Фамилия Филиппы — Винтертерн — показалась Берни одной из самых забавных на свете, а ее лицо — одним из самых привлекательных. Эта симпатичная седовласая женщина имела колоссальный опыт работы: в свое время она заведовала магазином в Палм-Бич, затем сетью магазинов на Лонг-Айленде, она сотрудничала с журналами «Вог» и «Женские наряды», а также занималась моделированием детской одежды. Ни одно событие в мире моды и торговли за прошедшие тридцать лет не обошлось без ее участия, и вдобавок ко всему прочему она обучалась в колледже Парсонса.

Слушая их разговор, Меган не смогла не улыбнуться. Потом ей пришлось отлучиться: в приемную привезли восьмилетнего ребенка, который сломал руку. Когда она вернулась, Берни и Филиппа по-прежнему говорили, не смолкая. Когда ленч подошел к концу, глаза у Берни сияли от восторга. Филиппа прекрасно знала, что ей нужно, и затея Берни пришлась ей по душе. У нее самой не было капитала для такого проекта, но Берни не сомневался, что с этой стороной дела он справится, взяв ссуду в банке и, может быть, призаняв некоторую сумму у родителей.

И все же он сомневался, уместно ли браться за такое дело, ведь рано или поздно ему придется переехать в Нью-Йорк. Впрочем, после разговора с Филиппой ему уже никак не удавалось махнуть рукой на все эти идеи.

Несколько раз ему случалось проехать мимо дома, который нашла Меган. Его так и подмывало оформить покупку, но зачем ему приобретать недвижимость в Калифорнии? Разве чтобы вложить деньги…

Всякий раз, разговаривая с Полом по телефону, Берни впадал в рассеянность и отвечал невпопад. Внезапно его снова начали преследовать призраки прошлого. Он стал очень часто вспоминать о Лиз, и тогда в душе у него появлялось раздражение против Меган.

Берни провел все лето, работая в магазине в Сан-Франциско. Но мысли его постоянно витали где-то далеко. Он думал о долине Напа, о Меган, о доме, который ему хотелось купить, и о своем магазине, который хотелось открыть. Душа его разрывалась на части, он чувствовал себя виноватым, но Меган поняла, что с ним творится. Она держалась очень спокойно, старалась поддержать его и не спрашивала о планах на будущее, за что Берни был глубоко ей благодарен. Она вела себя просто замечательно, но и от этого ему становилось все более и более не по себе.

Они прожили семь месяцев, стараясь не принимать никаких решений, но ведь рано или поздно это придется сделать. И к тому же такая жизнь мучительна. Ему очень нравилось бывать с Меган, подолгу гулять с ней, вести разговоры по вечерам и заезжать к ней в больницу, когда она дежурила. Она отлично ладила с детьми. Александр души в ней не чаял, и миссис Пиппин полюбила ее, и даже Джейн. Она прекрасно подходила ему по всем статьям… но его смущали воспоминания о Лиз. Он старался не сравнивать их друг с другом, ведь они совершенно разные, а когда Джейн заводила разговор на эту тему, Меган всякий раз ее останавливала.

— Твоя мама была особенным человеком, других таких больше нет, — говорила она; с ее словами невозможно было не согласиться, и Джейн было приятно это слышать. Меган очень хорошо понимала и детей, и Берни. Ему разонравилось жить в городском доме, его угнетала тамошняя обстановка. Счастливые дни, проведенные в нем, как-то не приходили на память, его донимали воспоминания о том, как Лиз болела перед смертью, отчаянно цепляясь за жизнь, продолжая работать в школе и вести хозяйство и слабея с каждым днем. Мысли об этом сделались ему ненавистны. С тех пор, как ее не стало, прошло два года, и ему хотелось думать о другом. Но он не мог забыть о том времени, когда Лиз доживала последние месяцы и дни, отпущенные ей перед смертью.

В августе родители Берни приехали навестить его и внуков. Он вывез детей на лето в долину Напа, все шло, как и в прошлом году, и бабушка с дедушкой снова взяли Джейн с собой в поездку. А когда все они вернулись, Берни познакомил их с Меган. Они без труда догадались, кто она такая, зная о ней по рассказам сына. Руфь окинула ее внимательным, испытующим взглядом, и Меган произвела на нее благоприятное впечатление. Она сумела понравиться всем, даже матери Берни.

— Значит, вы врач, — в голосе матери послышался оттенок гордости. Она поцеловала Меган, и у той на глазах выступили слезы.

На следующий день Меган заехала за ними, когда освободилась от работы, и повезла показывать достопримечательные места. Отец Берни смог провести с ними лишь несколько дней, пока в Сан-Диего не начался медицинский конгресс. Руфь решила погостить подольше. Она по-прежнему сильно тревожилась за сына, чувствуя, что, несмотря на привязанность к Меган, он еще тоскует по Лиз. Сидя в ресторане «Сент-Джордж», Руфь завела разговор на эту тему. Она сочла, что с этой молодой женщиной, которая пришлась ей по душе, можно откровенно говорить обо всем.

— Он совсем не такой, как прежде, — пожаловалась она, думая, что, возможно, ее сын изменился навсегда. С какой-то стороны это даже к лучшему, он стал более зрелым и деликатным, но после смерти Лиз он утратил способность радоваться жизни.

— Ему потребуется еще некоторое время, миссис Фаин. Прошло уже два года, а он только-только начал приходить в себя. А сейчас он оказался перед необходимостью принять ряд решений, и ему трудно сделать выбор между Меган и воспоминаниями о Лиз, между Сан-Франциско и Нью-Йорком, между собственным магазином и фирмой «Вольф» и Полом Берманом, которым он многим был обязан. Он разрывался на части, и Меган понимала это.

— Уж больно он какой-то тихий. — Руфь обратилась к Меган как к давнишнему другу, и та улыбалась в ответ. Такая улыбка облегчает боль, когда у тебя сломан палец, или воспалено ухо, или непорядок с животом, и Руфь тоже стало полегче. Она убедилась, что рядом с этой женщиной ее сын сможет жить счастливо.

— У него сейчас трудное время. По-моему, он столкнулся с вопросом: не пора ли ему отрешиться. А это крайне нелегкий шаг.

— Отрешиться от чего? — в недоумении спросила Руфь.

— От памяти о жене, от иллюзорной веры в то, что она вернется. Примерно то же самое происходит и с Джейн. Отталкивая меня, она пытается сохранить надежду на то, что ее мама в один прекрасный день окажется рядом с ней.

— Это нездоровые иллюзии, — нахмурившись, сказала Руфь.

— Но вполне естественные. — Меган не стала рассказывать ей о том, что Берни мечтает открыть магазин в долине Напа, чтобы не расстраивать ее еще сильнее. — Мне кажется, Берни стоит на пороге принятия крайне сложных для него решений. Ему станет лучше, когда этот момент останется позади.

— Надеюсь. — Руфь не стала спрашивать, входит ли женитьба на Меган в число вопросов, которые предстоит решить ее сыну. Они поговорили за едой о том о сем, а когда Меган завезла ее домой и уехала, помахав на прощание рукой, у Руфь отлегло от сердца.

— Мне нравится эта женщина, — заявила она вечером Берни. — Она умна, добра и деликатна. — Немного помолчав, Руфь добавила:

— И она любит тебя. — Впервые за все время она побоялась, как бы ее слова не рассердили сына. Берни улыбнулся. — Она потрясающий человек.

Берни согласился с ней.

— А ты не хочешь ничего предпринять? Он долго не отвечал, а потом со вздохом посмотрел матери в глаза.

— Мама, у нее здесь своя практика, а фирма «Вольф» рано или поздно отзовет меня обратно в Нью-Йорк. — По его лицу нетрудно было понять, что он переживает, и Руфь стало больно за него.

— Бернард, жена важней, чем работа в фирме. — Она произнесла эти слова очень мягко, махнув рукой на собственные интересы, решив, что счастье сына превыше всего.

— Я уже думал об этом.

— И что?

Он опять вздохнул.

— Я стольким обязан Полу Берману. На секунду Руфь вышла из себя:

— Обязан, но не до такой степени, чтобы ради него отказаться от жизни, от собственного счастья и благополучия детей. И по-моему, ты принес столько прибыли этой фирме, что скорей он обязан тебе, а не наоборот.

— Мама, все далеко не так просто. — Вид у Берни был измученный, и у Руфь сжалось сердце.