Слова Оливера как безжалостная пощечина Лили и Дугу. Их лица искажает болезненная гримаса.
Оливер встает и меряет комнату шагами, упершись руками в бедра.
— В тот день, когда я нашел ее… самое большое мое сожаление — это то, что я позвонил 9-1-1. Вы не знаете, как сильно я хотел взять нож, который был в ее окровавленной обмякшей руке и воткнуть его в ее беспощадное сердце.
Лили всхлипывает, Дуг помогает ей подняться. Он открывает входную дверь и поворачивается.
— Я тебя просто не узнаю, Оливер. Ты не тот любящий мужчина, за которого вышла замуж наша Кэролайн, — Дуг переводит свой взгляд на меня. — Удачи, Вивьен. Она вам понадобится.
***
Оливер
Вивьен сидит на стуле, держа Розенберга на руках. Я не понимаю, почему она все еще здесь. Я признал то, чего никогда не осознавал — я хотел, чтобы Кэролайн умерла. Даже более того. Я не хотел просто стоять и смотреть, как она истекает кровью. Я хотел убить ее.
Она встает. Вот оно, прощание, которое отправит меня прямиком в мой собственный ад, из которого я только начал выбираться. Я прижимаю ладонь к груди, чтобы удержать сердце, которое собирается выпрыгнуть; оно знает, что она — это ритм в котором оно бьется.
Я закрываю глаза, когда она подходит к двери, где стою я. Из всех мысленных изображений Вивьен, которые останутся со мной навсегда, то, как она выходит из моей двери… из моей жизни — не может быть одним из них.
Ее рука на моей щеке, такая нежная, что разрывает меня на части.
— Я пойду выгулять Розенберга. Затем мы пойдем и поужинаем. Ладно, малыш?
Я открываю свои наполненные слезами глаза и делаю дрожащий вздох, такой отчаянный, что мои легкие переживают физическое воспоминание дня, когда я родился.
Она вытирает большим пальцем слезы у меня под глазами, а ее губы растягиваются в жесткой болезненной улыбке.
— Вивьен… — я пытаюсь проглотить эмоции.
— Оли… — она склоняет голову набок — …не отступать. Помнишь?
Я парализован ее голосом. Я знаю, что если пошевелюсь, то проснусь, поэтому стою спокойно — и молюсь, чтобы это мгновение длилось вечно.
— Пойдем, Розенберг, — ее голос затихает, когда она выходит на улицу.
Я останавливаю песнопения в своей голове. Это всегда одно и то же. Ты не заслуживаешь ее. Ты не заслуживаешь ее…
И заменяю это слом, повторяющимся снова и снова. Спасибо! Спасибо!
— Готов, малыш? — она ставит Розенберга на пол и берет сумочку.
Я не могу прекратить глазеть на нее. Это ненормально. Часть меня чувствует, будто я вижу ее впервые. А другая часть — будто я знаю ее всю свою жизнь, эту часть я называю своим сердцем.
— Я готов, — я протягиваю руку, и так же уверенно как утреннее солнце поглощает тьму, она берет ее.
***
— Оли? — ее ангельский голосок будит меня. Я целую ее в макушку, которая лежит у меня на груди. — Думаю, тебе нужно поехать в Портленд.
Я вскакиваю и включаю свет. Мы сидим лицом к лицу.
— Что ты на это скажешь? — она смотрит вниз и обводит пальцем рисунок на простыне. — Я думаю, тебе нужно покончить с этим.
— Мне нужно, чтобы мой бракоразводный процесс закончился.
Она смотрит на меня.
— Это что-то большее.
— Нет, — я выключаю свет и падаю на спину, закрыв глаза рукой.
Она тянется через меня и снова включает свет.
— Да. Оли, ты потерял ребенка, и хочешь ты в это верить или нет, ты потерял свою жену в тот же день.
— Я… — Она прикладывает палец к моим губам.
— Не потому, что ты хотел, чтобы она умерла, а потому, что в тот момент Кэролайн, на которой ты женился, была потеряна навсегда. Я знаю тебя, Оли. Ты бы не женился на ней, если бы не любил. А когда люди теряют того, кого любят, это ранит. Ты не можешь отпустить боль, пока не позволишь себе почувствовать ее сначала. Я знаю, это ужасно и невероятно, но тебе нужно познать это. Тебе нужно прочувствовать это. Я не думаю, что ты можешь сделать это здесь, в тысячи миль, на другом краю страны от Кэролайн и напоминаний… воспоминаний о Мелани.
Я вздыхаю, положив руку ей на ногу.
— Если я поеду, что будет с нами?
Она наклоняется и целует меня, ее губы такие мягкие, ее прикосновения такие до боли знакомые.
— Мы будем безнадежно влюблены и отчаянно скучать друг по другу.
Я усмехаюсь.
— Я действительно скучаю по тебе, — я перекатываюсь на нее и беру ее тело, будто оно предназначено для моих прикосновений, моей любви, моей вечности.
Глава 26
Нас разделяют километры
Вивьен
Три дня назад я сказала Оливеру, что ему нужно поехать в Портленд. Он обсудил это со своей семьей, и они согласились, что это именно то, что ему необходимо сделать. Два дня назад он принял решения ехать. Вчера я сломалась в руках Алекс и призналась, что сожалею о том, что сказала ему уезжать. Сегодня он уезжает.
— Хочу, чтобы ты переехала ко мне.
Я смеюсь, вытирая полотенцем волосы.
— Ты сегодня уезжаешь. Не думаю, что теперь это имеет значение.
Оли застегивает молнию на своем чемодане и протягивает руку. Он ведет меня по коридору, останавливаясь перед дверью.
— Ченс приедет на неделе и поставит новую дверь.
— О чем ты говори… — я хмурю брови, когда Оливер открывает дверь.
Желтые.
Стены — желтые с темно-серым, занавески —в белую полоску. У одной стены стоит письменный стол, книжные полки — у противоположной, а моя кровать посредине с новым цветочным покрывалом и… подушки, много декоративных подушек.
— Оли… — я вхожу в комнату и медленно кручусь вокруг себя, — … когда ты… не могу поверить…
Он притягивает меня в свои объятия и улыбается.
— Не знаю, как долго пробуду в Портленде, но знаю, что быть так далеко от тебя — это будто мое сердце живет за пределами моего тела. Единственное, что поможет мне пережить это — знать, что ты тут, в нашем доме, ждешь моего возвращения.
Он проводит губами по моим струящимся слезам.
— Ты будешь здесь?
Не уезжай!
— Да, я буду здесь, — я обнимаю его, цепляясь за этого мужчину, которого люблю всем своим существом, и немного умирая внутри.
— От этой комнаты я ожидаю великих свершений, — он осыпает мой нос и щеки поцелуями, будто пытается поцеловать каждую мою веснушку. — Много часов учебы, только отличные оценки, несколько неприличных видео, которые ты мне пришлешь…
— Мистер Конрад, никогда!
Он сжимает мою задницу.
— Я думаю, да, и я надеюсь… действительно надеюсь, что ты это сделаешь.
— Нам нужно идти.
Оливер смотрит на свои часы.
— Боюсь, ты права.
***
Оливер везет нас в «Логан Интернэшнл»[61]. У меня медленно накапливаются эмоции, которые угрожают испортить наше прощание.
Соберись. Соберись.
Он вытаскивает чемоданы из багажника и протягивает мне свои ключи с ухмылкой.
— Я знаю, не разбить ее, — я протягиваю руку.
— Я собирался сказать, не убей себя или кого-то другого.
— Ха-ха-ха.
Он кладет ключи мне в руку и держит ее. Наши глаза встречаются.
— Я собираюсь уладить всё и вернуться к тебе как можно скорее.
Я киваю, так как не могу говорить. Он берет мое лицо в свои руки и целует меня. Наши языки трутся друг о друга, а губы двигаются синхронно. Последнее объятие следует за длинным прощальным поцелуем.
Соберись. Соберись.
— Потом поговорим.
Я киваю, задерживая дыхание, переполненное эмоциями.
Мы обмениваемся последней грустной улыбкой перед тем, как он разворачивается и направляется к дверям. Я сажусь на водительское сиденье и завожу машину. Мой желудок скручивает от тошноты, а сердце кажется тяжелым и тугим, будто его душат. Я кладу руки на руль, опускаю на них голову и плачу. Дверь открывается, и я делаю испуганный вдох, поднимая голову.