Ченс стряхнул с плеча руку Дженны.

— Нет, мне известно все. Я видел, как моего отца раздавило между двумя грузовыми вагонами. Я был дома, когда Соломон пришел с грязным предложением к моей матери. Вы тоже были там холодной декабрьской ночью, Дженна. Вы ждали снаружи, у грязного доходного дома, сидя в роскошном экипаже.

Ченс наблюдал, как Дженна мысленно перебирает события прошлого, стараясь отыскать в памяти этот случай.

— Разве вас не шокирует то, что ваш милый дедушка желал обладать женой другого человека? Матерью троих сыновей? Вы знали, что он решил добиться ее любви во что бы то ни стало, ценой жизни других людей?

Ченс не обратил внимания на негодующее восклицание Дженны.

— Ваш дед так стремился завладеть моей матерью, что разорил моего отца. Соломон не сомневался, что в этом случае моя мать предпочтет бедному мужу богача. Но он не смог купить ее любовь и верность. Уверен, Соломону неизвестно, что это такое. Конечно, он не стал убивать моего отца собственными руками — он поставил его на колени, вынудил взяться за работу, которая погубила отца. Работа тормозного кондуктора предназначена для более подвижного, молодого человека.

Дженна быстро оправилась от потрясения, но поскольку Ченс не щадил ее, она решила дать ему понять — она в любом случае будет защищать деда.

— Сожалею о том, что случилось с вашим отцом, но вам придется кое-что понять: мой дедушка — точно такой же человек, как любой другой, Ченс. Он человек, и он имеет право любить и быть любимым. Да, вероятно, он даже жаждет любви, так же, как временами, должно быть, жаждете вы! Он не святой, и я не стану извиняться за него. Может, он был не прав, но, должно быть, он слишком сильно любил вашу мать, если решился на такой поступок.

Никогда прежде Ченсу не приходило в голову, что Соломон Ли мог любить его мать — вероятно, так же сильно, как любил его отец. Титан вдруг оказался уязвимым, как простой человек, причем благодаря матери Ченса. Почему он, Ченс, не мог представить себе ее чувства? Или чувства мужчины к ней? Ведь Лили Кайлин до сих пор красива, неудивительно, что она еще привлекает внимание мужчин. Трудно поверить в то, что Соломон Ли способен любить, но, видимо, такое действительно возможно.

Рядом с Ченсом стояла Дженна Ли, без смущения говоря о любви и похоти. Ченс много знал о последнем, но почти ничего — о первом.

Невольно он приподнял рукой ее голову за подбородок и провел большим пальцем по розовым шелковистым губам, вкус которых почувствовал только однажды. В тот раз, на руднике, он просто пытался испугать Дженну, заставить ее уйти и отказаться от нелепого предложения. Теперь же ему хотелось поцеловать ее так, как мужчина целует женщину, к которой его неудержимо влечет. Ченс задумался о том, что, может быть, такое же влечение испытывал Соломон Ли к его матери. Укротить это влечение было невозможно, оно жгло изнутри, требовало завладеть Дженной и забыть обо всем на свете. Если так, тогда у них с этим старым ублюдком есть нечто общее.

— Вы так запросто говорите о желании, Дженна Ли, — хриплым шепотом заметил Ченс. — Неужели вы испытываете ко мне это чувство?

Дженну словно заворожили его глаза, его прикосновение, возбуждая внутри неудержимое желание отдаться ему. Такого желания она еще никогда не испытывала — оно было сродни животному инстинкту. Конечно, это не что иное, как инстинкт, ведь между ними нет любви… или других чувств. Только сильное влечение, которое способно погубить их обоих, если вовремя не укротить его.

— Я не испытываю к вам никаких чувств, — возразила Дженна. — Мы деловые партнеры, только и всего.

Ченс видел, как с левой стороны ее груди быстро приподнимается и падает тонкая ткань блузки, видел, как неотрывно Дженна смотрит на его губы — точно так же, как он сам, — и понимал, что она лжет. Мысленно он сравнил ее с бочкой меда, а себя — с медведем, который провел в спячке слишком много времени. Ему хотелось уничтожить этот мед в один присест.

Опустить руку стоило Ченсу неимоверных усилий.

— Рад был узнать, что вы и ваш дед обычные люди. Это позволит мне лучше понять своих партнеров. Прежде чем уйти, я бы посоветовал вам сегодня лечь спать в компании кольта. Тот, кто не желает видеть в Кердалене вашего деда, может захотеть избавиться и от вас.

Ченс с трудом сбросил незримые, мощные путы и вышел в темноту. Не обращая внимания на любопытных рабочих, он направился к своей постели, собрал ее и перенес поближе к палатке Дженны. Ему не слишком улыбалась перспектива спать так близко от нее, но, возможно, этим он причинит неудобство не только себе, но и Патерсону.

Дженна вышла из своей палатки на рассвете, сразу заметив, что Генри хмурится и неодобрительно смотрит в ее сторону. За завтраком они обменялись несколькими словами в таком тоне, в каком прежде никогда не говорили. Генри был действительно зол на нее. Он дал Дженне понять, что ему не по душе ночной визит Кайлина в ее палатку. Генри также попытался отговорить Дженну от поездки с Ченсом к Весталу Уитмену. Но Дженна решила пренебречь его предупреждением. Генри оставалось только смириться с этим.

Над лагерем плыл аппетитный запах яичницы с беконом и горячего хлеба. Рабочие торопливо становились в очередь у кухни, наполняли тарелки, а затем разбредались к деревьям, чтобы сесть поудобнее и позавтракать.

Дженна впервые сумела рассмотреть рабочих. Здесь были люди всех цветов кожи, уроженцы множества стран, но больше всего работа на стройках привлекала китайцев и ирландцев. Эти рабочие кочевали со стройки на стройку, где только находилась работа. Все эти люди по натуре были бродягами, и представлялось почти невозможным удержать их на одной работе более нескольких недель. Поднакопив денег, они отправлялись на строительство другой железной дороги, стремясь к перемене мест. Многие из них назывались вымышленными именами, а то и просто кличками — должно быть, настоящие их имена находились в черном списке разыскиваемых преступников. Кое-кто из них путешествовал, чтобы избежать брачных уз, последствий скороспелых романов. Другие бросали жен и детей и не желали, чтобы их кто-нибудь нашел. Эти люди были воплощением и порождением тяги к странствиям, войн, забастовок, промышленных спадов и неудач. Но среди них находились и те, кто объяснял свой кочевой образ жизни постоянными неудачами, однако не пытался ничего изменить.

Невдалеке Дженна увидела Ченса, седлающего лошадь. К ее удивлению, ее кобыла, Тиа, уже стояла оседланная. После визита прошлым вечером Дженна заснула с трудом — она ворочалась в постели до полуночи, размышляя о сказанном. Но до утра у нее сохранились воспоминания не о словах, вырвавшихся в гневе и досаде, а о нежном прикосновении к ее губам, которое непостижимым образом зачеркнуло все сказанное до и после того.

Теперь Дженна понимала ненависть Ченса к ее дедушке и даже могла отчасти согласиться с ним. Соломон слишком решительно вмешался в чужую жизнь и не смог вовремя остановиться.

Дженна, улыбаясь, подошла к Ченсу, делая вид, что между ними ничего не произошло, и не желая начинать новый день с ссоры. Уложив свернутую постель позади седла, она покрепче привязала ее.

— Спасибо за то, что вы оседлали мою лошадь, но я уже говорила: позаботиться о себе здесь я могу сама.

Ченс даже не поднял голову, заканчивая затягивать подпругу.

— Вы слишком долго спали. Если вы не привыкнете просыпаться пораньше, мне придется купить вам будильник.

Казалось, прошлым вечером действительно ничего не произошло, ибо Ченс вел себя как ни в чем не бывало, был деловит и деятелен. В то же время Дженне казалось, что вчерашний разговор оставил у него только неприятные воспоминания.

Он уселся в седло и выжидательно взглянул на Дженну. По давней привычке Дженна проверила, хорошо ли затянуты ремни седла — так, как делала всегда, если не сама седлала лошадь.

— Я только что подтянул подпругу, — заметил Ченс. — Или вы мне не доверяете?