Ривер провела меня по широкому коридору, потом свернула направо, и мы оказались в еще одном коридоре, где с одной стороны шел аккуратный ряд окон, а с другой — не менее аккуратный ряд дверей. Услышав мой вопрос, она улыбнулась, сразу помолодев на несколько лет.
— Дом для заблудших бессмертных, что же еще?
— А что думают об этом соседи? — не унималась я.
— Они знают, что здесь находится небольшая семейная ферма по выращиванию органических продуктов, и что сюда нередко приезжают люди, желающие научиться нашим семейным секретам ведения органического земледелия. Между прочим, это тоже правда. — Она остановилась перед одной из дверей напротив окна.
Когда Ривер открыла дверь, снаружи хлынул поток янтарного осеннего света.
Я с любопытством заглянула внутрь.
— Я думала, органические продукты выращивают только монахи!
Ривер рассмеялась.
Комната оказалась маленькой и почти пустой, вся меблировка состояла из узкой кровати, небольшого комода, деревянного стола и стула. Последний раз, когда я покидала свою лондонскую квартирку, я останавливалась в парижском отеле «Георг V». А до этого в «Сент-Реджис» в Нью-Йорке. Как видите, во время путешествий я привыкла жить с исключительным комфортом.
— Нет, не монахи, — ответила Ривер, входя в комнату. — Органическим земледелием занимаются обычные люди, а также бессмертные, которые в какой-то момент начинают задумываться о своей жизни. Ты можешь делать с этой комнатой что угодно, обживай ее по своему вкусу.
Я вспомнила, как обычно выглядит мое жилище — кучи разбросанной одежды, пустые бутылки из-под выпивки, переполненные пепельницы, книги, журналы, газеты, коробки из-под пиццы... Нет, пожалуй, не стоит торопиться переделывать эту спартанскую обстановку под свой вкус!
— Значит, я тут не одна? — спросила я, осторожно присаживаясь на краешек кровати. Так, понятно, никакого мягкого спального матраса поверх основного.
— На сегодняшний день у нас четыре преподавателя и восемь студентов, — ответила Ривер. Теперь она стояла, прислонившись спиной к закрытой двери комнаты, и серьезно смотрела на меня. — Не торопись, Настасья. У тебя есть неделя на то, чтобы решить, хочешь ты остаться здесь или нет. Я надеюсь, что останешься. Мне кажется, ты достаточно устала от прошлого и сможешь найти здесь свое счастье, если только готова к нему. Но должна сразу тебя предупредить — здесь у нас не отель и не курорт. Это нечто среднее между кибуцем и реабилитационным центром. Здесь придется работать — вместе со всеми нами. Кроме того, тебе предстоит многому научиться, и это обучение будет очень трудным и даже мучительным. На протяжении долгих лет, путем проб и ошибок, мы выработали определенные правила, и нам вовсе не интересно мнение человека со стороны о том, как здесь следует все переделать.
— Угу, — выдавила я. А что тут еще скажешь? Поживу тут немного, осмотрюсь, а там, глядишь, придумаю какой-нибудь план Б, и свалю.
Ривер улыбнулась, отчего ее лицо сразу стало таким Добрым и радушным, что я искренне огорчилась за эту хорошую женщину, достойную куда более качественного объекта для воспитания. Но я уже поняла, что мне тут все равно не прижиться.
— Если ты поймешь, что это все не для тебя, никто не будет тебя удерживать. Никто не станет уговаривать тебя спасти свою собственную жизнь. Ты ведь уже большая девочка, верно? Сколько тебе? Лет двести?
— Четыреста, — ответила я. — Точнее, четыреста пятьдесят девять.
Увидев мелькнувшее в ее глазах изумление, я с неприятной отчетливостью поняла, что ее ввел в заблуждение не столько мой юный вид, сколько дебильное поведение.
— Ну хорошо, четыреста пятьдесят девять. Но если ты до сих пор так и не сумела повзрослеть, мы не будем удерживать тебя насильно. Мы будем помогать тебе во всем и всеми имеющимися у нас силами, но только до тех пор, пока ты будешь прикладывать собственные усилия. Если ты приехала просто погостить, это место не для тебя.
— Угу, — снова промычала я.
Рассмеявшись, Ривер подошла к кровати, наклонилась и обняла меня. Она была теплая, крепкая и уютная. Даже не помню, когда меня в последний раз кто-нибудь так обнимал. Я в ответ неловко обхватила ее и легонько похлопала по спине.
— Я не хотела тебя отпугнуть, — почти извиняющимся тоном сказала Ривер. — Я очень хочу, чтобы ты осталась. Но не хочу, чтобы ты продолжала пестовать здесь свой инфантилизм. Это место для взрослых, Настасья.
— Угу, — кивнула я.
Честно признаюсь, этот разговор не озарил мой разум какими-то новыми идеями. Более того, теперь я еще меньше понимала, зачем сюда приехала. Может быть, это был все-таки нервный срыв, и все такое.
Какая-то смехотворная ошибка. По крайней мере, я не сомневалась, что когда-нибудь здорово посмеюсь над всей этой авантюрой. Через несколько десятков лет, например. «Это было в тот раз, когда я решила начать новую жизнь, ха-ха-ха!» И вообще, возможно, я не такая уж плохая бессмертная... Тут я вспомнила лицо таксиста, озаренное светом фонаря, и то, как я повернулась к нему спиной, и внутри у меня все сжалось.
— Сколько вам лет? — спросила я, чтобы хоть что-то спросить.
Ривер остановилась возле самой двери и обернулась.
— Намного больше, чем тебе, — грустно ответила она, смахивая с лица выбившуюся из-под заколки прядку.
— И все-таки, сколько?
Сама не знаю, почему я к ней прицепилась — возможно, мне просто неприятна была мысль о том, что мной командует кто-то младше меня?
Она посмотрела мне в глаза и отозвалась:
— Я родилась в 718 году в Генуе, это в Италии. — Ривер улыбнулась и добавила: — Но это ничего не меняет.
— Угу, — глубокомысленно согласилась я, но она улыбнулась мне в последний раз и закрыла за собой дверь. Хорошо еще, что я вовремя прикусила язык и не выпалила первое, что пришло мне в голову: «Ни фига себе, какая вы старая!»
Когда Ривер ушла, я рухнула на кровать и вдруг почувствовала, что смертельно устала. Нет, я тут чужая. Это место излучало покой, мир, волю к переменам и силу постоянства. А я была смертоносным японским сюрикеном, со свистом летящим по миру. Я была бедой. Ледяное отчаяние сдавило мою грудь, и весь мой прекрасный план вдруг показался мне до смешного жалким. А ведь это был единственный выход, до которого я смогла додуматься! Господи, как же я влипла!
В комнате было тепло. Скосив глаза, я увидела под подоконником небольшой металлический радиатор. Сев на кровати, я сбросила кожаную куртку и тяжелые мотоциклетные ботинки и сразу почувствовала себя намного легче, свободнее и уютнее. На мне был толстый мужской свитер с горлом, и когда я машинально подтянула ворот повыше, прикрывая шею, то сразу почувствовала себя совсем хорошо.
Только я хотела закрыть глаза, как раздался стук в дверь.
— Открыто, — раздраженно крикнула я, думая, что это горничная. Я уже успела заметить, что в этом странном доме все двери без замков. Весьма экстравагантное решение.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Скандинавский бог. Я уставилась на него из-под полуопущенных ресниц, мучительно пытаясь понять, почему это лицо кажется мне таким смутно-знакомым, и почему я никак не могу поймать это ускользающее воспоминание. В одной руке у бога был мой чемодан, весивший больше меня.
Бог без видимого усилия внес чемодан в комнату и поставил к стене.
— Вот, это твое.
— Спасибо, я как раз собиралась спуститься за ним.
Умирая от стыда, я села на постели. На этот раз я отлично знала, как выгляжу со стороны. В моей жизни бывали периоды, когда я выглядела по-настоящему красивой. Вообще-то, у меня для этого есть все данные — правильные черты лица, пухлые губы, красивые глаза, высокие скулы и все прочее. Время от времени, если постараться, я могу быть настоящей красоткой.
Беда в том, что в последний раз я старалась лет сорок назад или даже больше. Сейчас я с мучительной ясностью видела себя со стороны — худая, как анорексичка, на голове лохматое крысиное гнездо, вы крашенное в неестественно-черный цвет. Я была похожа на наркоманку или доходягу, мучительно выздоравливающую после жестокой холеры. Да еще одета, как побирушка, в первые попавшиеся под руку более-менее чистые тряпки. Короче говоря, даже не знаю, что нужно было сделать, чтобы выглядеть еще хуже.
