Мир закружился, и Натаниэль почувствовал, что сейчас свалится в обморок. Такого оборота дел он даже представить себе не мог.

— Но не можем же мы просто сидеть здесь, — запинаясь, пробормотал он. — Нужно что-то делать!..

— Правильно. Я пойду и посмотрю, как будут развиваться события. А ты покамест посиди всё-таки тут, будь хорошим мальчиком. И будь готов быстренько отступить, если дела пойдут паршиво.

— Никуда я не побегу! — тихо-тихо сказал Натаниэль.

У него голова шла кругом. Миссис Андервуд…

— Позволь дать тебе один совет, плод богатого жизненного опыта. Если на кону целостность твоей шкуры, бегство — вполне приемлемый выход из положения. Так что привыкай к этой мысли, приятель.

Мальчик повернулся к двери чулана и приложил к ней ладонь. Дверь отчаянно затрещала, раскололась рядом с замком и распахнулась.

— Отправляйся к себе в комнату и жди. Я скоро сообщу тебе, что происходит. И будь готов срочно рвануть когти.

И с этими словами джинн исчез. Когда Натаниэль вышел из чулана, на лестничной площадке уже никого не было.

— Прошу прощения за вторжение, Артур, — сказал Саймон Лавлейс.

Я нагнал Андервуда, когда он только-только входил в свою длинную, тёмную столовую — он несколько минут проторчал перед зеркалом, приглаживая бороду и поправляя галстук. Правда, это мало помогло: по сравнению с более молодым волшебником — тот стоял у камина, разглядывая собственные ногти, холодный и напряжённый, словно сжатая пружина, — старик казался встрепанным и траченным молью.

Андервуд с преувеличенным энтузиазмом замахал руками.

— Ну что вы! Чувствуйте себя как дома! Простите за задержку, Лавлейс. Не хотите ли присесть?

Лавлейс не хотел. На нём был тёмный, стройнящий его костюм с тёмно-зелёным галстуком. Очки ловили свет лампы под потолком и при каждом движении посверкивали. Глаз не было видно, но под глазами набухли тёмные мешки.

— Вы, кажется, взволнованы, Андервуд, — сказал он.

— Нет-нет! Я просто спускался с верхнего этажа и немного запыхался.

Я превратился в паука, перебрался через притолоку и пополз по стене в самый дальний и тёмный уголок. Там я поспешно сплел паутину, так, чтобы она получше закрывала меня. На то была причина: Лавлейс прихватил с собой беса, тот сидел на втором плане и так и зыркал по сторонам, приглядываясь ко всем уголкам и щёлкам.

Мне как-то не хотелось прикидывать, как именно Лавлейс вычислил этот дом. Нет, это определённо было неприятным совпадением — что он прибыл одновременно со мной! Но эти размышления могли подождать: будущее мальчишки — а значит, и моё — зависело теперь от моей способности быстро соображать, что к чему, и действовать по обстоятельствам.

Андервуд уселся на своё обычное место и выдавил вымученную улыбку.

— Итак… — сказал он. — Вы точно уверены, что не хотите присесть?

— Нет, спасибо.

— Ну, тогда хотя бы скажите этому вашему бесу, чтобы перестал мельтешить. Мне от этого делается нехорошо, — неожиданно грубо и раздраженно заявил Андервуд.

Саймон Лавлейс прищёлкнул языком. Бес, паривший у него над головой, мгновенно замер, на его физиономии застыло нарочито несчастное выражение, нечто среднее между гримасой и ухмылкой.

Андервуд старательно сделал вид, будто не замечает всего этого.

— У меня на сегодня запланировано ещё несколько дел, — сказал он. — Может, вы наконец скажете, чем я могу быть вам полезен?

Саймон Лавлейс мрачно наклонил голову.

— Несколько дней назад, — сказал он, — меня обокрали. Когда меня не было дома, у меня похитили некий предмет, обладающий силой.

— Как прискорбно! — сочувственно произнёс Андервуд.

— Благодарю вас. Этот предмет был чрезвычайно дорог мне. Естественно, мне очень хочется получить его обратно.

— Естественно! Вы думаете, тут замешано Сопротивление?..

— Именно в связи с этим я к вам и явился, Андервуд…

Он говорил медленно и осторожно, кружа вокруг да около. Возможно, он даже теперь надеялся, что ему не придётся выдвигать прямого обвинения. Волшебники всегда осторожно подбирают выражения, ибо любое поспешно брошенное слово — даже в критической ситуации — способно привести к беде. Но Андервуд не понимал намеков.

— Конечно же, вы можете всецело рассчитывать на мою поддержку, — спокойно отозвался он. — Эти кражи просто омерзительны. Нам некоторое время назад стало известно, что существует чёрный рынок, на котором торгуют крадеными артефактами, и лично я, например, считаю, что сопротивление нашему правлению возникло во многом благодаря этой торговле. Все мы вчера видели, к каким возмутительным инцидентам это может привести.

Брови Андервуда слегка приподнялись в некотором подобии радостного изумления.

— Должен признаться, — продолжал он, — я поражен, что жертвой оказались вы. До сих пор от этого страдали, простите мне мою откровенность, лишь относительно слабые волшебники. Существует предположение, что кражи совершает молодежь, если не дети. Я предположил бы, что уж ваша защита совладала бы с ними шутя.

— Именно, — сквозь зубы процедил Лавлейс.

— Как вы полагаете, это как-нибудь связано с нападением на Парламент?

— Одну минуту. — Лавлейс вскинул руку. — У меня есть основания подозревать, что кража… кража моей вещи — дело рук не так называемого Сопротивления, а одного из коллег-волшебников.

Андервуд нахмурился.

— Вы так считаете? Но откуда такая уверенность?

— Да оттуда, что я знаю, кто совершил налет. Некий Бартимеус. Джинн среднего уровня, выдающейся наглости и ограниченных умственных способностей[74]. В общем, ничего примечательного. Его мог бы вызвать любой недоумок. Конечно, недоумок-волшебник, а не простолюдин.

— И тем не менее, — спокойно заметил Андервуд, — этот Бартимеус сумел похитить вашу собственность[75].

— Но он напортачил! Он допустил, чтобы его опознали! — Лавлейсу явно стоило больших усилий удержать себя в руках. — Хотя да, вы правы. Ему удалось уйти.

— А что касается того, кто его вызвал… — Очки Лавлейса сверкнули.

— Именно поэтому, Артур, я здесь. Чтобы повидаться с вами.

На миг возникла пауза, пока Андервуд скрипел извилинами, пытаясь сообразить, какая между всем этим связь. В конце концов он преуспел. На лице его на миг промелькнули разнообразные противоречивые чувства, но старик быстро взял себя в руки и состроил надменную и непроницаемую мину. В комнате ощутимо похолодало.

— Простите, — неестественно спокойно произнёс Андервуд, — что вы сказали?

Саймон Лавлейс подался вперёд, взявшись за край обеденного стола. Маникюр у него был превосходный.

— Артур, — сказал он, — в последнее время Бартимеус вел себя несдержанно. Не далее как сегодня утром его заточили в лондонский Тауэр, за нападение на магазин Пинна на Пикадилли.

Андервуд от изумления даже отшатнулся.

— Так это — тот самый джинн?! Но как… как вы об этом узнали? Они же не смогли узнать его имя… И… и он же бежал, сегодня, во второй половине дня…

— Да, он действительно сбежал. — Лавлейс не стал уточнять, как именно это произошло. — И после его побега мои агенты… выследили его. Они прошли по его следу через весь Лондон — и след привел сюда[76].

Андервуд ошарашенно встряхнул головой.

— Сюда? Вы лжете!

— Бартимеус в виде облачка просочился в вашу печную трубу не далее как десять минут назад. Неужто вас удивляет, что я сразу же явился, дабы заявить права на свою вещь? И теперь, когда я здесь, в доме… — Лавлейс повел головой, словно принюхиваясь к какому-то необычайно приятному запаху. — Да, я чувствую её ауру. Она где-то рядом.

— Но…

— Мне бы и в голову никогда не пришло, что это вы, Артур. Не то чтобы я думал, что вас не привлекают мои сокровища. Просто я полагал, что вам недостает умения захватить их.