Лорен сняла фартук и пошла к кухне.

Внезапно дверь распахнулась, и навстречу ей вышла Ливви. За ней появилась Мира. Хотя между сестрами не было большого внешнего сходства, любой с первого взгляда распознал бы в них сестер. У всех трех сестер было нечто похожее в манерах, в интонациях. Да и голоса их были очень похожи — на слух невозможно было определить, кто из них говорит. Даже смех у сестер был похожим — с хрипотцой.

Ресторан наполнили звуки музыки. В следующее мгновение зазвучал низкий бархатистый голос Фрэнка Синатры. Мира и Ливви замерли как вкопанные и повернули головы.

Тут заиграла новая мелодия, причем очень громко. Это было так неожиданно, что Лорен не сразу узнала голос.

Брюс Спрингстин. «Славные времена».

Ливви издала радостный возглас, вскинула руки и стала танцевать вместе с Мирой, которая двигалась довольно неуклюже, дергано, как будто в нее то и дело тыкали электрошокером.

— Я не танцевала с тех пор… ха, да я уже и не помню, когда в последний раз танцевала, — сказала Мира, перекрикивая музыку.

Ливви засмеялась:

— Это заметно, сестричка. Что ж, стоит подучиться.

Мира в такт музыке пихнула сестру бедром.

Лорен с любопытством наблюдала за ними. Эти две женщины, за весь вечер не проронившие и десятка слов, в одно мгновение превратились в совершенно других людей. Молодых. Свободных. Озорных.

Дверь кухни снова распахнулась, и оттуда танцующим шагом вышла Энджи, а за ней — ее мать.

— Конга![14] — крикнул кто-то.

Ливви и Мира поспешили встать за матерью. Четыре женщины танцевальным шагом вереницей перемещались по залу, периодически останавливаясь, чтобы исполнить какое-нибудь па.

Это было забавное зрелище, как в старых телевизионных шоу. И необыкновенно зажигательное.

Лорен ужасно захотелось присоединиться к ним, но она понимала: ей в этой веренице нет места, она здесь всего лишь наемный работник. А они — семья.

Она стала потихоньку пятиться к двери.

— Э, нет! — крикнула Энджи. — Куда собралась?

Лорен остановилась.

Цепочка танцующих распалась, теперь Мира и Ливви танцевали вдвоем, Мария стояла в углу и с улыбкой смотрела на дочерей. А Энджи направилась к Лорен:

— Куда ты? У нас же вроде как вечеринка.

— Я тут…

Энджи схватила ее за руку. И слово «чужая», которое чуть не слетело с языка Лорен, так и не было произнесено.

В динамиках зазвучала новая мелодия: «Крокодиловый рок».

— Элтон! — радостно завопила Ливви, с видимым удовольствием двигаясь под музыку. — Помнишь, мы видели его в «Такома-Доум»[15]?

— Танцуй с нами, — сказала Энджи, и Лорен вдруг обнаружила, что со всех сторон окружена танцующими женщинами. На следующей песне — «Девушка с окраины» Билли Джоэла — она уже без стеснения танцевала вместе со всеми.

Следующие полчаса она наслаждалась радостной атмосферой всеобщей любви и счастья. Все смеялись, танцевали, обменивались, перебивая друг друга, впечатлениями о прошедшем вечере, а Лорен просто купалась в этом радостном живом общении. Около двенадцати праздник закончился, и пора было расходиться по домам.

Настроение у Лорен сразу испортилось, но выбора у нее не было. Она уже направилась к автобусной остановке, но дорогу ей преградила Энджи и буквально силой затолкала в свою машину. В машине они продолжали весело болтать и не заметили, как оказались у дома Лорен.

Энджи высадила ее и уехала, и девушка устало поднялась по лестнице, волоча за собой тяжелый рюкзак.

Дверь квартиры оказалась открытой.

Под потолком плавали густые клубы сигаретного дыма. Все пепельницы на журнальном столике были забиты окурками, «бычки» валялись и на полу. По шаткому обеденному столу туда-сюда медленно каталась бутылка из-под джина. Вот она докатилась до края и с громким стуком упала на пол.

Лорен увидела хорошо знакомые улики: два вида окурков, бутылки из-под пива на кухонной стойке. Не надо было вызывать экспертов, чтобы нарисовать картину происшедшего.

Все было до боли ясно. Мать подобрала в пивной какого-то неудачника (они все были неудачниками) и притащила его домой. Сейчас они в ее спальне, о чем свидетельствовал ритмичный звук, который издавала старая кровать с металлической рамой.

Лорен поспешила уйти в свою комнату и закрыла дверь. Двигаясь осторожно, чтобы никто не узнал о ее возвращении домой, она достала ежедневник и на сегодняшней дате записала: «Вечеринка в «Десариа». Ей хотелось запомнить этот день. Ей хотелось иметь возможность в любой момент, взглянув на эти три слова, вспомнить все те радостные эмоции, что владели ею.

Она прошла в ванную и быстро умылась. У нее не было желания столкнуться с гостем в коридоре. Вернувшись к себе, она плотно закрыла дверь, забралась в кровать и натянула одеяло до самого подбородка. Уставившись в потолок, она стала вспоминать сегодняшний вечер. Вместе с всплывавшими в памяти картинами в душе поднялось странное чувство, нечто вроде радости, смешанной с сожалением. Она не могла разобраться в нем.

Это же просто ресторан, мысленно уговаривала она себя. Место работы.

А Энджи — ее босс, а не мать.

Все это так, но она слишком долго была одинока, а сейчас ощущает себя так — что абсолютно иррационально, — будто нашла свое место в жизни. Пусть это самообман, а это наверняка самообман, но он все равно лучше той реальности, в которой она живет.

Лорен пыталась перестать думать об этом, не прокручивать в голове снова и снова разговоры с Энджи, но у нее ничего не получалось. В конце вечеринки, когда все, собравшись перед камином, оживленно болтали и смеялись, она расслабилась настолько, что решилась рассказать одну шутку. Мира и Энджи расхохотались, а Мария недоуменно произнесла: «Бессмыслица какая-то. Зачем мужчина так сказал?» Эти слова вызвали новый взрыв хохота, и Лорен смеялась громче всех.

Почему-то сейчас от этих воспоминаний у нее на глаза наворачивались слезы.

Октябрь пролетел незаметно, а в ноябре жизнь, казалось, замедлила свой темп. Один день плавно перетекал в другой. Дожди шли не переставая, иногда с воем налетали ураганы и превращали океан в обезумевшего зверя. И над всем этим висело низкое серое, словно обессиленное небо.

В последние две недели Лорен старалась как можно реже бывать дома. Там постоянно маячил «тот мужик», пил пиво, курил сигареты и распространял вокруг себя отравляющую атмосферу полнейшей безнадежности. Впрочем, мать, как обычно, была влюблена в него по уши. Он принадлежал к «ее типу мужчин».

Теперь Лорен работала в ресторане почти каждый будний вечер и полный день по выходным. Хотя Энджи наняла еще одну официантку, Лорен честно отрабатывала свои смены. В нерабочие часы она сидела в школьной библиотеке или встречалась с Дэвидом.

Она изо всех сил старалась заработать как можно больше денег и максимум улучшить и так неплохую успеваемость в школе. Однако у этой медали была и оборотная сторона — страшная усталость. Лорен приходилось делать над собой неимоверные усилия, чтобы не заснуть за партой под мерный голос мистера Голдмана, который воспевал умение Джексона Поллока[16] работать с цветом.

На взгляд же Лорен, его картины были скорее рисунками рассерженного ребенка, в руки которого попала коробка с красками.

Факультативы.

Этот факультатив был единственным, на который она записалась. Раньше, когда она с удвоенной энергией взялась за учебу, она не предполагала, что к выпускному классу успеет освоить всю программу. И теперь получалось, что технически она может закончить школу еще в этом полугодии.

Сейчас для нее имела значение только тригонометрия, хотя при окончании школы сдавать этот предмет не требовалось.