Ваш И. Б.

P. S. Как живется Вам в новой квартире?

Киев, 11/XII-28

11 декабря 1928 г.,

Киев

Тамара, в дурацком этом Совторгфлоте мне сказали, что Мишкин костюмчик переотправлен из таможни в Москву. Неужели ты его еще не получила? Вот уж и злосчастный мой чемодан прибыл, и я послал Лившицам заказанный Людмилой Николаевной костюм для их девочки. А нашего все нет... Нечего сказать, толково я распорядился. Если нужно заплатить пошлину, напиши мне.

У меня решительно ничего нового. Нелюдимое состояние укрепляется. Отвычка от добросовестной, независимой, систематической работы была так велика, что теперь, когда я пытаюсь внести в мою жизнь сколько могу покоя и чистоты, я с горечью и раскаянием думаю о том, сколько было халтуры, сколько гнусностей, обид и ошибок. А может, это была судьба? Правда, от судьбы не уйдешь, не внешней, мотающей нас судьбы, а внутренней скорби и безумия.

Может, в конце месяца двинусь куда-нибудь. Впрочем, до этого я напишу еще.

Нынче жаловался Тане на киевскую зиму; как у вас, в столицах?

Хорошая ли у тебя работа, много ли ее?

И.

Киев, 12 декабря 1928

12 декабря 1928 г.,

Киев

Милая Таня. Спасибо за письмо. Оно очень меня обрадовало. Рад я и тому, что игрушки тебе понравились. За границей, в магазинах, я видел множество прекрасных игрушек, но ты знаешь, верно, что их не разрешают привозить к нам. Ужасно жалко. Напиши мне, пожалуйста, есть ли у тебя лыжи или коньки. Ты уже большая девочка, и, я думаю, тебе пора научиться бегать на лыжах или на коньках. Это очень весело и полезно. Я живу неподалеку от Киева, в маленьком домике, у одной очень доброй старухи. Одна беда — зима сюда никак не приходит, все слякоть и дожди. Я скучаю по северной московской зиме. У вас, верно, и снегу уже навалило, и на санках ездят.

Кланяйся Мише. Если будет какое дело — напиши. Я с великой охотой исполню твои поручения.

Любящий тебя И. Бабель.

Киев, 15/XII-28

15 декабря 1928 г.,

Киев

Не могу сказать тебе, mon vieux[31], как ты удружил мне присылкой программ. Я их заучиваю наизусть. И вторую ночь сплю, как спит... Таня. А журнальчик просто интересен. Падам до нуг — присылай мне его каждую неделю. Честное слово, он нужен мне для литературных работ. Ну что тебе стоит покупать его каждую неделю (деньгами сочтемся) и надписывать мой адрес...

И к этому радостному подарку был присовокуплен неисповедимый Длигач, ну его ко всем чертям. Умильный этот юноша полагает, что в литературу можно пробраться по протекции. Глядя на жалкое его лицо, у меня не хватило сил разубедить его в бессмысленности и ложности этого мнения, и я обещал и, увы, я обещал написать в «Пролетарий». Прилагаю то, что я сумел выдавить из себя. Если считаешь нужным, передай записку Ацаркину. Если не считаешь нужным, позвони ему от моего имени. Пущай, во всяком случае, считается, что я обещание свое выполнил, и пущай Длигач расточится с моего горизонта.

Когда получишь сведения от лит-худа, сообщи их мне, пожалуйста. Насиловать их, конечно, не надо, но напоминать о себе необходимо, я по горькому опыту знаю, что необходимо.

На моем фронте, как говорится, без перемен. Докучает некоторое (временами очень сильное) умственное утомление, но я повел с ним борьбу и сдаваться не намерен. Работа от этого тягостного препятствия идет медленно, трудней, чем надо, но мне к трудностям не привыкать.

Думаю, что век мой в Киеве не долгий. Может быть, скоро я сообщу тебе мой новый адрес. Где ты работаешь теперь и сколько выгоняешь?

Исполнил ли — передал ли ты письмо Бобровской — нет ли в телефонной книжке фамилии Гинзбург, ее адреса?

С тем до свидания. Будь весел и благополучен. Где обретаются Саша и Вера Верцнер? Как Сашино дитё? Поцелуй за меня Люсю и Танюшу.

Твой И.

Киев, 19/I-29

19 января 1929 г.,

Киев

Что ты смолк, mon vieux? Напиши открытку, стоит пятак, и при желании много можно поместить. Я доживаю в Киеве последние недели. Главный маршрут — Ростов, но не исключена возможность, что заеду на несколько дней в Одессу. Там наклевывается дело. Если для Одессы есть поручения — исполню. Когда поеду — напишу. Был ли ты в худ. секторе? Будь другом, пройди все инстанции справок, чтобы мне окончательно быть fixe[32], предвидятся от переиздания какие-нибудь деньги или нет. Я по-прежнему работаю вразвалочку, как будто у меня в каждом кармане по Ясной Поляне, — но призрак голода вырисовывается все ощутительнее. И еще слезная просьба — я уже выучил наизусть все программы и жажду новых, а главное журналов, а то снова начнет томить бессонница. Так как ты, сукин кот, прикидываешься поклонником таланта, то шли «конские» журналы. От этого литературе большой выигрыш. Ну, будь здоров и весел со чадами твоими и домочадцами. И не забывай любящего тебя

И. Б.

Киев, 25/I-29

25 января 1929 г.,

Киев

Дорогой мой. Посылаю письмо Сандомирскому (так, кажется, зовут заведующего литературно-художественным отделом?). От них я ничего не получал. Прошу тебя, заклей это письмо и передай его в день его получения. Я предпочитаю действовать через тебя (и, значит, затруднять тебя), потому что при личном нажиме дело пойдет быстрее (если оно вообще пойдет), кроме того, ты сможешь написать мне свои впечатления — выйдет что-нибудь или нет. Вот тебе и поручение, о котором ты просишь. Ответа жду скорого, а то мне хочется уже отсюда уезжать. Был проект — недели на две завернуть в Одессу, но этот проект, кажется, придется оставить и я прямо проследую в Ростов, где постараюсь бросить якорь на возможно долгий срок. Твои же улещивания насчет Москвы — не пройдут. Видят черти, что человек хорошо живет, в кои-то веки заработал, маленько отрешился от суеты, расправил крылья — так обязательно его в обезьяньи лапы... Не пройдет, mon vieux. Я теперь положил в сердце моем жить с расчетом, а расчет у меня дальний, требующий дьявольского терпения, спокойствия и, как бы это сказать, крупицы мудрости... Единственно, что может меня сбить с панталыку, — это иждивенцы, которых нужно кормить, но вот тут-то и помоги, высеки деньги из Госиздата.

Из событий, достойных быть отмеченными, могу тебе сообщить, что у меня появился изумительный, только что полученный из Берлина и купленный мною по случаю маленький фотоаппарат. Он составляет сейчас основную прелесть моей жизни, увлечение фотографией сейчас буйное. Буду присылать тебе снимки.

Очень огорчительные сведения о твоей службе. Я не совсем понял — за какую же ты цифру борешься. Неужели за 275 рублей? Вот времена настали... Как это ты с такими жалкими деньгами оборачиваешься?..

Мне одному, конечно, любых денег может хватить (за комнату, к вашему сведению, плачу 8 рублей и до ветру бегаю за полверсты, бо никакой индустриализации в нашей округе и в помине нету — водопровода нету, канализации нету, электричества нету — и чего только у нас нет, как острят индустриализаторы)...

Вчера узнал о болезни Александра Константиновича. Очень грустно. Ветер вернулся на пути своя...

Да, программы... «Облегчи мне тяжкую жисть», вышли чудодейственный этот пук (главное — журналы), и я тебя отблагодарю еще на этом свете. Против бессонницы нету лучшего средства, и для безмятежного счета времени — очень хороший инструмент...

О твоем дитяти мне много рассказывал умильный Длигач (кстати, он выудил-таки у меня письмо к Лежневу, это горчичник, а не человек), а какое произведение вышло у Саши? Где он теперь с супругою, заробляет ли? У нас в Киеве такая зима, что впору стихи писать. Перед моим окном на полянах льются бриллиантовые реки, снега сияют... Только мы, деревенские жители, можем изрядно поговорить с богом, как «звезда с звездою говорит»...