Лаская, он услышал ее судорожный вдох.

— Это я называю охотой за сокровищами, — прошептал он, зачарованно глядя ей в глаза. Его пальцы скользнули между складок и осторожно продвигались вверх.

Шарлотка закрыла глаза, захлебываясь собственным желанием.

— Вот что тебе нужно. — Его палец двигался все быстрее. — Просто позволь мне показать тебе. Раздвинь немного ноги, чтобы я мог порадоваться твоему финалу.

Его плечи напряглись. Он мог взять ее, даже когда они оба одеты. Но не хотел, чтобы она испытывала хоть какой-нибудь стыд и дискомфорт во время первого любовного соития. Сейчас не время и не место. Когда придет момент, он снимет с нее покровы, целуя и пробуя на вкус каждый дюйм ее тела. Он будет взвинчивать ее возбуждение, пока она не станет умолять его. Пока душевная боль, которую он отвергал, не станет нарастать и невыносимо искушать его.

— Гидеон, — стонала Шарлотта, закрыв лицо руками, — у меня сердце разорвется.

— У меня тоже, — шепнул он, ускоряя движения. — Отдайся чувству. — Положив голову на ее поднятое колено, он смотрел на ее лоно.

Ее бурная реакция взволновала его. Ее страсть с каждым разом становилась необузданнее. Шарлотта покачивала бедрами, как сирена. Она двигалась, как вел ее инстинкт, ее ответ был столь соблазнительным, что у Гидеона дыхание перехватило, и он сам был всего лишь в одном миге от того, чтобы погрузиться в ее прелестное тело.

Расстегнув корсаж, Гидеон наклонился к ее груди и посасывал набухшие соски.

— Гидеон, я не могу…

Он сел и хрипло вздохнул, когда ее тело стали сотрясать спазмы. Ее соски потемнели, глаза округлились и затуманились. Дрожа, она прильнула к нему.

— Гидеон! Это было… ох…

Он откинулся на кушетке, неохотно убрав руку с ее теплой плоти.

— Да уж.

Она с любопытством взглянула на него:

— Но я не доставила удовольствия тебе.

— Доставила. — Гидеон поднялся. — Ты даже не представляешь себе какое. Надеюсь, что ты быстро это поймешь.

Шарлотта смотрела на его руки, пока он поправлял ее платье.

— Это искусство, которому мне следует научиться?

— Научиться? У тебя врожденный талант к постельным утехам.

— В свете есть жены, которые отдают целые состояния за уроки миссис Уотсон, — поколебавшись, сказала Шарлотта.

Она выглядела взъерошенной и хрупкой.

— Ты достаточно искушаешь и без профессиональных наставлений, — улыбнулся он. — Мне нравится, что у меня есть преимущество. А теперь давай спустимся вниз, пока нас не начали искать.

— Прости, Гидеон, — со смехом прошептала она, когда он поднял ее на ноги.

— За что?

— За то, что тащу тебя к алтарю.

— Ты видишь на мне цепь с чугунным ядром? Перед тобой человек, который не имеет ни характера, ни средств выразить свои возражения? Я вступаю в этот союз не против воли, дорогая.

Шарлотта смотрела на него, обдумывая его слова, затем подняла руку и погладила ямочку на его подбородке.

— Я вижу человека, который скрывает свое сердце.

— И в тебе есть гораздо больше, чем видит глаз. — Гидеон улыбнулся. — Напомни мне, чтобы я больше никогда не доверял первому впечатлению.

Милли ссутулилась в углу перед треснувшим зеркалом, застегивая платье на спине.

— Я снова опаздываю, — пробормотала она. — Нет ничего хуже, чем джентльмен, которому отказали другие девушки. Я не возражала, когда за мной кто-нибудь присматривал, — сказала она своему отражению в зеркале. — А теперь я могу лишиться жизни за полсоверена. Ты меня слышишь, Ник? Эй, очнись!

Лежа на голом полу, он поднял глаза от раскрытого на случайной странице дневника.

— «Расчеши пальцами мои шелковистые локоны».

— Что? — лениво спросила Милли, подтягивая хлопковый чулок, сползший ниже колена. — Только не говори, что опять вшей наловил.

— Черт, — проворчал Ник. — Оказывается, это романтично.

— Ну уж нет, выбирать гнид я не считаю чудесной затеей. Ты окончательно помешался на своей болтливой леди, которая упала бы в обморок, коснись ты ее. Ты говорил, что эта книжка сделает нас богатыми. Пока она только сделала тебя дураком.

Ник никогда не читал таких слов. Как она так складно их подбирает? Как эта леди лишила вожделение отвратительности? Ник считал, что светские господа считают это чем-то низким.

Он никогда не предполагал, что женщина может так думать. Может, она ненормальная? Это ему понятно. Никогда в жизни он не встречал здравомыслящей женщины, включая и его мать.

И никогда в жизни не читал он таких красивых слов. Хотя лихо трещал на жаргоне в своей норе с приятелями или на углу улицы перед увлеченной аудиторией, когда бутылка идет по кругу.

Не было другого способа выжить на улицах, где он родился нежеланным и умрет неоплаканным.

Ник повернулся на спину и смотрел в окно.

— Сапфиры. Это цвет ее глаз.

— Тех самых, которые едва не выскочили из орбит, когда она увидела тебя в окно? Ты окончательно рехнулся, Ник. С тех пор как ты украл эту чертову книжку, ты мало занимался работой. Никогда не думала, что доживу до того дня, когда ты рассиропишься.

— Разве не я украл чулки, которые сейчас на тебе? — фыркнул он.

— Подумаешь, чулки! Мой четырехлетний племянник стянул на рынке дорогую шаль.

— Ну и заткни ею себе рот, — огрызнулся Ник, когда Милли поплелась к ступенькам, ведущим на улицу. — Оставь меня в покое.

Он стиснул зубы и закрыл глаза, ожидая, когда она с грохотом захлопнет дверь. Милли так и сделала. Штукатурка посыпалась ему на лицо и открытый дневник. Он выпрямился и сдул мусор со страниц. Только он спрятал дневник под половицу, как на ступенях подвала послышался стук каблуков.

— Что ты теперь забыла?

— Я забыла, как пахнет это место, — едко ответил голос от бесцеремонно распахнутой двери. — Ты что, даже горшок не вылил?

У него глаза округлились, когда на верхней ступеньке появилась стройная фигура.

— Ну и ну! Разрази меня гром, если это не герцогиня на чашечку чая пожаловала. Что привело тебя в трущобы, дорогуша? Скучаешь по старым приятелям?

Его старая подруга Харриет поднесла к носу кружевной платочек.

— Ты закапываешь свои жертвы под кроватью?

— Смотри, куда наступаешь, — приподнялся на локте Ник.

— Какая отвратительная дыра, — сквозь платок сказала Харриет.

— Я скоро перееду, — сказал Ник. — У меня есть кое-какой товар на продажу, и тогда я красиво заживу.

Харриет придвинула к кровати колченогий стул.

— Я ищу пропавший дневник, — без преамбулы объявила она.

Он присвистнул.

— Никогда не знал, что ты его ведешь. Должно быть, в нем шокирующие истории. О тебе и обо мне.

— Это важно, Ник. Дневник рано или поздно выплывет. Если я найду дневник раньше, чем кто-то узнает его содержание, будет награда и никаких вопросов.

Ник всматривался в ее лицо.

— Что это принесет?

— Пять тысяч фунтов из моего кошелька.

— Это все?

— Что ты хочешь этим сказать? Можно подумать, тебе такие деньги каждый день предлагают.

— Ты и я, — тихо произнес он, — какой отличной парой мы были.

— Ты знаешь, где он?

— За пять тысяч фунтов я даже не вспомню, о чем речь. Мы с тобой имели намного больше этой несерьезной суммы, проникая в дома. Я скучаю по тем временам. И никогда не забуду ночь…

— Я здесь не для воспоминаний. — Харриет отодвинула ногу, когда Ник хотел схватить ее за лодыжку.

— Кто больше всего хочет заполучить его?

— Особа, которая его написала, — ответила она. — Дневник важен только для… для владельца.

— Тогда зачем кому-то еще хранить его?

Харриет прищурилась:

— Больше я тебе ни слова не скажу, зная, как ловко у тебя голова устроена для дела и сердце для зла.

Он хохотнул:

— Я имею дело с драгоценностями. Серебром. Золотом. А не с книжками.

— Награда может возрасти, Ник.

— Значит, поднимется и цена, — ухмыльнулся он.