— Невелика разница. Нет, в этой истории ничего необычного нету. А тип в окровавленном плаще, возможно, работает на какую-нибудь известную контору. Если дашь себе труд покопаться в телефонном справочнике фирм, наверняка его там отыщешь.

— Я хочу выяснить, кто он такой.

— Хм… С чёрной бородой и в плаще? Эти приметы позволяют сузить круг подозреваемых до каких-нибудь пятидесяти пяти процентов волшебников Лондона. Для этого всего лишь нужно исключить всех женщин.

— Хватит болтать!

Кажется, у мальчишки лопнуло терпение.

— А в чем дело? По-моему, мы славно беседуем.

— Я твёрдо знаю, что Амулет Самарканда был украден. Кого-то убили ради того, чтобы заполучить его. Когда я выясню, кто был убит, я разоблачу Лавлейса и полюбуюсь, как его уничтожат. Я подброшу Амулет, так, чтобы подманить злодея и одновременно насторожить полицию. И его возьмут на горячем. Но сперва я хочу узнать всё о Лавлейсе и о том, что он затевает. Я хочу знать его тайны, хочу знать, как он ведёт дела, с кем водится — хочу знать всё! Мне нужно выяснить, у кого Амулет находился раньше и что именно там произошло. И мне нужно знать, почему Лавлейс его украл. И потому я велю тебе, Бартимеус…

— Одну минутку! Ты ничего не позабыл?

— Чего?

— Да того, что я знаю твоё истинное имя, малыш Натти. А значит, я имею определённую власть над тобой. Так что теперь всё не так просто.

Мальчишка задумался.

— Теперь тебе сложновато причинить мне какой-либо вред, — продолжал я. — И это здорово ограничивает твою свободу маневра. Попробуй-ка, швырни в меня чем-нибудь — и я тут же запущу это обратно.

— Я по-прежнему могу связать тебя своей волей. Ты по-прежнему вынужден повиноваться моим приказам.

— Да, правда. Твои приказы — это условия, на основании которых я вообще нахожусь в этом мире. Я не могу нарушить их, под угрозой Испепеляющего Пламени. [39] Но я прекрасно могу отравлять тебе жизнь, не отрываясь от выполнения твоих приказов. Например, что мне мешает, шпионя за Саймоном Лавлейсом, попутно настучать на тебя какому-нибудь другому волшебнику? До сих пор мне не давал это сделать лишь страх перед возможными последствиями. Но теперь мне нечего бояться. И даже если ты ясно и недвусмысленно запретишь мне ябедничать на тебя, я найду какой-нибудь другой способ насолить тебе. Например, упомянуть твоё истинное имя при ком-нибудь из моих знакомых. Да стоит лишь тебе представить, что я могу натворить, и ты уже никогда заснуть не сможешь от страха!

Сомнений быть не могло, мне удалось запугать его. У мальчишки забегали глаза, как будто он пытался выискать слабое место в моих доводах. Но я был спокоен. Давать поручение джинну, знающему твоё имя, это всё равно что швырять зажженные спички на фабрике, производящей петарды. Рано или поздно столкнешься с логически вытекающими последствиями. Максимум, что мог сделать мальчишка, это отпустить меня и надеяться, что меня никто больше не вызовет при его жизни.

То есть это я так думал. Но он оказался необычайно умным и изобретательным ребенком.

— Нет, — медленно произнёс он, — я не смогу тебя остановить, если ты захочешь предать меня. Но я могу позаботиться, чтобы ты, в случае чего, пострадал вместе со мной. Ну-ка, ну-ка…

Он принялся рыться в карманах своей потрепанной куртки.

— Ведь должно же было быть… Ага!

В руке у него оказалась небольшая помятая жестянка с надписью «Старина Забористый».

— Да это же табак! — воскликнул я. — Ты что, не знаешь, что от курения умирают?

— Нет там давно никакого табака! — огрызнулся мальчишка. — Мой наставник держит в таких жестянках благовония. И в этой — розмарин.

Он чуть-чуть приподнял крышку. Мгновение спустя омерзительный запах донесся до меня, и у меня волосы встали дыбом. Некоторые травы очень вредно действуют на самую нашу сущность, и розмарин — одна из этих трав. Поэтому волшебники норовят нагрести себе побольше такого добра[40].

— Я бы на твоем месте выкинул эту дрянь подальше и насыпал старого доброго табачка, — посоветовал я. — Всё полезнее для здоровья.

Мальчишка закрыл жестянку.

— Я намерен дать тебе задание, — сказал он. — Как только ты уйдёшь, я наложу заклинание Бесконечного Заточения, и оно привяжет тебя к этой жестянке. Заклинание сработает не мгновенно, а через месяц. Если в течение месяца я не отменю его — не важно, по какой причине, — тебя затянет в эту жестянку и ты будешь сидеть в ней, пока её кто-нибудь не откроет. Как тебе нравится такая перспектива? Просидеть несколько столетий в жестянке, набитой розмарином. У тебя будет просто потрясающий цвет лица!

— Ну ты и изворотливая тварь! — хмуро сказал я.

— А на тот случай, если ты решишь рискнуть, я привяжу жестянку к кирпичу и сегодня же закину её в Темзу. Так что не надейся, что тебя быстро освободят.

— Я и не надеюсь.

Это было чистой правдой. Я оптимист — но я не сумасшедший[41].

Мальчишка смотрел на меня с отвратительно победоносным видом — как будто мы с ним находились на детской площадке и он только что выиграл мой лучший шарик.

— Ну, Бартимеус, — фыркнув, сказал он, — что ты на это скажешь?

Я одарил его лучезарной улыбкой.

— А может, плюнешь на эти дурацкие фокусы с жестянкой и просто доверишься мне?

— Черта с два!

Плечи мои поникли. Такова уж жизнь: как ты ни стараешься, в конечном итоге волшебник всё равно находит способ прижучить тебя.

— Ладно, Натаниэль, — сказал я. — Так чего ты там от меня хочешь?

Когда джинн превратился в голубя и выпорхнул в окно, Натаниэль запер окно на задвижку, задёрнул шторы и без сил опустился на пол. Лицо его покрывала мертвенная бледность. Натаниэля трясло от переутомления. Почти целый час он сидел, привалившись к стене и тупо глядя перед собой. Он всё-таки справился! Он одолел демона и снова подчинил его. Теперь осталось лишь наложить на жестянку связывающее заклинание, и Бартимеусу придётся служить ему до тех пор, пока он, Натаниэль, этого желает. Всё закончилось хорошо. Ему не о чём беспокоиться. Совершенно не о чём.

Так уговаривал себя Натаниэль. Но руки, лежавшие на коленях, дрожали, и сердце гулко, болезненно колотилось в груди, и все заверения тут же бесследно улетучивались. Разозлившись, Натаниэль заставил себя дышать глубже и крепко сцепил руки, чтобы они перестали дрожать. Да, он боится, и ничего удивительного в этом нет. Он чудом успел увернуться от Подхлестывающего Обода. Он впервые почувствовал на своем лице дыхание смерти. Конечно, такие вещи не могут пройти бесследно. Он посидит немного и придёт в себя. Сотворит заклинание, потом проедется на автобусе до Темзы…

Джинн знает его истинное имя.

Его истинное, данное при рождении имя.

Бартимеус Урукский, Сакр аль-Джинни Аль-Аришский… Натаниэль допустил, чтобы этот демон узнал его имя. Миссис Андервуд произнесла его, а джинн услышал, и в этот миг нарушено было главное правило. И теперь Натаниэль, возможно, никогда не сможет спать спокойно.

Страх железной рукой сдавил горло, и Натаниэль едва не задохнулся от ужаса. Его глаза наполнились слезами — на его памяти такое случилось впервые. Главное правило… Кто нарушил его, тот всё равно что пропал. Демоны непременно найдут способ погубить тебя. Только дай им возможность, и рано или поздно они до тебя доберутся. Иногда на это уходят годы, но исход неотвратим…

Натаниэлю припомнились известные случаи, о которых он читал в книгах. Вернер Пражский. Он допустил, чтобы его истинное имя узнал безвредный мелкий бес, состоявший у него на службе. Бес в своё время сказал его фолиоту, фолиот — джинну, а джинн — африту. И три года спустя, когда Вернер шёл через площадь Венцесласа, чтобы купить копчёной колбасы, его подхватил смерч. И несколько часов с неба неслись дикие крики, да такие, что у горожан, шедших по своим делам, закладывало уши; а в завершение на флюгеры и каминные трубы посыпалось то, что осталось от волшебника. И это ещё не самая ужасная участь, постигшая позабывшего о бдительности волшебника. Был ещё Паоло Туринский, Септимус Маннинг, Иоганн Фауст…