В Довиле атмосфера стала чуть более напряженной, поскольку все друзья, к которым они заезжали, настаивали, чтобы Сара познакомилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы молодые люди заинтересовались друг другом. Молодой человек и правда проявил энтузиазм по этому поводу, а вот Саре он показался непривлекательным, невежественным и ужасно занудным. Она всячески избегала его, как и двух братьев, которых ей навязывали в Биаррице, а еще чьего-то внука в Каннах, не говоря уже о двух «очаровательных» молодых людях, представленных ей друзьями в Монте-Карло. К концу отдыха на Ривьере Сара пребывала в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.

– Тебе понравилась Ривьера, дорогая? – невинно поинтересовалась Виктория, пока они паковали вещи в преддверии переезда в Лондон.

– Нет! Вообще не в моем духе! – выпалила Сара.

– Правда? – удивилась мать, которая считала, что дочь отлично проводит время. Они гостили на нескольких яхтах, много времени провели на побережье и посетили несколько замечательных вечеринок. – Как жаль.

– Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, мама. – Сара посмотрела на Викторию в упор и отложила белую блузку, которую упаковывала. – Я приехала в Европу не за тем, чтобы найти очередного мужа. Хочу напомнить, что до ноября я официально замужем. Более того, я вообще не хочу больше замуж. Я устала от того, что все ваши знакомые пытаются навязать мне своих идиотских сынков, недорослей-внуков или умственно отсталых кузенов. Пока что я не встретила мужчину, с которым просто можно побеседовать, не говоря уж о том, чтобы провести с ним хотя бы час. Мне не нужны мужчины, и я не хочу, чтобы меня таскали по всей Европе, демонстрируя потенциальным женихам как какую-то застенчивую девушку, отчаянно ищущую себе мужа. Это ясно? – Ошарашенная Виктория кивнула. – Кстати, кто-нибудь из этих людей знает, что я уже была замужем?

Виктория покачала головой:

– Не думаю.

– Может, стоит сказать. Уверена, их щенячий восторг поубавился бы и они перестали бы подсовывать своих глупых родственников, если бы знали, что я разведена.

– Это не преступление, Сара, – тихо возразила мать, отлично понимая, как Сара относится к разводу. Для нее развод был преступлением, смертным грехом, за который она не могла себя простить и не ожидала, что ее простят другие.

– Но и гордиться тут явно нечем. Большинство людей вряд ли сочтут это плюсом в биографии.

– Я не считаю развод преимуществом, но это не катастрофа. Ты познакомишься с людьми, которые узнают о твоем разводе, но не станут осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с теми, кто не знает, если сочтешь нужным.

– Похоже на заразное заболевание. Больной обязан предупредить здоровых.

– Разумеется, нет. Только если ты захочешь.

– А может, мне стоит нанести клеймо?! Ну, знаешь, как прокаженной. – Она говорила со злостью, горечью и грустью, поскольку устала, что ей подбирают в пару молодых парней, которые не испытывают к ней никакой симпатии, зато готовы одежду сорвать. – Ты знаешь, что учудил родственник Сент-Жилей в Довиле? Украл мою одежду, пока я переодевалась, а потом вломился и пытался сорвать с меня полотенце. Его это забавляло.

– Какой ужас! – Виктория была шокирована. – Почему ты ничего не сказала?

– О, я сказала! Ему. Заявила, что если он немедленно не вернет мне одежду, то я пойду к его отцу. Немедленно. Бедняжка так перепугался, что все мне отдал и умолял никому не говорить. Жалкое зрелище.

Подобных выходок можно ждать от семнадцатилетнего, но не от двадцатисемилетнего мужчины. Все эти парни были как на подбор незрелые, избалованные, самонадеянные, невежественные нувориши. Сара просто не могла выносить этого.

– Я лишь хочу, чтобы вы с отцом знали, что я здесь не в поисках мужа, – еще раз напомнила Сара матери, Виктория кивнула, и девушка принялась снова упаковывать вещи.

Вечером миссис Томпсон рассказала о случившемся мужу, в том числе и о молодом человеке из Довиля. Главе семейства выходка показалась глупой, но безобидной.

– Проблема в том, что она намного взрослее всех этих молокососов. Сара многое пережила. Ей необходим кто-то постарше, более опытный. Мальчики понятия не имеют, как с ней себя вести. Если учесть, что она вообще больше не хочет заводить романы, эти маменькины сынки лишь раздражают. Нужно быть деликатнее, когда в Лондоне будем с кем-то ее знакомить.

Идея заключалась не в том, чтобы полностью отвратить Сару от мужчин, но по крайней мере найти парочку таких, с кем ей приятно было бы проводить время, чтобы напомнить, что в жизни есть что-то и помимо одиночества. Но благодаря всем этим юным французам перспектива стать монашкой становилась для Сары все более привлекательной.

Они отправились в Париж на следующий день и через несколько часов пересекли Ла-Манш на «Золотой стреле»[11]. В «Кларидж» они прибыли к обеду. За стойкой регистрации их приветствовал портье, который чинно показал им их номера. Родителям досталась огромная спальня, из окна которой поверх крыш виднелись Биг-Бен и палаты парламента, к спальне примыкала небольшая гостиная, а Сару поселили в милую комнатку, напоминавшую будуар, отделанную розовым атласом с мебелью, обитой ситцем с узором из роз. Взглянув на письменный стол в своем номере, Сара заметила полдюжины приглашений, которые ее совсем не обрадовали. Она даже не стала открывать их, но мать напомнила о приглашениях за ужином. Они ужинали в гостиной у себя в номере, и Виктория объяснила, что их пригласили на два званых обеда и на чай к старым друзьям, а также за город в Лестер на пикник и на легкий завтрак, устроенный в их честь Кеннеди в посольстве на площади Гросвенор. Все вышеперечисленные события лично Саре показались невероятно скучными.

– Мне обязательно с вами ехать?

Капризный тон напомнил Виктории те времена, когда Сара была подростком, однако отец ответил твердо:

– Не начинай. Мы все отлично знаем, зачем приехали. Мы приехали повидать друзей и не будем обижать их, отвергая их приглашения.

– Но зачем им мое присутствие? Это ваши друзья, отец, а не мои. Они обойдутся и без меня.

– Я этого не потерплю. – Он ударил кулаком по столу. – Это не обсуждается! Ты слишком взрослая для всей этой чепухи. Будь вежливой и милой, постарайся хоть немного. Ты понимаешь меня, Сара Томпсон?

Сара смерила отца ледяным взглядом, но он, казалось, не заметил, или же ему были безразличны любые возражения. У него имелись причины привезти дочь в Европу, и ему ничто не помещает снова вывести ее в свет. Как бы сильно она ни сопротивлялась, он инстинктивно чувствовал, что именно это в данный момент Саре и нужно.

– Ну, хорошо.

Ужин завершился в молчании. На следующий день Томпсоны отправились в Музей Виктории и Альберта и отлично провели время, затем последовал изысканный и строго официальный ужин. Но Сара не жаловалась. Она надела платье, которое мать приобрела накануне путешествия, из темно-зеленой тафты, подчеркивавшей оттенок ее глаз, – цвет, делавший ее невероятно хорошенькой. Девушка выглядела очень красивой, но не испытывала никаких восторгов по поводу вечера. Нескольких молодых людей пригласили в гости специально для знакомства с ней, и она пыталась даже завязать беседу, но обнаруживала, что у них нет ничего общего. Да и вообще большинство из них казались Саре избалованными, глупыми и на удивление не осведомленными о том, что происходит в мире.

По дороге в отель Сара молчала, а родители не спрашивали, хорошо ли она провела время. И так понятно, что нет. Второй ужин очень напоминал первый, а чаепития были и того хуже. Там ей попытались навязать внучатого племянника, который, даже как ее мать смущенно признала впоследствии, был туповатым и вел себя как избалованный ребенок.

– Ради всего святого! – напустилась Сара на мать, когда тем вечером они вернулись в отель. – Что со всеми этими людьми? Почему они так ведут себя со мной? Почему считают своим долгом найти мне пару из числа своих идиотских родственников? Что ты им сказал, когда сообщил о нашем приезде? – наступала Сара на отца, который все отрицал с оскорбленным видом. – Ты сказал, что я в отчаянии и меня необходимо вывести из этого состояния?