Именно Шанна опустилась на мостовую рядом с Кейном и, положив его голову к себе на колени, гладила его по волосам, пока свет мерк в его глазах.

Они были женаты меньше года.

Лучше бы он умер в то утро. Но административные рычаги провернулись, Совет дал добро, и их с Шанной выдернули из одной реальности в другую, такую холодную и неприветливую, по сравнению с которой смерть в грязном тупике Надземного мира – просто счастье.

Они оказались на Земле, наедине друг с другом.

Все время, пока они встречались и он ухаживал за ней, и даже еще некоторое время после свадьбы Шанна верила, что Кейн – это просто образ. Она считала, что в глубине души ее муж – человек порядочный и добрый. Просто другие не видят в нем того, что видит она. Ее иллюзии развеялись в то утро, когда она сидела на мостовой грязного переулка в Анхане, а ее муж лежал головой на ее коленях.

Взглянув вниз, она увидела другую голову – она принадлежала старику и валялась на мостовой, словно пробитый, никому не нужный мяч; из перерезанной шеи торчали какие-то ошметки, на месте вырезанного глаза зияла кровавая дыра – и тогда Шанна впервые заподозрила, что это, наверное, она ошибается насчет Хари, а все остальные правы.

Но их брак на этом не кончился, о нет: это было бы слишком просто. Беда в том, что и он и она привыкли бороться до конца. И вот они вцепились друг в друга мертвой хваткой, как два бульдога, и сначала разругались вдрызг, потом помирились, потом снова разругались, и так до бесконечности. И как всегда в подобных неразрешимых ситуациях, первой выход из тупика нашла умница Шанна – она просто отпустила мужа, разжала хватку и отпустила.

А потом ушла от него сама и, уходя, забрала с собой все, что было в его жизни правильного и хорошего.

Хари оттолкнулся от гелевого мешка и с разворота так саданул по нему ногой, в самую середину, что тот сложился пополам, словно машина, на всем ходу налетевшая на столб. Тогда он вцепился в мешок и попытался сорвать его со шнуров: лупил по нему кулаками и ребрами ладоней, локтями и коленями, предплечьями и голенями, пальцами ног и пятками, даже лбом. Но как он ни старался, сколько ни потел, одно осталось при нем – его гнев. Слишком глубоко он въелся в него, так просто не добраться. А ведь гнев был всего лишь прикрытием боли.

Наконец Хари остановился, тяжело дыша. Нет, все не то. Бесполезно. Сейчас ему может помочь только одно. Надо вернуться в Надземный мир.

Снова стать Кейном.

И непременно, обязательно кого-нибудь убить.

Но убивать было некого, и, как всегда в таких случаях, Хари обратил свой гнев на единственную доступную жертву: самого себя.

Он сказал:

– Эбби, вызови Шанну. Без изображения, только звук.

На экране появилось ее лицо, и от взгляда ее зеленовато-карих глаз ему стало больно, как от удара ножом.

Но это, конечно, был ее экранный двойник; как и сам Хари, она никогда не отвечала на сообщения лично.

– Привет, – сказал двойник так жизнерадостно, искренне и радушно, как будто и впрямь был рад всех видеть. – Я – Паллас Рил, странствующая волшебница. Мое другое имя – Шанна Лейтон, и я Актриса.

«Шанна Лейтон Майклсон», – добавил про себя Хари.

– Если у вас есть сообщение для одной или для другой меня, пожалуйста, говорите.

Во рту у Хари стало горько. Он не сводил глаз с изящного изгиба ее шеи, чистых очертаний лица, густых, коротко стриженных кудрей. Пальцы дрогнули, когда он вспомнил их шелковистую мягкость. Он мог бы с закрытыми глазами, по памяти восстановить всю ее, каждую черточку, до последней веснушки.

«Я стану другим», – безмолвно пообещал он ее цифровому образу на экране и понял, что все безнадежно. Может, она даже согласится подыграть ему – недолго, всего пару дней, лишь бы Вайло остался доволен, – не исключено, что он еще не совсем безразличен ей и она ему поможет, но дело в том, что у него не поворачивался язык попросить ее об этом.

Если она откажет, ему будет очень больно, а если согласится, еще больнее.

Она не раз говорила, что их разрыв мучителен для нее. Хари не знал, правда ли это, и не мог проверить, по-прежнему ли ей так же больно, как и ему. Он надеялся, что нет.

И вот он стоял перед экраном, пальцы покалывало от волнения, сердце колотилось так, будто только и ждало этого момента. Как будто он искал предлог, чтобы снова появиться в ее жизни.

Давление Вайло стало поводом: теперь Хари было чем замаскировать невысказанную правду – как бы он ни притворялся, после расставания не было и часа, когда бы он не думал о ней. И все же он не знал, где найти слова, чтобы выразить одну незатейливую мысль: «Твой Патрон и мой Патрон решили, что нам с тобой снова надо быть вместе».

Но говорить было надо, и он, кашлянув, начал:

– Привет, Шанна, это я, Хари. Я тут…

– Одну минуту, – сказал экранный двойник и принял новый облик: темно-синий со стальным отливом костюм, форма Надземного мира, которая превращала ее в Паллас Рил. – Поздравляю! Теперь вы внесены в список моих друзей!

«Друзей? – удивился он. – Так вот мы теперь кто?»

– Поскольку вы в списке друзей, я сообщаю вам, что нахожусь в Приключении и рассчитываю быть дома к вечеру восемнадцатого ноября. Раньше я позвонить не смогу, так что не ждите и не будете разочарованы.

Хари сник. Он совсем забыл: она ведь еще неделю назад отбыла на завершающую стадию своего текущего Приключения. Он прервал звонок, вяло щелкнув по кнопке на стене. Шанна не на Земле. И даже не в одной с ним вселенной.

«Вся моя жизнь, – посетовал он мысленно, – это короткий прыжок в глубокое дерьмо».

Стенной экран визжал так пронзительно, что Хари показалось, будто его ударили в ухо ножом. Он дернулся и вскочил, голова кружилась. Всю ночь он пил, сидя в одиночестве в пустом доме, и теперь не мог разлепить веки и понять, откуда этот визг. Он стал тереть глаза кулаками. Наконец верхние веки буквально оторвались от нижних, и Хари почувствовал привкус крови, а от яркого солнца, которое било в окно спальни, у него едва не лопнула голова.

«Черт, сколько сейчас уже? Полдень?»

– Эбби, – сипло каркнул он. – Поляризация. Сумрак.

– Пожалуйста, перефразируйте команду, Хари.

Он прокашлялся и сплюнул вязкий комок в специальный контейнер под кроватью.

– Эбби, поляризируй окна. Сумрак.

Пока в комнате медленно темнело, он, повысив голос, чтобы перекричать противный визг, спросил:

– Эбби, вопрос: что это за гребаный шум?

– Пожалуйста, пере…

– Да, да. Эбби, убери слово «гребаный». Вторая попытка.

– Этот шум – установленный вами приоритетный сигнал тревоги, Хари. Им обозначается входящий вызов под кодом Суперсрочно.

– Эбби, вопрос: какой код?

– Код с пометкой Чертова Студийная Задница, Хари.

– Черт. – Пришлось срочно сосредоточиться. Чертовой Студийной Задницей в его системе кодировок назывался Гейл Келлер, личный помощник Председателя Студии Сан-Франциско Артуро Кольберга. Значит, плохие новости. – Эбби, только аудио. Ответить.

Визг внезапно сменился благостной тишиной. Хари сказал:

– Да, Гейл. Это Хари.

– Артист Майклсон? – Голос секретаря звучал без обычной уверенности; он, как и все люди, не слишком любил говорить с собеседником, которого не видел. – Э-э-э… Администратор Кольберг вызывает вас к себе в кабинет, срочно.

– В его кабинет? – повторил ошарашенный Хари. Кольберг никогда и никого не принимал в своем кабинете. Хари уже десять лет был звездой Студии, но еще ни разу не входил в кабинет Председателя. – А в чем дело? Мое следующее Приключение начнется только после первого числа будущего года, разве нет?

– Я… э-э-э… даже не знаю, Артист. Администратор ничего мне не сказал. Велел только добавить, что это насчет вашей жены, если вы будете спрашивать.

– Моей жены? – «Интересно, на свете есть хоть что-то, не имеющее отношения к моей жене?» – подумал он в приступе похмельной угрюмости. – А в чем дело? Случилось что? – Сердце ухнуло куда-то вниз, но тут же взмыло опять и застучало сильнее. – С ней все в порядке? Что с ней?