— Вообще-то, — прерывает Вивьен с фальшивой улыбкой, сжимая мои причиндалы под столом так сильно, что я сомневаюсь в их целостности, — у Оли проблема, ну, я говорю это, потому что вы его семья и тут его не осудят — это безопасная зона. Он не может испытывать эрекцию, — шепчет она, — когда в доме есть посторонние люди. Таким образом, наша романтическая вылазка не была такой уж романтичной. Поэтому мы приехали домой раньше. Думаю, он нервничает или что-то в этом роде. Что вы думаете, доктор Конрад.

Она же НЕ сказала только что моей семье, что у меня эректильная дисфункция, не так ли? Мой отец смотрит на меня, и я сжимаю зубы, убирая смертельную хватку с моей промежности.

Мой отец усмехается, и я не уверен, что Ченс даже дышит, так сильно он смеется.

— Может, тебе стоит сходить к терапевту, сынок. Эректильная дисфункция может быть симптомом более серьезной проблемы.

— А Вивьен не носит белье, — слова вылетают, и я не могу их вернуть.

Ее глаза округляются, и она начинает задыхаться. Затем они угрожающе сужаются.

— Оли рассек голову оттого, что оступился, гоняясь за мной по всему дому голым, потому что хотел отшлепать меня.

Я бросаю полотенце и целую ее, держа руками лицо. Поцелуй страстный и требовательный, я не останавливаюсь, пока не чувствую, что ее тело всецело поддалось. Хохот вокруг нас подчеркивается аплодисментами.

Отпуская ее губы, я смотрю в ее гипнотические зеленые глаза, все еще удерживая ее лицо, будто мы находимся в нашем собственном маленьком пузыре.

— Вивьен согласилась переехать ко мне, — говорю я мягким голосом.

Она улыбается и кивает.

Мы разворачиваемся вдвоем, и не знаю, наполненные слезами глаза, смотрящие на нас, от смеха или чего-то другого; но в этот момент, впервые за три года, я не вижу ее: жалость.

— Чувак! Не могу поверить, что ты украл мою девушку, — Ченс отвлекает от нас внимание. Еще больше смеха заполняет ароматный воздух летнего вечера.

— Ты все еще мой запасной вариант, — Вивьен посылает ему воздушный поцелуй.

— Ну, я рад за вас обоих, — говорит мой отец, поднимая бокал. — За Оливера и Вивьен, чтобы вы никогда не прекращали находить юмор в жизни.

Моя мама поднимает бокал одной рукой, а другой вытирает несколько слезинок. Я знаю, что это слезы счастья смешанные с несколькими слезинками грусти. Как бы она не хотела, чтобы я двигался дальше, мое прошлое еще не разрешено и может разрушить все, что у нас есть с Вивьен. Еще один самодиагноз. Это, должно быть, наследственное.

— Мы увидим вас двоих в следующие выходные или у вас другие планы относительно твоего дня рождения? — спрашивает мама.

Вивьен смотрит на меня, подняв брови.

— Когда твой день рождения?

— В пятницу, — я пожимаю плечами. — Но это не такое уж большое дело.

— Хм, — она морщит губы в одну сторону. Боже, хотел бы я прочитать ее мысли. — Ну, тогда ты мой в пятницу, но мы будем на ужине в следующую субботу.

Моя мама светится. Очевидно, что она довольна, когда Вивьен взволнованно улыбается ей.

— Отлично. Я приготовлю все, что ты любишь.

И по традиции субботнего вечера мы все садимся на стулья вокруг огня и открываем еще пиво и наполняем бокалы вином. Я могу просидеть здесь всю ночь, наблюдая, как Вивьен болтает и смеется с моей семьей, будто знает их всю жизнь. Появляется неоспоримое чувство, что она принадлежит этому месту вместе со мной, со всеми нами. Что не имеет смысла, так это душераздирающий крюк судьбы, который я сделал, чтобы добраться до нее.

— Мне нужно взять кое-что в сумочке, — она наклоняется и целует меня в уголок рта, затем идет в дом.

— Она удивительная, — моя мама кивает головой.

— Она такая, — я делаю глоток пива.

— Тебе нужно рассказать ей…

— Я знаю, — я пытаюсь контролировать резкость в своем голосе. Она всего лишь заботится обо мне, но я в слишком хорошем расположении, чтобы думать о дерьме, которое не имеет значения сегодня. Мой телефон вибрирует, и я вытягиваю его из кармана.

Вивьен: У меня ненасытное желание съесть «Бостон Крем»!

Я: Мы уходим.

Она выходит через заднюю дверь, засовывая телефон обратно в сумочку.

— Спасибо за еще один великолепный ужин, мама, — я встаю.

— Да, это было прекрасно, — Вивьен наклоняется и обнимает каждого из моих родителей.

Ченс встает и похлопывает меня по спине.

— Вы направляетесь домой, чтобы произнести свои молитвы на ночь? — шепчет он мне на ухо.

Не могу сдержать улыбку, когда отвешиваю ему подзатыльник.

— Заткнись!

— Спокойной ночи, Ченс, — Вивьен обнимает его, и он приподнимает ее над землей.

Я прочищаю горло, когда вижу, как ее платье скользит вверх по ее ногам к ее, как я знаю, а теперь и все остальные знают, голой попе.

— Расслабь яйца, брат. Я просто обнимаю ее.

Я хватаю ее и притягиваю к себе.

— Объятия закончились, брат.

Ченс умышленно подначивает меня, что я с легкостью игнорирую, кроме тех случаев, когда это касается Вивьен. Еще одно психоаналитическое открытие. Вивьен собиралась отдать свою девственность моему младшему, менее сложному и на удивление не такому испорченному брату, из-за чего я чувствую постоянную мысленную угрозу.

Когда мы идем по подъездной дорожке, она скользит рукой в задний карман моих штанов.

— Ты был сегодня несносным и, если бы я так не жаждала «Бостон Крем», я бы заставила тебя спать на диване.

Вот где все и начинается? Когда я открываю дверь для нее, она смотрит на меня своими невинными глазками, хлопая ресницами, загоняя меня в ловушку. Осматривая безжизненные окрестности, освещенные отдаленными уличными фонарями, и слыша только жужжание и визг ночных существ, я вытаскиваю ее, закрываю дверь, вместо этого открываю дверь на заднее сиденье.

— Залазь.

— Что?

— Залазь.

Она осматривается, будто делая свою собственную оценку ситуации, затем проскальзывает на заднее сиденье и отодвигается на противоположную сторону, я сажусь на заднее сиденье с ней.

— Теперь, — начинаю я, расстегивая рубашку, а затем и брюки, — я покажу тебе, как выкидывать меня из моей собственной кровати еще до того, как ты фактически переехала ко мне.

Она сглатывает и ее грудь заметно поднимается при каждом тяжелом вдохе, когда она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Теперь ты не выходишь из дома, пока я не проверю надела ли ты белье.

Она пытается сбежать через другую дверь, но моя рука двигается вверх по ее ноге и она не может двинуться дальше.

— Ты понимаешь? — я проскальзываю средним пальцем в ее очень влажную киску.

Она делает быстрый вдох.

— Ты понимаешь? — говорю я более твердым голосом, когда проскальзываю в нее еще одним пальцем.

Ее глаза закатываются, и она кивает, испуская мягкий стон.

— Хорошо. Что касается твоей реплики о «несносном», я думаю, ты говорила о себе. Ты сводишь меня с ума — ты делаешь меня сумасшедшим, веселым сумасшедшим, сексуально возбужденным сумасшедшим… просто безумно сумасшедшим. Я думаю, ты хочешь, чтобы я отшлепал тебя.

Ее глаза быстро открываются.

— Я думаю, тебе нравится видеть, как далеко ты можешь меня подтолкнуть. Каждое слово, слетающее с твоих сексуальных губ, молит, чтобы я отреагировал. Поэтому, если я сплю на диване сегодня, будь уверена, что ты будешь подо мной, а мой член будет похоронен глубоко в тебе.

Другой рукой, я поднимаю ее платье до талии, она сгибает левую ногу, позволяя обуви упасть, затем ставит ступню на сиденье. Я ужасно твердый и умираю от желания оказаться внутри. Освобождая себя от трусов, я вытягиваю пальцы и направляю свой член в нее сильным толчком.

— Оли! — я заставляю ее замолчать своим ртом, она проскальзывает руками под мою рубашку и царапает кожу на спине.

Я закончил разговор. Я всегда молчу, когда нахожусь внутри нее. Я не могу говорить, я не могу думать, и с первого дня, как я положил на нее глаз, думаю, я ждал, когда смогу, наконец, дышать. Она — это тот самый момент, когда я падаю с неба и всплываю с глубины океана, она — это жизнь.