко рассмеялась:

– Нет! Я вообще не больна. Но никто мне не верит, даже доктор.

– Элли, ты никогда не слышала историю о мальчике, который кричал: «Волки!»?

– Я не больна. Я прогуляла работу, и так получилось, что все стали считать меня страдающей от стресса. Даже моя семья. И мне никак не удается их переубедить.

Его молчание мне не понравилось.

– В чем дело? – спросила я.

– Тут нечего стыдиться. Ты не должна смущаться, если страдаешь от психологической болезни, это ведь такая же болезнь, как и физическая.

– Но я не…

– Я имею в виду, если у человека грипп, или тонзиллит, или что-то в этом роде, все его жалеют, но если у кого-то нервный срыв…

– У меня нет…

– …никто не хочет говорить об этом, даже сам человек, у которого проблема. Мы все притворяемся, что ничего не происходит, как будто невежливо признавать это…

– Джеймс! – Он уже начал серьезно действовать мне на нервы. Я чувствовала, что вот-вот прикажу ему заткнуться.

– Стресс – последствие современного стиля жизни. Мы живем в слишком быстром темпе, на нас постоянно что-то давит, и мы никогда не останавливаемся, чтобы посмотреть, как растут цветы…

– Джеймс!

– Да?

– Могу я тебе кое-что сказать?

– Конечно.

– Ты самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо встречала, но это ты, конечно, и сам знаешь. Мы фантастически прекрасно провели время в постели, и я благодарна тебе за то, что поняла: это для меня еще возможно. – Я почти слышала, как он самодовольно улыбается. – Но все это не дает тебе право нести чушь, – спокойно добавила я.

– Что?!..

– Спасибо, что позвонил, Джеймс. Я рада, что мы расстаемся друзьями.

– Да, но…

– Пока!

Как ни смешно, это было исключительно приятно.

– Все кончено, мам? – тревожно спросила Виктория, посмотрев на мое лицо.

– Ага!

– Ну что ж. – Она пожала плечами. – Не счесть рыбы в море, не счесть песчинок на пляже, не счесть…

– Виктория! – сердито сказала ей Люси. – Мама же не ты! Она не будет заводить новый роман, не успев покончить со старым! Правда, мам? – добавила она, бросив на меня предостерегающий взгляд.

– Маловероятно. – Я улыбнулась. – Только подумайте, сколько мне потребовалось времени, чтобы подобрать замену вашему отцу…

Я запнулась, осознав, что такие вещи не следует говорить дочерям, но они и глазом не моргнули. Нет, шокирована была только я. Как я могла такое ляпнуть! Подобрать замену Полу? Как могла я даже подумать о таком? Он был моим мужем, наш брак не был обычной интрижкой, как… как эта история с Джеймсом. Их невозможно сравнивать! Просто не верилось, что такое пришло мне в голову. Какая там замена, я же должна сражаться, чтобы увести его от этой коровы Линнетт, правда же?

Правда же?

Как ни странно, я больше не ощущала желания сражаться.

– Славный день рождения, мам? – спросила Люси, доливая мне в бокал вина. – Мне кажется, ты выглядишь гораздо лучше. Корнуолл пошел тебе на пользу.

И возможно, во многих смыслах.

Виктория и Люси остались еще на два дня и ночевали в гостиной Беверли. Мы ходили на пляж полюбоваться на серфингистов, и Люси болтала с бронзовым от загара светловолосым молодым богом серфинга по имени Нейл, который обнимал ее на глазах у прочих членов семьи (не говоря уж обо всем Ньюквэе), а вечером увел фотографироваться.

– Ну и как он? – спросила я ее утром.

– Сексуально озабоченный, – с довольной улыбкой ответила младшенькая. – А его друг Мартин неровно дышит к тебе, Виктория…

– Я даже смотреть на него не стану! – холодно заявила старшая. – Моя жизнь остановилась до тех пор, пока я не вернусь к Рису.

На следующий день на пляже я заметила, как она бросала на Мартина манящие взгляды поверх своего журнала, но решила, что лучше не заговаривать с ней об этом.

Солнце светило, море искрилось, и пока мы валялись на пляже с плеерами и солнцезащитным кремом (фактор защиты 12), наша кожа медленно становилась золотисто-коричневой. Нам было бы ничуть не лучше на юге Франции. Или на Майорке, где мы могли бы помочь маме и Теду оформлять бар в стиле кокни.

Когда мы проснулись утром в воскресенье, небо было серое и накрапывал дождь. В Англии больше двух солнечных дней приводят в экстаз, правда? После завтрака Виктория около часа задумчиво бродила по дому, а потом объявила, что скучает по Рису и, поскольку завтра ей все равно на работу, она с тем же успехом может отправиться немедленно. Люси сказала, что не может уехать, не попрощавшись с Нейлом, так что всем пришлось подождать, пока она свяжется с ним по мобильнику. Потом он подъехал к дому на мотоцикле. Они с Люси примерно час прощались у парадной двери. Он был слишком застенчив, чтобы войти в дом, но в результате мы заманили его внутрь с помощью бутылки колы и половины пачки печенья в шоколаде, и после этого они прощались еще полчаса на диване моей сестры, а мы с Викторией и Беверли сидели на кухне. В конце концов терпение у Виктории лопнуло.