Более перспективным в борьбе за интересы колонистов было обращение Отиса к теории естественного права. В Европе XVII–XVIII вв. учение о естественном равенстве было направлено прежде всего на критику сословного неравенства, наследуемых привилегий дворянства и монархов. Но уравнительные его возможности были безграничны: действительно, центральный постулат этого учения, гласивший, что «бог-творец» создал всех людей по своему образу и подобию и что в «естественном», первозданном состоянии все люди обладали совершенно равными правами, давал возможность для проповеди равенства любого рода. (В Европе XVIII в. французские утописты Ж. Мелье, Г. Б. Мабли, Морелли подвергли критике не только сословные, но и имущественные различия между людьми.)
Отис обратился к теории естественного равенства не с целью критики имущественных различий (он был до мозга костей буржуа), и даже не с целью критики сословного неравенства (его в Северной Америке не было), а для отрицания превосходства одного народа над другим, национального и колониального гнета. Апеллируя к законам «бога и природы», он хотел уравнять в правах американцев и англичан. В естественном состоянии, доказывал Отис, люди не разделялись на жителей колоний и метрополии, они были во всем равны между собой и не могли утратить этих прав после образования гражданских обществ и разных государственных объединений[27].
Обращаясь к учениям виднейших европейских авторитетов в области естественного права, в частности С. Пуфендорфа и Г. Гроция, Отис с удивлением обнаруживал, что они не позаботились о разработке теории прав колониальных народов. Их американский последователь, устраняя «ошибку» учителей, одним из первых пропагандировал равенство естественных прав колонистов и жителей метрополии. Эта идея становится грозным оружием патриотического движения, и в будущем именно она послужила основой лозунга о праве американцев на образование независимого государства. Впрочем, сам Отис никогда такого лозунга не выдвигал.
Урегулирование противоречий между колониями и Англией, предложенное Отисом, предполагало сращивание североамериканских провинций, других частей Британской империи и самой метрополии в некую мировую конституционную монархию. Вера Отиса в неизбежность государственной интеграции колоний и метрополии отразила неразвитость национального самосознания американцев, их убежденность в «кровном родстве» с англичанами. Сам Отис в качестве единственного практического требования предлагал борьбу за представительство североамериканских провинций в английском парламенте, который должен был быть преобразован в имперский представительный орган.
Передовые умы североамериканских патриотов сумели быстро различить противоречия между смелыми теоретическими обоснованиями и умеренными политическими рекомендациями Отиса. Его лозунг борьбы за превращение парламента в общеимперский представительный орган и выделение американцам депутатских мест в Вестминстере не нашел поддержки среди патриотов. Простой здравый смысл подсказывал им, что горстке колониальных депутатов все равно не удастся изменить политический курс английского парламента. Сэмюэл Адамс, видевший в Отисе ближайшего соратника и восхищавшийся его теоретическими познаниями, тем не менее первым решительно осудил его политические рекомендации. Он убеждал патриотов, что «колонии не могут быть на равных началах и полно представлены» в парламенте, что представительство в Вестминстере обернется против самих провинций, ибо узаконит парламентскую тиранию в отношении Северной Америки, и что, следовательно, борьба патриотов за депутатские места в английском парламенте уводит их на ложный путь[28]. Адамс выступил за ограничение парламентских прерогатив в управлении жизнью провинций за счет все большего расширения прав местных ассамблей. Это было одной из главных причин, позволившей Адамсу в последующем оттеснить Отиса с ведущих позиций в патриотических кругах Массачусетса и стать их единоличным лидером.
Одной из главных, но не единственной. Среди патриотов были и другие лидеры, настаивавшие на широких правах провинциальных ассамблей в управлении жизнью колоний. После 1764 г. они буквально наводнили памфлетами, прокламациями, резолюциями Северную Америку. Как публицист Сэмюэл Адамс не выделялся среди таких памфлетистов, как Дж. Дикинсон, Дж. Адамс или Р. Бланд. Но в отличие от них он был прирожденным вожаком, обретавшим свое «я» в бурлящем кипении бостонского городского собрания, в тайной сходке террористов, в насильственной акции по уничтожению британской собственности или расправе со сборщиком налогов. Это был человек дела и подвига, лидер, как сказали бы сегодня, харизматического типа, способный заворожить массы, верящий в них и властно направляющий их против политических врагов.
Сам внешний облик Адамса выделял его среди прочих лидеров патриотов. Сравнить его хотя бы с лидером пенсильванских патриотов Дж. Дикинсоном. В 1767–1768 гг. тот на время стал самой популярной фигурой среди патриотов. Известность ему снискали 12 «Писем пенсильванского фермера», в которых он раскритиковал усилившиеся узурпаторские замашки Георга III и парламента в Северной Америке. В эти годы тост «за пенсильванского фермера» стал самым излюбленным на сходках и застольях патриотов. Никто из них, однако, не знал Дикинсона в лицо. У того не было ни желания, ни энергии вести за собой толпу. На Дж. Адамса, увидевшего Дикинсона впервые в 1774 г., он произвел впечатление человека, который «не сможет протянуть больше месяца»[29]. (Дикинсон «протянул» после этого еще 34 года, пережив большинство других «отцов-основателей»). Другое дело Сэмюэл Адамс: это был человек с аскетической внешностью и горящим взглядом твердого в своей вере, непримиримого христианского проповедника. Лидер американских умеренных Дж. Гэллоуэй, уступивший напору Адамса на заседаниях Континентального конгресса в 1774 г., был потрясен самой внешностью Адамса. Он представлялся ему фанатиком, который «почти не ест, не пьет, не спит, много думает и проявляет непреклонную волю в достижении своих целей»[30].
Еще один властитель умов патриотов, Джон Адамс не мог конкурировать как вождь движения со своим кузеном по той причине, что долгое время оставался принципиальным противником вовлечения широких масс в патриотическое движение, воздерживался от споров на городских собраниях, митингах, не одобрял методов насилия в борьбе с угнетателями. Т. Хатчинсон в 1771 г., будучи уже губернатором Массачусетса, отметил: «Если бы не два-три Адамса, мы бы чувствовали себя в нашем городе вполне спокойно». Но тот же Хатчинсон закреплял главенствующую роль среди «двух-трех Адамсов» за Сэмюэлом, который, согласно его же словам, во второй половине 60-x годов достиг положения, позволявшего «править городом Бостоном, палатой представителей, а в конце концов и Советом так, как он пожелает»[31].
Популистский стиль характеризовал политическое поведение Сэмюэла Адамса и до 1764 г., по после этого года он обрел более высокие, подлинно драматические мотивы. До 1764 г. вражда между Адамсами, Отисами, с одной стороны, и Ширлеями и Хатчинсонами — с другой, не выходила за рамки борьбы семейных кланов. После 1764 г., когда правящие семьи Массачусетса, возглавленные Т. Хатчинсоном, стали главными проводниками репрессивной линии английского короля Георга III в Северной Америке, оппозиция им со стороны Адамсов приобрела подлинно патриотический смысл.
Георг III, надевший корону английского короля в 1763 г., явно стремился к абсолютистским методам правления. И если он не осмеливался отменить буржуазные конституционные установления в самой Англии (хотя и ограничил их), то уж совершенно не стеснял своего произвола в Северной Америке. Вслед за «гербовым актом» в мае 1765 г. был издан указ о расквартировании в Северной Америке воинских соединений англичан, что противоречило одному из центральных принципов буржуазной идеологии XVII–XVIII вв. — о недопустимости содержания постоянной армии в мирное время. В декабре 1765 г. английский парламент приостановил деятельность нью-йоркской ассамблеи до 1 октября 1767 г., что отрицало важнейший принцип буржуазного конституционного права Англии — представительные органы могут быть распущены только с их собственной санкции. Наконец, в 1767 г. были обнародованы законы Тауншенда, противоречившие, как и «гербовый акт», принципу «нет налогов без представительства». При этом доходы от таможенных сборов должны были идти на содержание колониальной администрации и губернаторов, что отрицало еще один принцип буржуазного права — обязательную финансовую зависимость исполнительной власти от законодательных органов, в данном случае ассамблей. Еще ранее, в 1766 г., был издан «Разъяснительный закон», объявлявший притязания американцев на представительное правление незаконными и сводивший на нет роль провинциальных ассамблей. В результате к 1767 г. буржуазные свободы в Северной Америке были основательно подорваны.
