Когда он договорил, люди в толпе переглянулись, пытаясь обрести поддержку окружающих и только тогда принять решение.

И вдруг кто-то в ярости воскликнул:

— Ты говоришь, что ты наш друг, но ты не доказал, что способен быть нам другом! Твои люди уничтожали наших соплеменников, едва те ступали на берега Нормандии!

Ричард покачал головой.

— Это клевета, я никогда не отдавал такого приказа.

— Но почему мы должны верить тебе? Ты же сам говорил, что боги иногда лгут. Возможно, и ты лжешь.

— Вы можете довериться мне! — проникновенно воскликнул герцог.

— Почему? Чего стоит твоя клятва, если твоя рука в этот миг возлежит на Библии?

Ричард тщетно подыскивал нужные слова.

— Ты произносишь перед нами пламенные речи, но где твои дела, что подтвердят слова? Где земли, что ты нам обещал? Мы видим, почва здесь плодородна, но мы видим и твоих воинов. Что останется нам?

Все больше голосов звучали в толпе.

— Почему мы должны пойти за тобой?

— Почему мы должны принести тебе клятву верности?

— Почему мы должны покориться тебе?

Гуннора подошла поближе. Ричард все еще не замечал ее, он лихорадочно пытался подобрать ответ.

Зато остальные ее увидели. Увидели женщину с длинными черными волосами в одеждах провидицы, принесших ей такой успех в лесу под Руаном. Увидели женщину с осанкой королевы. Увидели женщину с ребенком во чреве.

Гуннора не знала, будет ли этого достаточно, чтобы завоевать их сердца, но внимания она точно добилась.

— Поверьте мне! Последуйте за мной! Прислушайтесь ко мне!

— Почему?

— Потому что я одна из вас.

Толпа притихла. Ричард удивленно распахнул глаза. Вначале он был настолько потрясен, что не знал, как действовать дальше, но постепенно на его лице проступило раздражение. Герцог кивнул своим воинам, и те двинулись в сторону Гунноры, чтобы прогнать ее. Женщина подняла руку — и то ли ее появление настолько впечатлило солдат, то ли Арвид вмешался, но они отошли.

В толпе опять зашушукались, но Гуннора вновь заговорила — глухо, с хрипотцой, тем самым голосом, который помог ей когда-то в лесу, когда люди поверили, что она на короткой ноге с богами.

— Я дочь Севера, дитя датчан. Мы сохраняли честь своего народа, но жилось нам нелегко. Мой отец, как и многие наши соплеменники, надеялся на лучшую судьбу в Нормандии. Возможно, некоторые из вас приехали сюда не за куском хлеба, вас влекла дорога приключений, мечта о богатстве. Но всех нас объединяет одно стремление — получить тут то, чего мы не могли получить дома. Мы отважны и мудры и потому оставили свой дом. Да, я одна из вас, я дочь Севера. Но теперь я не только дочь, но и мать. — Гуннора провела ладонью по округлившемуся животу. — Под сердцем я ношу дитя. Многие из вас завели детей на этой земле, вырастили их, потому что такова природа жизни. Мое дитя — дитя Севера. И дитя герцога Ричарда.

Краем глаза Гуннора увидела, как Ричард сделал жест, желая прогнать ее, хотя теперь на его лице не осталось злости, только потрясение. Впрочем, уже через мгновение он передумал и покачал головой. Ричард отвернулся, и она больше не видела его лица, но он слушал ее.

— Мой ребенок будет датчанином, но и норманном, он ведет свой род как от людей, почитающих Тора и Одина, так и от тех, кто молится Христу. Он примет крещение, как и я, но я не позволю ему забыть свои корни. Он будет жить по обычаям своих предков, но и по обычаям франков. Посмотрите на землю, на которой вы стоите! На ней могут расти деревья и колоситься пшеница, но может и пролиться кровь. Выбор за нами — оставить эту землю высыхать или построить на ней дома и дороги, по которым будут ездить повозки с нашими товарами. Мы решаем, какие следы оставим, ибо наша судьба не высечена в камне. Она в земле. Если вы хотите, чтобы эта земля была плодородна, вы пойдете за герцогом Ричардом.

Ее слова околдовали толпу, но молчание не имело силы чар: едва она умолкла, как зазвучали голоса ее противников.

— Твои речи красивы, но что стоит за ними? Скажи нам, почему мы должны довериться ему?

— Потому что я ему доверяю, — ответила она. — Хотя я и северянка, он всегда обращался со мной почтительно. И разве он зачал бы со мной ребенка, если бы не считал вас родней?

— Но как ты докажешь, что ты одна из нас? Вдруг все это ложь? Есть франки, которые умеют говорить по-датски, но это не делает их нашими друзьями.

— Да, есть и другой способ доказать мое происхождение. — Гуннора вновь указала на землю, наклонилась и написала веткой свое имя. — Вы все знаете, что руны обладают силой. Вычерчивая свое имя в земле, я признаю ее моей родиной. Гуннора. Я пишу руну «гебо» — дар. «Уруз» — дождь. «Наутиз» — беда. «Одал» — процветание. «Райдхо» — странствие. «Ансуз» — асы. — Гуннора подавила вздох, вставая. Двигаться с таким животом было тяжело, но женщина горделиво расправила плечи.

— Ты сказала, что хочешь принять крещение. Как ты можешь, ты же владеешь рунами!

— Руны таят в себе великую силу. Теперь эта земля знает мое имя. И вы его знаете. И все же, — Гуннора стерла руны на земле, — все же есть кое-что сильнее рун. Новая жизнь. Наша судьба зависит не от чар, а от нашей воли и поступков. Я буду герцогу Ричарду хорошей женой и не устану напоминать ему о наших предках. Но я готова пойти с ним и по новому пути. Я клянусь ему в верности, как и его богу, и только когда сил его божества будет недостаточно — тогда и только тогда я вновь начерчу руны. Я верю, что Ричард будет всем вам сильным, справедливым и добрым правителем.

— Вот как. — Голос говорившего сочился ядом. — Этот сильный, справедливый и добрый правитель — не он ли приказал вырезать всех переселенцев, что ступают на берега Нормандии? Не он ли не хочет делиться своей землей и угрожает мечом любому, кто на нее ступит? Не он ли отдал подлый приказ убивать не только воинов, но и женщин, детей, стариков?

Воцарилось молчание. Оно накрыло Гуннору плотным покрывалом, как и поднявшиеся в ее душе воспоминания. Слова пришли не сразу, они прятались за образами — Вальрам и Гунгильда, залитые кровью, Агнарр, давивший на нее своим телом, Агнарр, взявший ее силой. Но Агнарр не сломил ее. И слова нашли свой путь.

— Я знаю, о чем ты говоришь. Я была там и все видела. — Голос Гунноры становился все громче. — Я стала свидетельницей названного тобой преступления. Я видела, как пали от меча ни в чем не повинные люди, мечтавшие о лучшем будущем. Среди этих людей были и мои родители. Сегодня я стою здесь рядом с Ричардом, и это не значит, что я забыла об этом преступлении. Я по-прежнему верю в месть, верю, что Ричард отомстит за моих родителей. Потому что не Ричард приказал убить переселенцев. Этот приказ отдал Агнарр. Он датчанин, как и мои родители. Чтобы захватить власть в этой стране, Агнарр пролил кровь своих соотечественников и обвинил в своем злодеянии Ричарда. Я свидетельница его преступления, и поэтому он хотел убить меня. Но я жива.

Она всматривалась в незнакомые лица, и вдруг ей показалось, что она узнала в толпе Агнарра. Он вынужден был бессильно наблюдать, как слова становились смертоносным оружием, направленным на него. Сегодня еще не прольется его кровь, но его мечтам о власти уже не воплотиться, и Гуннора это знала.

— Агнарр! — крикнула Гуннора. Голос ее был уже не человеческим, она взревела диким зверем. И этот зверь не был ранен, он защищал свои земли, он выпустил когти и обнажил клыки. — Агнарр, знай! Ричард справедливее тебя. Ричард мудрее тебя. Ричард сильнее тебя. А главное, он единственный законный герцог Нормандии. И он им и останется.

Гуннора опустила глаза. Она так и не знала, действительно ли разглядела Агнарра в толпе или ей просто почудилось. Ликование толпы слилось в единый вопль одобрения, в нем нельзя было вычленить отдельные слова. Гунноре хотелось увидеть лицо Ричарда, услышать его голос.

Герцог долго стоял к ней спиной — к ней и к толпе. Наконец он повернулся. И на его губах играла улыбка. Ричард все еще был потрясен, он злился, но было в его лице что-то еще. Что-то, что доказывало — Гуннора не зря предала руны. А может быть, и не предала вовсе.