Одри взяла его за руку; оба молчали, всей душой благодаря Господа за свершившееся чудо.

Прошло много времени, прежде чем Джеймс зашел посмотреть на счастливое семейство. Кто-то плакал, кто-то смеялся, Александра и Джеймс не могли оторваться от отца, а Молли радостно прыгала вокруг них. В этот незабываемый день Одри и Чарльз решили добавить еще одно имя своему первенцу. Теперь малыш будет именоваться Джеймс Эдвард Энтони Чарльз Паркер-Скотт.

Еще через месяц Чарльз, полностью оправившись от ран, явился в министерство внутренних дел. Боли порой еще мучили его, но не настолько, чтобы удержать дома. За восемь месяцев он успел истомиться и снова рвался в бой. Его направили в Северную Африку, но теперь не в Каир, а в Касабланку. Одри втайне завидовала ему: муж будет в гуще событий, а ее удел — грустить и тревожиться. Перед отъездом он ей признался: одновременно с обязанностями военного корреспондента его ждет участие в совместной операции союзных войск под названием «Факел», которая должна привести к их высадке в Северной Африке. Глаза Чарли горели от возбуждения. Ему поручено собирать информацию для союзников, а позже, когда они высадятся, он возьмет интервью у генерала Эйзенхауэра. Высадка десанта намечалась на осень. В отличие от Египта Касабланка не была в руках союзников, а вместе с Алжиром и Ораном находилась под контролем режима Виши. Место весьма экзотическое, кого там только нет: и англичане, и американцы, и немцы, и французские коллаборационисты — словом, каждый день жди чего угодно. Крупные соединения немецких войск задействованы на востоке, у нацистов не хватает сил на этот регион, поэтому высадка, по всем прогнозам, должна пройти успешно.

Одри хотелось поехать с ним, но нельзя же бросить ребенка на Ви, да еще когда та наслаждается вновь обретенным счастьем, Ви и так уже столько для нее сделала. Подруги поменялись ролями. Теперь в основном Одри присматривала за четырьмя детьми, а Джеймс и Ви гуляли, разъезжали на машине и не могли наглядеться друг на друга. Одри читала им все письма, приходившие от Чарльза.

Судя по ним, Касабланка — настоящий вертеп: смешение рас, интриги, разгул — совсем как в Шанхае. Ничего общего с упорядоченной, размеренной жизнью Каира. Город грязный, дымный, от описания гостиничного номера Чарли у Одри волосы встали дыбом. Но все это пустяки, главное — от него во многом зависит успех операции. О ней он, конечно, не писал, но Одри умела читать между строк.

Наместники Виши хлопот никому не доставляют: пьют, таскаются по бабам и не замечают, что творится у них под носом.

Никому дела нет, чем торгуют англичане, американцы, итальянцы и немцы: мулами, наркотиками или секретной информацией.

Чарли прислал оттуда несколько любопытных репортажей с фотографиями продающих сигареты детей, обивающих углы проституток, пьяных солдат. Он побывал в Оране и Рабате, но Центром грядущих событий становилась Касабланка.

В сентябре, октябре и ноябре караваны двигались по Средиземному морю. Немцы не могли этого не знать, но не догадывались, куда перебрасываются силы. Сами они глубоко увязли в Египте и Ливии, и успешная высадка союзников в Касабланке, Оране и Алжире 7 и 8 ноября 1942 года застала их врасплох.

Гарнизоны Виши пытались оказать сопротивление, но оно было быстро подавлено.

В январе Черчилль, Рузвельт и генералы Жиро и де Голль прибыли в Касабланку на знаменитую конференцию. После нее главнокомандующим экспедиционными войсками союзников стал Эйзенхауэр, а контроль над Триполи получили англичане. Отныне Чарльз все свои донесения передавал напрямую американцам. Одри буквально оживала, получив от него очередную весточку.

— Бедняжка, она так по нему скучает! — сказала Джеймсу Вайолет. Она понимала, что подруге нелегко, но ее муж по крайней: мере жив и, если верить его письмам, в полной безопасности.

Джеймс ожидал нового назначения. Ви подумывала о том, чтобы перебраться с ним в Лондон, а детей оставить на попечение свекра и Одри, которая останется там с Молли и Эдвардом, как все называли малыша, — трое Джеймсов в одном доме — это было бы чересчур.

Джеймс-старший, как и прежде, поражал всех своей жизнерадостностью. Ви тоже стала прежней, лишь в глубине ее глаз еще не растаяла боль: не так-то просто вмиг отрешиться от всего, что она пережила, когда все считали, что ее муж погиб. Она слушала его рассказы о том, как он пробирался по оккупированной Франции и как лишился руки. Восемнадцать дней он провалялся без сознания в каком-то амбаре, и если бы не французская семья, спасшая ему жизнь… От одной этой мысли мороз пробегал у Ви по коже. Зато теперь все хорошо.

В апреле Чарли сообщил, что Роммель, побитый и больной, вернулся в Германию. Одри сразу вспомнила, как они брали у него интервью, и загрустила. Еще сильнее сказалось одиночество, когда в мае супруги Готорны переселились в лондонский дом. Джеймс почти все время проводил на службе, а Ви не хотела расставаться с ним даже на день. Чарльз обещал приехать на первый день рождения Эдварда, но потом прислал телеграмму:

СЕЙЧАС НЕ ПОЛУЧИТСЯ ТЧК ВОЗМОЖНО БЛИЖАЙШЕМ БУДУЩЕМ ТЧК ДЕРЖИСЬ ТЧК ЛЮБЛЮ ТЧК ЧАРЛИ.

Одри устала держаться. Она уже отняла от груди ребенка и вновь вернулась к своим занятиям фотографией. Временами ей казалось, что все прекрасно обошлись бы и без нее. Молли, Александра и Джеймс подрастают, у них полно друзей, Эдварду так же хорошо с няней и лордом Готорном, как с ней. Она так прямо и сказала Ви и Джеймсу однажды вечером, когда ужинала с ними в Лондоне.

— У меня такое чувство. Од, что ты что-то замышляешь, — заметил Джеймс, словно прочитав ее тайные мысли. — Я ошибаюсь?

— Да; пожалуй.. — — Она растерянно посмотрела на друзей и умолкла.

Но на следующий день Одри пошла в министерство внутренних дел и предложила свои услуги, уламывать никого не пришлось Она хорошо поработала полтора года назад в Северной Африке, конечно же, и теперь для нее найдется работа. Ей обещали позвонить через несколько дней, и в ожидании звонка она осталась у Ви и Джеймса. После звонка из министерства она чуть не запрыгала от радости. В поезде, на котором она возвращалась в дом лорда Готорна, ее опять начали мучить сомнения.

Ребенку она очень нужна, и Молли тоже… но без Чарли жизнь все равно не в радость. Дети устроены, сыты, а она в любой момент может вернуться. Войдя в дом, Одри увидела, как Эдвард весело гукает на руках лорда Готорна, а Молли сражается на ковре с Джеймсом. Все повернулись к ней, и она одарила каждого улыбкой, думая о том, как ей объяснить все Молли.

Укладывая девочку спать, Одри присела на краешек кровати и принялась гладить черные шелковистые волосы, напоминавшие ей о Лин Вей. Наконец, собравшись с духом, объявила Молли, что опять хочет уехать.

— Я постараюсь вернуться побыстрей, моя девочка.

— Папу опять ранили?

— Нет, он здоров. Но я думаю, мне надо быть с ним, потому что ему там очень одиноко.

Дурацкая непоседливость опять гонит ее на край света, как гнала ее отца, как когда-нибудь погонит Эдварда, и он тоже будет недоумевать, откуда это в нем.

— Надо ехать и остаться хочется. Знаешь, иногда так трудно сделать выбор.

Девятилетняя Молли понимающе кивнула. Вон мама Александры и Джеймса тоже уехала, хотя и недалеко.

Ничего, они как-нибудь перетерпят, втроем не так скучно, да и дедушка (Молли тоже называла лорда Кларка дедушкой) с ними.

— Ты будешь мне писать?

У Одри защемило сердце. Еще тяжелее стало на следующий день, когда она увидела, что ее сын впервые самостоятельно пошел ножками. Ну как тут оторваться?..

Вечером она потягивала портвейн, сидя с лордом Готорном у камина, и душу ее раздирали сомнения. Конечно, она будет очень скучать по ним, как теперь скучает по Чарли — Поезжай, Одри, — сказал лорд Готорн. — Если тянет — поезжай.

Он немного напоминал ей собственного деда, хотя ужиться с ним было гораздо легче. Но дед был так же мудр, и сердце у него было, в общем, доброе.