Вынести однозначную оценку деятельности Джефферсона невозможно. Подобно многим крупным историческим личностям, прошедшим долгий путь в условиях революционных потрясений и крутых поворотов истории, он претерпел сложную эволюцию, требующую взвешенных, соотнесенных с меняющимися историческими обстоятельствами подходов и оценок. Сложная, зигзагообразная эволюция характерна для многих современников Джефферсона из числа буржуазных революционеров: вспомним хотя бы жизненный путь Наполеона Бонапарта, начавшего его республиканцем якобинского толка и увенчанного впоследствии императорской короной.

Жизнь Джефферсона разделяется на ряд этапов, каждый из которых имеет самостоятельное значение как для его собственной эволюции, так и для американской истории. В предреволюционный и революционный период Джефферсон выступил как лидер демократического крыла патриотов, выдвинул множество смелых идей и концепций, которые вошли в золотой фонд американской демократической мысли и до сих пор служат источником вдохновения для прогрессивных сил США.

В последующие периоды Джефферсон занимает более умеренную позицию. Это объяснялось логикой политической борьбы, требовавшей от Джефферсона идти на уступки консервативным союзникам по республиканской партии. Умеренный характер политической линии Джефферсона наиболее полно раскрылся в годы его президентства. Но даже очевидные минусы деятельности Джефферсона-президента не должны заслонять положительных итогов его пребывания у власти. В эти годы под влиянием сознательных усилий Т. Джефферсона и его окружения происходит укрепление буржуазно-демократических тенденций в развитии американского общества, которые были «законсервированы» в период правления федералистов.

В 1962 г. библиотека Белого дома пригласила историка И. Бранта оставить автограф на только что вышедшем последнем шестом томе принадлежавшей его перу биографии Джеймса Мэдисона[127]. Выкроивший время для того, чтобы присутствовать на этой церемонии, тогдашний хозяин Белого дома Джон Кеннеди заметил: «Мы недооценивали Мэдисона больше, чем кого-либо из других американских президентов»[128]. Тем самым давалось понять, что Брант, затративший на свой труд четверть века, способствовал устранению отмеченной несправедливости в отношении четвертого президента США.

Работа Бранта очень быстро завоевала признание среди буржуазных историков США, они приняли и стали использовать в собственных исследованиях содержащиеся в ней оценки. Попыток оспорить эти оценки не было, более того, после того как стали выходить один за другим тома Бранта, у других исследователей явно исчезло желание обращаться к жизни и деятельности Мэдисона. Одно основание для этого имелось: Брант собрал в архивах, кажется, все, что можно было извлечь оттуда касательно жизни четвертого президента (чем, кстати, в немалой степени способствовал успешной подготовке к изданию, начиная с 1962 г., многотомного собрания бумаг Мэдисона[129]). Однако если взглянуть на его работу под другим углом зрения, то можно убедиться, что мы имеем дело с откровенно апологетическим сочинением.

Составленное И. Брантом пространное «похвальное слово» четвертому президенту США заслонило прежние, по крайней мере в одном отношении, критические биографии Мэдисона[130]. Их авторы в отличие от Бранта полагали, что Мэдисон был глубок как мыслитель (за ним закрепилась слава «философа американской конституции»), что ему прекрасно удавались роли идейного лидера Континентального конгресса в эпоху войны за независимость и вождя республиканской оппозиции в 90-е годы, но что этот блестящий «отец-основатель» страны, увы, не состоялся в качестве государственного секретаря и президента США в начале XIX в.

Однако в этих биографиях, как и в труде Бранта, не нашли полного и верного объяснения многие сложные коллизии и перипетии, присущие политическому пути четвертого президента США. Главная особенность полувековой политической карьеры Мэдисона заключается в том, что она состоит из странных, парадоксальных на первый взгляд зигзагов, крутых поворотов, переходов из одного политического лагеря в другой. Начав свой путь как твердый защитник интересов плантаторской Виргинии, выразитель «прав штатов», он в начале 80-х годов XVIII в. круто меняет позицию, становится ярым сторонником сильного национального правительства. По иронии судьбы именно ему, южному рабовладельцу, принадлежала важнейшая роль в разработке федеральной конституции 1787 г., подведшей итоги буржуазной революции (Мэдисон недаром заслужил имя «философа американской конституции»). Но уже в 90-х годах Мэдисон, бывший вместе с Гамильтоном лидером федералистов, идет на решительный разрыв с прежними политическими партнерами, смыкается с Джефферсоном, возглавив вместе с ним республиканскую партию. Дальнейший его путь в политике свидетельствовал, однако, что его меньше всего можно было считать джефферсонианцем.

Первый Мэдисон — Джон сошел на американский берег в 1652 г. В принявшей его Виргинии он незамедлительно оформил владельческие права на участок земли в 600 акров, превратившись в результате этого в плантатора средней руки. Жизнь последующих поколений Мэдисонов была предрешена: она оказалась подчиненной удовлетворению главной страсти плантаторских семей колоний — расширению земельных владений.

Джеймсу Мэдисону-старшему, отцу четвертого президента США, перешли в собственность обширные земельные владения и три десятка негров-рабов. К моменту появления на свет Джеймса-младшего (родился 16 марта 1751 г.) Мэдисоны были одним из двух самых богатых и влиятельных семейств графства Орэндж (другим было семейство Тейлоров, давшее стране 11-го президента — Захария Тейлора).

Укрепившись во владении собственностью, Мэдисоны стали обрастать привычками, манерами, наклонностями, свойственными английским джентльменам. Мэдисон-старший обнаружил желание уделить самое серьезное внимание образованию своих наследников. Джеймса-младшего в 11 лет отдали в частную школу, где его приучили к чтению греческих и римских писателей. С авторитетными философами, юристами и историками античности и современности он познакомился в годы учебы в принстонском колледже, расположенном в небольшой приатлантической колонии Нью-Джерси.

Государство и право стали любимыми предметами Мэдисона в колледже. Занимался он весьма усердно и в будущем даже не мог припомнить, приходилось ли ему в студенческие годы спать более трех часов в сутки[131]. Настоящим испытанием для юноши оказались, однако, не многочасовые бдения над мудреными текстами, а неожиданно открывшаяся, неприятная и тяжелая болезнь. Мэдисон никогда не давал названия своей болезни, не смогли точно определить ее и медики того времени. Уже много лет спустя его шурин Д. П. Эйн писал, что во время войны за независимость Мэдисон был освобожден от военной службы по причине «неожиданных эпилептических по природе припадков». Доверимся в этом вопросе И. Бранту, который полагает, что «зрелый возраст Мэдисона во время начала припадков и их полное исчезновение в будущем дают основание определить его болезнь как истерию, проявившуюся в эпилептической форме»[132].

В 1772 г. Мэдисон, пребывавший постоянно в состоянии меланхолии, покинул Принстон и следующие четыре года провел безвыездно в родовом имении Монпелье. Недуги не оставляли его, а слова лучшего друга У. Брэндфорда о том, что слабые здоровьем, уделяя ему повышенное внимание, часто живут дольше самых сильных от природы, вряд ли служили утешением (они, однако, оказались пророческими для Мэдисона — он дожил до 85 лет). Его все чаще тянуло к размышлениям о боге и религии. Мэдисон рано обнаружил себя сторонником свободы вероисповедания и уже в 1774 г. в одном из писем высказывал то соображение, что если бы власть английской церкви по виргинскому образцу утвердилась во всех североамериканских провинциях, то неизбежной участью колонистов стало бы «рабство и подчинение»[133].