Про себя я в шутку прозвала его скандинавским богом, и еще пару дней назад мне это казалось ужасно остроумным. Но в самом деле он был похож на типичного норманнского разбойника.

Они все были на одно лицо — угу, очень смешно. Конечно, это еще не значило, что Рейн был тем самым норманном. Вполне вероятно, что он был честным голландцем двухсот шестидесяти семи лет отроду. Не менее вероятно, что моя больная психика просто украсила страшное воспоминание чертами того, о ком я много думала в последнее время. Правда, такого со мной еще никогда не случалось, однако нужно учитывать, что в последнее время во мне проснулись многие давно забытые мысли и воспоминания, и при этом одному только Богу известно, сколько горячечных минут я провела в грезах о Рейне.

— Настасья? Эй, проснись!

Тут я поняла, что он уже какое-то время говорит мне о чем-то, но жужжание беличьего колеса в моем мозгу заглушало его слова.

— А?

Мы остановились у задней двери дома, ведущей на кухню. Я слышала доносившиеся изнутри голоса, звяканье сковородок и противней, смех, плеск воды. Снаружи все было тихо, если не считать пения какой-то ранней пташки да шелеста ветерка, сдувавшего последние листья с голых веток деревьев, он смотрит мне прямо в лицо. Мне было не по себе — я не то чтобы боялась, но меня приятно согревала мысль о том, что поблизости полно людей.

— Да так, как обычно, — с натужной беспечностью ответила я. — Видения, тошнота, рвота. Обожаю круги!

— Почему с тобой такое происходит? — спросил он.

Нервы у меня были на пределе, и мне отчаянно хотелось поскорее оказаться внутри, подальше от него.

Дверь распахнулась, и из нее выглянула Нелл — розовощекая, выспавшаяся и свежая, как роза. При виде нас она довольно неуклюже попыталась стереть с лица гримасу подозрения и ревности, но я готова побиться об заклад, что Рейн снова ничего не заметил.

— Не позволяй Настасье себя задерживать! — шутливо побранила она Рейна.

Я честно признаю: только моя фатальная недоразвитость и отсутствие зрелости, вкупе с лошадиной дозой жажды саморазрушения могли заставить меня брякнуть первое, что пришло в голову:

— Извини, просто наше свидание в курятнике немного затянулось.

Это была слишком чувствительная тема, и шутка явно не удалась.

— Мы разговариваем, — сказал Рейн. — Сейчас придем.

У Нелл вытянулось лицо.

— Но Бринн требует яйца.

— Уже несу! — воскликнула я и бросилась вверх по ступенькам, оставив Рейна в одиночестве. Чтобы пройти внутрь, мне пришлось протиснуться мимо Нелл, и когда я делала это, она еле слышно прошипела:

— Он мой.

Я невольно вскинула голову и посмотрела на нее. Но ее лицо, как обычно, ничего не выражало, и она с улыбкой придерживала дверь Рейну, который поднимался по ступенькам с двумя ведрами в руках.

Еще вчера он был моей самой пылкой фантазией, а сегодня стал худшим страхом и жутким воспоминанием. И в довершение всего этого Нелл возомнила, будто я посягаю на объект ее страсти.

Чудесно. Представляю, как сейчас хохочет моя карма.

Кстати о карме — в тот день я снова отправилась на работу. Два дня подряд! Последний раз со мной такое случалось... дайте-ка припомнить... Нет, не помню. Может быть, никогда. Возможно, вы думаете, что я стала вся такая ответственная, целеустремленная, уверенно встала на путь исцеления, оздоровления, слияния со Вселенной... Так вот, выбросьте эту чушь из головы. Ни одному человеку в здравом уме не может нравиться такое, и ни один нормальный не будет испытывать от этого удовлетворение.

Но как ни странно, бессмысленная работа оказалась занятием менее депрессивным, чем бессмысленная праздность, кроме того, я верила, что Солис и Ривер знают, что делают. Единственное, что мне хотелось бы знать, это то, как долго будет продолжаться этот эксперимент с работой. Скажем, двух недель хватит?

В половине третьего Мериуизер Макинтер вошла в лавку и поставила свой школьный рюкзак за стойку кассы.

— Значит, ты уже закончила школу? — робко спросила она, завязывая полосатый фартук, который всегда носила в магазине.

— Угу.

— И собираешься в колледж?

— Ну да, разумеется. Просто хотела поработать немного, подкопить деньжат, — ответила я. — А ты? Ты ведь в старшей школе? — Я уже вычислила, что она учится в 12-м классе, после школы сразу идет в магазин, а значит, у нее нет никакой другой жизни.

Мериуизер кивнула.

— Думаешь поступать в колледж? Она заметно смутилась.

— Не знаю, смогу ли оставить папу, — еле слышно проговорила она, словно боялась, что отец может услышать. — Ближайший колледж всего в часе езды отсюда, но мне кажется, папа не хочет, чтобы я уезжала.

Хммм. Запоздалое прозрение насчет того, как Инки целых сто лет клещом цеплялся за меня, контролируя каждый мой шаг, заставило меня искренне посочувствовать бедной девочке, ставшей марионеткой в лапах своего папаши. Но что я могла ей посоветовать? Пошли папочку к черту и делай, что тебе хочется?

Я знала, что тут все намного сложнее. Строго говоря, это было намного больше того, что я знала месяц тому назад, когда проблемы Мериуизер показались бы мне высосанными из пальца.

— Наверное, есть какие-то заочные курсы? — промямлила я, отлично понимая, что ей нужно нечто гораздо большее.

— Ну да, — без всякой надежды в голосе ответила Мериуизер. — Ой, как много ты успела сделать!

Похоже, ей было со мной не очень уютно, и это понятно — я слишком сильно отличалась от всех ее школьных приятелей.

— О да, трудолюбивый маленький бобер — мое второе имя! — воскликнула я, догадавшись, что она хочет сменить тему.

Я окинула взглядом аккуратные полки, стараясь не думать о том, как в роскошном платье спускаюсь по ступеням Пражского оперного театра. Все головы поворачиваются в мою сторону, мужчины беззастенчиво разглядывают меня, женщины готовы испепелить взглядами. Добрые старые денечки... Реально старые, это было лет сто пятьдесят тому назад.

— Я должна торчать тут до четырех, — продолжала я, вытирая пыльные руки о джинсы. — Знаешь, о чем я подумала? По-моему, сезон рыбалки уже закончился. Почему бы нам не задвинуть всю эту рыбацкую параферналию в заднюю часть магазина, а на ее место поставить — ну, скажем, бумажные носовые платки или средства от простуды?

Ее бесцветные глаза даже расширились от изумления.

— Да я уже давным-давно мечтаю это сделать! Я спрашивала папу, но он...

— О чем это вы тут языками чешете? — заорал мистер Макинтер, решительно направляясь к нам. — Я плачу вам не за то, чтобы вы стояли, руки в боки, и трепались!

Мериуизер втянула голову в плечи, но после бодрящего кошмара с участием норманнских разбойников ворчливый хозяин магазина вряд ли мог меня по-настоящему напугать.

— Я просто хотела предложить передвинуть рыболовное оборудование подальше от входа, чтобы выставить на передний план товары зимнего спроса, — невозмутимо пояснила я. — Вы же хотите, чтобы люди заходили, бросали взгляд на стойку и думали — «о, это как раз то, что надо!». При этом в голове у них откладывается — «у Макинтера есть все, что мне нужно». Понимаете? Вот почему не стоит держать у входа стойку с солнечными очками и рыболовными крючками. На дворе ноябрь, черт возьми.

Мистер Макинтер молча уставился на меня, а я стояла и терпеливо ждала, когда у него дым повалит из ушей.

Затем он повернулся и обвел глазами свой магазин, словно видел его впервые — выцветшие рекламные плакаты, ржавчина на металлическом потолке, старые полки, протертые квадраты линолеума на полу.

— Вы тут сколько, два дня? — спросил он. — И уже разжились опытом в торговле?

— Я, конечно, не могу похвастаться опытом владельца магазина, — огрызнулась я, — зато у меня есть опыт покупателя. Кроме того, я не слепая.

На всем протяжении этого разговора Мериуизер стояла, затаив дыхание, поэтому я стала всерьез опасаться, как бы она не шлепнулась в обморок.

Еще с минуту мы со старым Маком молча сверлили друг друга глазами, а потом он рявкнул: