Пенсильванские конституционалисты естественно влились в партию республиканцев, выступив в качестве ее левого крыла. В 1793 г., когда в США под воздействием Великой французской революции и якобинских преобразований стали возникать республиканские клубы, в Пенсильвании образовался самый крупный и влиятельный среди них — «Демократическое общество Пенсильвании». Пенсильванская организация дала республиканской партии многих видных лидеров, среди них будущего министра финансов А. Галлатина.
Другую фракцию джефферсоновских республиканцев представляла группировка Дж. Клинтона в Нью-Йорке. Дж. Клинтон традиционно рассматривался в американской историографии, как и подобает «стопроцентному» антигамильтонианцу, в качестве «радикала», «уравнителя» и уж, бесспорно, демократа[114]. И только сравнительно недавно в фундаментальном исследовании «нового левого» историка А. Янга об образовании партии республиканцев в Нью-Йорке было доказано, что их лидер Клинтон, как и его окружение, принадлежал к американским нуворишам, к тем представителям средних и низших слоев белых колонистов, которые смогли разбогатеть на трудностях революции и посягнули на позиции господствующих семейных кланов — Скайлеров, Ливингстонов, Пендлтонов и др.
Клинтон и его окружение сумели обогатиться в первую очередь благодаря удачным махинациям с огосударствленными западными землями. Каждое новое земельное приобретение все более укрепляло в них инстинкт собственников. В отличие от пенсильванских конституционалистов нью-йоркские виги никогда не включали в свою платформу требований об облегчении неимущим доступа к свободным землям. Постоянно высказывая желание потрясти мошну лоялистов, Клинтон в то же время являлся ревностным защитником неприкосновенности частной собственности. «Безопасность собственности, — декларировал нью-йоркский губернатор, — составляет одну из главных основ общества, поэтому никакие меры, направленные на сохранение и упрочение ее, не могут быть признаны излишними». В 1787 г., подобно Скайлерам, Ливингстонам и другим «старым» фамилиям штата, Клинтон и его партия решительно осудили восстание Шейса, заклеймив его как «ужасный и противоестественный бунт». Конечно, фракция Клинтона, составившая в 90-х годах костяк республиканской партии в Нью-Йорке, в отличие от пенсильванских конституционалистов никак не может быть названа «якобинской партией». По своему духу и программе она была близка скорее к партии жирондистского типа.
В Виргинии большинство республиканской партии состояло из консервативного крыла. Его признанным духовным лидером был Дж. Тейлор, плантатор и сенатор, хобби которого составляло написание книг по сельскому хозяйству и политэкономии. В них разоблачалась денежная аристократия Северо-Востока и проповедовалось правление «фермеров, фермерами и для фермеров». Так маскировались амбиции плантаторов, которые особенно резко возросли в 90-х годах в условиях начавшегося хлопкового бума.
Воззрения Джефферсона приобретали порой сугубо прагматический характер, подчинялись целям развенчания, дискредитации и ниспровержения Гамильтона. Партия Джефферсона стремилась изобразить себя не только истинной, но и единственной хранительницей республиканских основ и объявляла политических соперников чуть ли не монархистами, вступившими в сговор с английской короной для ниспровержения демократических прав и свобод в США. Это были явные пропагандистские натяжки и передержки, которые, как доказывала практика политической борьбы в молодой североамериканской республике, оказывались необходимыми средствами в борьбе за власть.
Джефферсоновские республиканцы не ограничивались пропагандистской войной против Гамильтона. Они стремились дискредитировать министра как личность, затеяли расследование его финансовых дел, не гнушались копаться в «грязном белье» соперника. Впрочем, Гамильтон и его сторонники платили им той же монетой: объявляли республиканцев якобинскими шпионами, разносчиками «французской болезни» худшего образца — безверия и анархии. Как далека была эта политическая практика от «царства разума», грезившегося Джефферсону-просветителю!
Политическая борьба вынудила Джефферсона в 1793 г. подать в отставку — так велики оказались расхождения между ним, руководителем внешней политики США, и внешнеполитической линией, навязанной Вашингтону министром финансов. Свои профранцузские симпатии Джефферсон не скрывал, отстаивал их и устно, и в переписке, и в печати. Джефферсон не только считал, что военно-политический союз с Францией обеспечил североамериканской республике победу, но и полагал, что свержение монархии во Франции в 1793 г. превратило этот союз в уникальный, неизвестный истории альянс передовых республик. Союз 1778 г. был поистине голосом судьбы!
Удалившись в 1793 г. в родовое поместье Монтичелло, Джефферсон оставил республиканскую партию на попечение Мэдисона. Тот обнаружил себя умелым лидером и за три года единоличного руководства партией превратил ее в слаженный организм с широкой социальной базой. Впрочем, укреплению позиций республиканской партии благоприятствовало само развитие событий.
К 1794 г. выяснилось, что федералисты зашли слишком далеко в ограничении буржуазно-демократических начинаний Американской революции. В 1793–1794 гг. они громогласно декларировали право президента на роспуск демократических клубов, возникших под воздействием и в поддержку республиканских новшеств во Франции. Это было открытое покушение на конституцию и билль о правах, закрепивших за американцами всего двумя годами ранее свободу слова, печати, собраний. Подавление в 1794 г. выступлений фермеров и заключение вслед за этим торгового соглашения с Англией сплотило вокруг противников Гамильтона широкую демократическую коалицию.
Возглавить ее мог и должен был только Джефферсон — таково было требование, содержавшееся в бесчисленных письмах, получаемых им в Монтичелло. Вняв ему, Джефферсон осенью 1796 г., не покидая Монтичелло, дает согласие руководству партии выдвинуть его кандидатуру на предстоящих президентских выборах. В декабре он получает сообщение об итогах выборов — кандидат федералистов Джон Адамс завоевал голоса 71 выборщика, Джефферсон — 68. По сложившейся тогда традиции Джефферсон занимает пост вице-президента: он согласился действовать в «паре» с федералистом Адамсом, зная его как заклятого врага Гамильтона.
Ожидания Джефферсона, связанные с антигамильтоновскими настроениями Дж. Адамса, не оправдались. Адамс повел открытое наступление на завоевания Американской революции. Если Гамильтон вполне удовлетворялся политической системой, введенной умеренной конституцией 1787 г., то Джон Адамс и его окружение («адамсовские федералисты») требовали пересмотра ее с еще более консервативных позиций. В 1798 г. были обнародованы указы об «иностранцах» и «мятеже», положившие начало антидемократическому законодательству в США.
В период президентства Дж. Адамса федералисты выступили с открытым осуждением не только революционных нововведений, но и умеренных реформ. Реформы, провозглашали они, вызывают «конвульсии цивилизованного мира и сотрясают основы общества»[115]. Дж. Адамс и его окружение довели до крайности консервативные тенденции федералистского правления. Это и предрешило их поражение в схватке с джефферсоновскими республиканцами в 1800 г., открывшем новую главу в американской истории.
Опыт президентства
В 1800 г. политическая власть в США впервые перешла из рук одной партии — федералистской в руки другой — республиканской. В глазах современников это событие приравнивалось к политическому перевороту, а победившая партия устами Джефферсона провозгласила свой успех «революцией 1800 г.», не уступающей по важности революции 1776 г. (В 1819 г. Джефферсон даже утверждал, что «революция 1800 г.» означала «столь же осязаемую революцию в принципах управления, как и революция 1776 г. в государственных формах»[116].) Страна жила в ожидании радикальных перемен, обещание которых было заключено как в идеологии республиканцев в целом, так и в конкретных требованиях их предвыборной платформы 1800 г.