— Не сообразил я, Мотя. Не поверишь — перепугался я сильно.

— Ладно, не переживай, щеки подбери и ныряй, я что-нибудь придумаю.

Мотя подождал, пока в проходе не скроется Маша, шедшая последней, поколдовал над кнопками панели, подхватил «летучую мышь» и закрыл за собой потайную дверь. В этот момент раздался сильный глухой удар в дверь. Бронированная плита, державшаяся на мощных металлических костылях, вбитых в капитальную стену, даже не шелохнулась. Бойцам спецназа военной полиции, а это были именно они, вышибить дверь удалось только с третьей попытки. В доме они обнаружили лишь разобранную постель, дымящийся окурок сигары и почти готовое рагу на плите.

За годы существования Зоны Дитятки, ранее заурядный поселок, нет, даже не поселок, а хуторок в два десятка домов на отшибе, превратился в довольно крупный сталкерский центр. В немалой степени становлению Дитяток поспособствовали военные, разместив неподалеку штаб командования Объединенного контингента, окрест развернув военный и научный городки. Вся эта орава вояк и ботаников требовала хлеба и зрелищ, и имела деньги, чтобы за них платить, но тратить их здесь было не на что. Ушлые деляги не преминули воспользоваться ситуацией, и в Дитятках как грибы после дождя выросли бары, казино, стрип-клубы и ночлежки. Затем подтянулись барыги. Зона приносила огромные прибыли торговцам, и им требовалось держать руку на пульсе, чтобы вовремя реагировать на изменения конъюнктуры, а удобнее всего это делать, находясь на передовой. За барыгами пришли сталкеры и стали осваивать поселок, заселяя старые дома и выстраивая новые. Постепенно поселок разросся и превратился в городок, в котором буквально каждый житель в той или иной степени был связан с Зоной.

Мотин дом находился почти в самом центре Дитяток. Если облава была на них, а этот факт не вызывал никаких сомнений, то дороги наверняка контролировали патрули. Полиция, хоть и военная, особой изобретательностью не отличалась и практически всегда действовала по установленным кем-то наверху планам с громкими названиями типа «Зачистка» или «Выброс». Судя по всему, сухие и строгие названия должны были внушать преступникам ужас, на практике же сталкеры откровенно издевались над ними, с легкостью обходя засады и оставляя в дураках патрули. Да и сами полицейские, честно говоря, особой ретивостью не отличались и вперед с инициативами не лезли, ибо, как известно всякому, инициатива наказуема. К тому же с рядовыми патрульными всегда можно было договориться за пару мертвых президентов — Гранта или Франклина. Но это если на тебя нет ориентировки. В противном случае в дело вступал особый отдел военной полиции, а с ними договариваться было так же бесполезно, как немому разговаривать со слепым, — тебя просто не понимали.

Сложнее всего было незамеченными пересечь Русло, центральную улицу городка, — средоточие питейных заведений, борделей и казино, людную в любое время суток и освещенную не хуже любого Лас-Вегаса. Самый верный способ попасться в лапы фараонов — прятаться, едва их завидев. Мотя решил брать наглостью.

— Маша, обнимай меня и хихикай, будто ты дура набитая. Сюр, Боцман, хватайте Транца под руки и делайте вид, что пьяные в хлам. Мы пойдем вперед, вы чуть погодя, но далеко не отходите. Если нас остановит патруль, ничего не предпринимайте, пока я не начну действовать. Пошли.

Он ухватил девчонку за талию, прижал к себе и вальяжно двинулся через проезжую часть. Маша старалась как могла, но нервы были взвинчены до предела, у нее дрожали коленки, смеялась она очень фальшиво и в смехе периодически проскальзывали истерические нотки.

— Не нервничай ты так, ребенок, — прошептал ей в ухо Мотя. — Тебе нечего бояться. Мужики рядом, помогут в случае чего.

Он оглянулся и рассмеялся. Сюр и Боцман тащили за руки невысокого, но упитанного Транца, который абсолютно гениально изображал пьяного. Ноги заплетаются, рубашка вылезла из штанов, в просвете между ней и брюками торчит вываливающееся пузо, ширинка расстегнута. А взгляд! За один только взгляд ему можно было давать «Оскара»! При этом он еще пытался петь похабные песни и щипать за попки проходящих мимо девиц легкого поведения, которые, впрочем, были не против подобных ухаживаний. Глядя на эту троицу, Мотя живо припомнил кадр из «Кавказской пленницы», где Трус, Балбес и Бывалый тормозили машину, ведомую красавицей Ниной.

Постепенно нервная дрожь отпускала Машу. Никто от них не шарахался, никто пальцем не показывал, да и крепкая рука Моти, лежащая на талии, придавала ей уверенности. Все будет хорошо, она почти в это поверила, как вдруг увидала впереди двух полицейских, и ее голос вновь задрожал. Она толкнула Мотю локтем в бок и прошипела сквозь зубы, когда тот наклонился:

— Полицейские впереди!

— Вижу и уже давно, — улыбнулся в ответ сталкер. — Нам немного осталось, вон до того угла только дойти.

Патруль приближался. Маша, чтобы не выдать себя, опустила голову, пытаясь спрятать лицо под челкой, и тут же палец Моти больно надавил ей меж ребер.

— А ну немедленно возьми себя в руки! И улыбайся, улыбайся. — Мотя громко захохотал, показывая пальцем на противоположную сторону улицы. — Вот клоун!

Маша проследила за пальцем, но ничего смешного не увидела. Она вопросительно посмотрела на сталкера, а тот вдруг отчебучил такое, отчего у нее чуть не случился сердечный приступ — он вдруг достал портсигар из кармана пыльника и двинулся прямо к патрулю.

— Эй, служивые, огоньку не найдется? А то моя девочка, — он хлопнул Машу по спине, — куда-то спички задевала.

Маша стояла, как парализованная, а Мотя, как ни в чем не бывало, прикурил от зажигалки патрульного, глубоко затянулся и вновь обратился к полицейским:

— Как нам «Три парсека» найти? Что-то у меня навигатор сегодня барахлит.

— Разуй глаза, мужик! Ты стоишь перед ним, — хохотнул тот, что давал прикурить, и патруль, обменявшись понимающими взглядами, двинулся дальше.

Машу била мелкая дрожь, а сердце ухало не в груди, нет, — в пятках. Ноги от страха сделались ватными, и она, вероятнее всего, осела бы на мостовую, если бы не Мотя, крепко державший ее за талию.

В переулок белую как мел девчонку сталкер внес чуть не на руках, усадил на первый попавшийся ящик, расстегнул ворот и стал растирать ей щеки. Следом ввалилась «пьяная» троица, вмиг сбросившая с себя напускную развязность. Боцман остался контролировать ситуацию на улице, а Сюр и Транец кинулись помогать Моте.

— Что случилось? — Транец присел рядом и заглянул Маше в глаза, приподняв ей веки.

— Переволновалась. — Мотя продолжал растирать девочке щеки. — Сейчас пройдет.

— Да хватит уже тереть-то. — Сюр выудил из внутреннего кармана флягу. — Вот лучше ей дай.

Мотя принял флягу и подозрительно понюхал содержимое, сделал осторожный глоток и только потом приставил горлышко к Машиным губам. Хороший коньяк еще никому не вредил, особенно если не перебарщивать.

Спустя пару глотков и две минуты Маше вернулся нормальный цвет лица и взгляд вновь приобрел осмысленность, перед глазами перестали плыть лиловые круги и она смогла рассмотреть три небритые морды бандитского вида, склонившиеся над ней. Их тревога была столь неподдельной и настолько не вязалась с их образами крутых бродяг, соплей перешибающих шпалы, что девчонка невольно улыбнулась. Какие же они все-таки милые и добрые, как сенбернары. Она потянулась к фляге, машинально, но Сюр тут же флягу отобрал.

— Еще чего! — строго пробасил он. — Хорошего понемногу.

Он сделал пару хороших глотков, предложил глотнуть сталкерам и спрятал ее в карман.

— Идти можешь? — спросил Мотя. Маша кивнула. — А то смотри, нам нужно как можно скорее убраться отсюда, и если тебе тяжело, мы тебя понесем, ничего стыдного в этом нет.

— Я могу, могу. — Она резво вскочила, но ее тут же качнуло и она упала в объятия Сюра.

Могучий сталкер подхватил ее на руки как пушинку и скомандовал: