– Люси! Я еду! Сейчас же, с тобой или без тебя! – завопила она сестре, которая целовала на прощанье своего красавчика, обменивалась с ним адресами, телефонными номерами и сувенирами и долго махала рукой вслед его удаляющемуся мотоциклу.

– Вот черт! – прокомментировала Виктория, взглянув в глаза Люси. – Вы же только вчера познакомились!

Бывает такое, девочка моя. Бывает.

– Думаю, ты хочешь получить назад машину, – покорно сказала я.

– Мамочка! Мы же не можем лишать тебя… – начала Люси.

– Ты уверена, что не будешь возражать? – быстро вмешалась Виктория. – Понимаешь, мне действительно было бы проще, если бы я быстро добралась до дому и успела подготовиться к завтрашней работе…

– И подольше поболтать с Рисом, – прошептала Люси.

– Нет, я не буду возражать, – засмеялась я. – Это самое меньшее, что я могу сделать для вас, учитывая, что вы проделали такой путь, чтобы поздравить меня с днем рождения. Но вам придется взять с собой мою черную сумку. Тогда на следующей неделе мне не придется тащить с собой ничего, кроме чемодана.

Да и не нужна мне эта одежда. По крайней мере, до сих пор я провела бо́льшую часть времени в купальном костюме на пляже или голышом в постели с Джеймсом.

– Какие у тебя планы на вторую неделю? – спросила Бев вечером, когда мы уселись за стол с разогретым в микроволновке ужином и пакетом вина.

– Особо никаких. У тебя есть предложения?

– Ну… Теперь я уже боюсь знакомить тебя с моими друзьями-мужчинами. Вдруг ты начнешь сдирать с них штаны, как только я отвернусь…

– Ну, не со всех, – улыбнулась я. – Я не в большом восторге от Бо.

Сестра засмеялась:

– Понятно. Мне кажется, это мужчина на любителя. Для меня пока что он слишком экстравагантен!

Мы задумчиво посмотрели на наши тарелки.

– Собственно говоря, – сказала я, – я бы не стала особенно возражать. Все это так… тревожно… Джеймс, и вообще. Я хочу немного подумать обо всем этом.

– О Поле?

– Ну да, и о нем тоже.

– Знаешь, ведь прошло два года, Элли.

Что это должно было означать? Прошло два года, так что пора обо всем забыть? Пора найти кого-нибудь другого? Пора начать строить новую жизнь?

– Пора тебе принять ее. Линнетт.

Ну вот, чудесно! Я должна принять ее, да? А может, это она должна была принять меня, когда решила украсть у меня мужа, – принять, что я его жена, что он занят, ни для кого не доступен.

– У меня нет никаких причин, – ледяным тоном проговорила я, – принимать ее. Никаких причин и никакой необходимости.

– А что ты скажешь, если они захотят пожениться?

М-да, какая интересная мысль.

Я думала об этом ночью, в постели, когда крутилась и вертелась в ярости, что Беверли лишила меня ночного сна. Я думала об этом на следующий день, сидя дома с книжкой, потому что опять шел дождь. Но я была не в состоянии читать, потому что все время представляла себе, что Пол и Линнетт решат пожениться. Я все еще думала об этом и на следующий день, когда дождь перестал и я вернулась обратно на пляж. Пол и Линнетт поженятся. Нет, они не могут. И не станут, правда? Раньше мне такое никогда не приходило в голову.

Я что, дура? Почему мне это никогда не приходило в голову? Каждый раз, когда я думала о Линнетт (хотя обычно старалась не делать этого), я всегда утешала себя тем, что, возможно, сейчас он принадлежит ей, но я-то все равно остаюсь его женой. Официальной. Законной. Признанной Богом и людьми. Так что, сколько бы ему ни понадобилось времени, чтобы во всем разобраться и бросить ее, все равно рано или поздно он вернется ко мне. Развод никогда даже не упоминался. Он никогда не просил о нем, никогда его не предлагал, а я была слишком уверена во временном характере нашего разлада.

Временном, но довольно продолжительном. Я уже почти привыкла к нему. За два-то года любой бы привык. Просто другого выхода нет. Разумеется, я все равно хочу, чтобы он вернулся.

Разумеется. Это совершенно очевидно.

Или нет?

Я лежала на пляже, закрыв глаза, и представляла себе очень странную сцену. Там был Пол, одетый в свой лучший серый костюм (тот, что для интервью и крестин), с белой гвоздикой в петлице, и Линнетт, в ниспадающем белом свадебном платье с фатой. Она идет к нему по проходу к алтарю, а за ней две подружки невесты в бледно-розовых платьях несут ее шлейф и… Погодите минутку! Открутите-ка пленку назад! Кто эти подружки невесты с ангельскими улыбками, букетиками роз и в атласных туфельках… Виктория и Люси?! Глаза у меня широко раскрылись от ужаса и шока. Ну нет! Не пойдут же против меня мои собственные дочери, правда? Они не станут подружками этой адской невесты, похитительницы мужей, злой мачехи…

Мачеха! Я поежилась от этой новой, еще более пугающей мысли.

Как она смеет! Как смеет эта шлюха иметь хоть какое-то отношение к моим дочерям! Мои дочери, мои дети, мои девочки, которых я произвела на свет в муках, со стонами, проклятиями и обращенными к Богу просьбами немедленно убить меня и покончить со всем этим. Она ничего подобного не испытывала, правда? Она не смотрела, как ее тело становится все толще и толще, а потом разрывается на части, как червяк, из-за которого подрались воробьи. Она не испортила себе грудь, а потом и счет в банке, выкармливая их, и на лбу у нее нет морщин от волнений за них. Она не станет их мачехой! Они не будут ее подружками невесты! Она не выйдет замуж за моего чертова мужа. Хочу я этого или нет!

Я пустила свое мысленное видео на обратную перемотку. Виктория и Люси прошли назад по проходу между рядами, волоча Линнетт за шлейф. Ха! Так-то лучше. Пол с удивлением огляделся, разыскивая ее, а потом тоже ушел, оставив в одиночестве викария, который только открывал и закрывал рот, словно золотая рыбка. Я докрутила пленку до конца. Люди задом наперед вышли из церкви. Свадебные машины, украшенные белыми лентами, задом наперед уехали. А это кто? Я нахмурилась, вглядываясь закрытыми глазами в свои мысли. Кто эта жалкая фигура в саронге, уходящая задом наперед от ворот церкви? Неужели это я? Нет, мне определенно нужно похудеть, прежде чем я смогу снова появляться в собственных фантазиях о свадьбах.

– Я этого не вынесу, – сказала я Беверли за обедом. Я чувствовала себя лучше, потому что теперь точно знала, что думаю по этому поводу. – Она не выйдет замуж за Пола. Он женат на мне.

– Возможно, он захочет развода.

– Он бы уже сказал мне об этом. Он никогда не говорил ничего подобного. Нет. Он не хочет жениться на ней. Он хочет быть женатым на мне. Линнетт – просто интрижка на стороне.

– Элли…

– Не надо так на меня смотреть.

– Скорее всего, она его любит, Элли. По-настоящему любит. Ты никогда не пробовала взглянуть на все это с такой точки зрения?

Нет, честно говоря. Не пробовала и не собираюсь. Любовь, ха! Я вообще начинаю сомневаться в существовании этой штуки. Я начинаю думать, что это очередная волшебная сказка. Вообще-то я даже думаю, что скорее можно поверить в «Белоснежку и семь гномов» с маленькими смешными человечками, злой ведьмой и отравленным яблоком, чем в мысль о том, что можно влюбиться (и продолжать любить). По-моему, все это заговор с целью заставить нас размножаться.

– Нет, – твердо сказала я. – Она его не любит. Она просто хотела украсть его у меня и моих детей. Так вот, это ей не удастся. Она никогда не будет его женой и никогда не будет их мачехой! Нет, пусть лучше умрет!

Тут я немного вышла из себя.

– Элли! – снова встряла Беверли. – Не следует говорить такие вещи. Ты ведь не думаешь так на самом деле.

– Да неужели? – мрачно откликнулась я. – Вот увидишь, что я на самом деле думаю.

У меня в голове снова начался фильм, только на этот раз в кадре были похороны. Пол был в другом костюме – черном – и без гвоздики. Я быстро нажала «паузу». Да, это, кажется, немножко чересчур. Я помедлила, поднеся палец к виртуальной кнопке «пуск», потом торопливо нажала на «стоп». Я всегда могу посмотреть это в другой раз, если очень захочется. Пожалуй. Пока можно подождать.