– Я не знаю, Артист Майклсон. Он велел сказать…

– Понял я, понял, – отрезал Хари, спустил ноги с кровати и встал. Похмелье как рукой сняло. Так, сколько ему нужно времени, чтобы принять душ и одеться? Нет, к черту душ; некогда. А зубы почистить? Или так и идти к Председателю Студии, дышать на него перегаром? «Черт, соберись». – Уже иду. Скажите ему, что я через полчаса буду. Скажите… просто скажите, что я уже в пути.

– Эй, слушай, не я один убиваю людей.

– Никто и не говорит, что ты один, Хари. Дело вообще не в этом.

– Я скажу тебе, в чем дело. Дело в том, что именно так я стал звездой. Дело в том, что так я плачу за этот дом, за машины, беру нам столик в Пор Л’Оель. Так я плачу вообще за все!

– Это не ты платишь, Хари. Платит Тоа-Фелатон. Его жена. Их дочери. И еще тысячи жен, мужей, родителей и детей. Вот кто за все платит.

– Его имя… э-э-э… Ма’элКот. – Администратор Кольберг облизал толстые бесцветные губы и добавил: – Мы… э-э-э… полагаем, что это псевдоним.

Хари, который напряженно стоял перед массивным столом Председателя, внутренне ощерился: «Ясное дело, погоняло, ты, придурок». Вслух он сказал:

– ЭлКот на языке пакули означает «огромный» или «беспредельный», а приставка Ма является начальной формой глагола «быть». Это не имя, а бравада. – «Не будь ты таким идиотом, ты бы это знал».

Скрытые комментарии никак не отражались на лице Хари; годы практики приучили его носить маску внимания при любых обстоятельствах.

Широкий прямоугольный экран «Сони» за спиной Председателя показывал то, что можно было бы назвать видом из окна – позднее осеннее солнце спускалось в бухту, – не будь его кабинет расположен глубоко под комплексом Студии.

Этот кабинет был святая святых, которую мало кто видел. За все одиннадцать лет председательства Кольберга даже Хари был здесь всего раз, а ведь он не кто-нибудь – звезда номер один в Сан-Франциско, бессмертный участник студийного Списка Десяти самых высокооплачиваемых Актеров в мире. Помещение было небольшое, с округлым потолком и стенами – ни одного прямого угла. Система климат-контроля поддерживала в нем сухость воздуха и температуру, почти достаточную для того, чтобы Кольберг не потел, – и все же не вполне.

Председатель Студии Сан-Франциско был неопрятным коротышкой, не столько толстым, сколько мягкотелым и дряблым. Пряди бесцветных седых волос облепили его лысую макушку, исполосованную шрамами неудачных трансплантаций, водянистые глаза терялись между валиками кожи, цветом и текстурой, похожей на прокисшее дрожжевое тесто.

Такую кожу Хари видел лишь однажды, когда Кейн освободил партию рабов из пещер племени огриллоев в Зубах Богов. Огриллои выращивали их в вонючем подземном логове, словно скот на убой. Среди рабов были подростки, никогда не видевшие солнца, мальчики, которых кастрировали, чтобы сохранить их мясо сочным и нежным. Вот у них была почти такая же кожа, как у Кольберга.

Не надо думать об этом сейчас, а то опять начнет трясти.

Звезда Кольберга взошла одновременно со звездой Кейна. Именно он послал Хари участвовать в Приключении, позже прославленном как «Последняя битва при Церано». Для них обоих это оказался прорыв – Кейн буквально ворвался в Десятку Лучших Актеров, а Кольберг стал тем Председателем, который ввел его туда. Он безошибочно улавливал малейшие колебания настроения публики, и Студия Сан-Франциско преуспевала, как никакая другая в мире. Кольберга уже считали преемником Бизнесмена Уэстфилда Тернера, Президента и Генерального директора Студии. Так что к успеху Кейна Кольберг имел, пожалуй, почти такое же отношение, как и сам Хари.

Хари презирал Кольберга. Вернее, смотрел на него с омерзением, как на таракана, который попал бы в его тарелку утренних хлопьев.

Кольберг продолжал лопотать что-то о Ма’элКоте, самопровозглашенном Императоре Анханана.

– Тебе стоило бы послушать меня внимательно, Майклсон, – вдруг прервал он сам себя. – Ведь это ты посадил его на Престол.

В этом был весь старина Кольберг – липкий мерзавец может часами ходить вокруг да около, нет чтобы сразу сказать, в чем дело. По дороге к нему Хари уже испытал возможности корпоративного сарафанного радио: задавал вопросы привратникам, охранникам, секретарям, даже у скользкого червя Гейла Келлера спрашивал – о Шанне никто ничего не слышал. Все студийные люки были задраены наглухо, и если кто что и знал, то не спешил выкладывать. А Кольберг до сих пор даже имени ее не назвал. У Хари прямо руки чесались треснуть его как следует, чтобы узнать, зачем он здесь, но, зная, что это будет его последний поступок в жизни, он воздерживался.

– Во-первых, – ответил он напряженным голосом, – я не сажал Ма’элКота на трон – он и без меня справился.

– После того, как ты убил его предшественника.

Хари пожал плечами – надо же, всю неделю он только об этом и слышит, надоело уже.

– А во-вторых, я больше не занимаюсь заказными убийствами.

Кольберг моргнул:

– Не понял?

– Я… больше… не… убиваю… на заказ. – Хари отчетливо проговаривал каждое слово, чувствуя, что его наглость граничит с нарушением кастовых законов. – Отныне я буду заниматься только нормальными Приключениями, типа «Отступления из Бодекена».

Толстые губы плотно сжались.

– Но еще одно убийство тебе все же придется совершить.

– Вы игрок, Стратор?

Кольберг хохотнул так, что у него в горле что-то хлюпнуло, глаза увлажнились.

– А он… э-э-э… впечатляет, этот Ма’элКот, – военный колдун, отличный полководец. Вот, взгляни.

Экран за его спиной мигнул и показал компьютерно-стабилизированную картинку: вид глазами кого-то из участников Приключения. Хари узнал трехэтажную платформу из травертина, пристроенную к глухой стене храма Проритуна. Густо-желтый свет анхананского солнца придавал картинке шафрановый оттенок. Тот, чьими глазами они смотрели сейчас, стоял, судя по направлению его взгляда, спиной к фонтану, вплотную к конной статуе Тоа-Фелатона. Прямо перед ним были головы, много голов: люди стояли плечом к плечу, вся площадь была заполнена народом.

На платформе стоял человек, он говорил с толпой. Рыцари дворцовой стражи выглядели рядом с ним карликами – его макушка была на уровне верхушек их алебард. А кулаком, который он выбросил вперед в порыве гнева, вполне можно было прессовать уголь в алмазы.

Черные доспехи, сверкающие, точно обсидиан, на солнце казались полупрозрачными, а чистейшей белизны плащ стлался за ним по воздуху, придавая ему сходство с раскинувшим крылья орлом. Волосы цвета ошкуренного дерева крупными кудрями падали ему на плечи, шевелясь от того же невидимого ветра. Подстриженная, умащенная маслом бородка с сильной проседью обрамляла широколобое, большеглазое лицо, буквально лучившееся честностью и благородством.

Даже не слыша его слов, Хари не мог отвести от него глаз. Стоило Ма’элКоту сурово насупиться, и казалось, хмурится само небо; когда же он с любовью взирал на своих Подданных, его лицо было прекраснее утренней зари долгожданной весной.

Хари понял – кто-то там фокусничает со светом. Конечно, хороший маг может внушить подобную Иллюзию даже большому числу людей на обширной территории, но чтобы настолько натурально – это надо уметь.

И Хари, сам того не желая, одобрительно хмыкнул:

– Классно он это делает.

– О да, – согласился с ним Кольберг. – Большой мастер Иллюзий, вне всякого сомнения. А еще он… э-э-э… дьявольски умен.

– Да ну?

– Похоже, ну… – Кольберг кашлянул в ладонь. – Похоже, он самостоятельно заново открыл и разработал принцип функционирования полицейского государства.

– Молодец какой, – рассеянно похвалил Хари, не отрываясь от экрана.

Он пару раз видел Ма’элКота на военных парадах в честь успешного окончания кампании, которая увенчала собой Войну Долин, но никогда не наблюдал его так близко. И все же в каждом его движении, в выражении лица Хари чудилось что-то знакомое. Черт, откуда? Он знал, что этот вопрос будет свербеть у него в голове до тех пор, пока он не найдет на него ответа.