– Я думала, мы могли бы поговорить. – Когда у Камиллы было что-то на уме, она всегда говорила с резким южным акцентом.

Сабрине была отвратительна мысль, что она до конца своих дней будет вспоминать этот голос, видеть это лицо и бояться, что она сама будет выглядеть, говорить, думать и поступать, как Камилла... Даже самые обычные жесты матери казались ей омерзительными, а хуже всего было то, что все это она видела в Джоне. Но сейчас лицо Сабрины было непроницаемо.

– Поговорить? О чем? Мне не о чем с вами разговаривать!

– Не лучше ли договориться, не доводя дело до суда?

– В этом нет необходимости. – Сабрина напряглась, готовая к любому блефу.

А почему бы и нет? Ее юрист утверждает, что у Камиллы практически нет шансов выиграть дело. Завещание Иеремии было составлено так, что имя Камиллы в нем ни разу не упоминалось.

«Некие лица, на которых я мог быть женат...»

Тогда Сабрине эта фраза показалась несколько странной, но она была так расстроена, что не обратила на нее внимания. А теперь ей предстоит судебная тяжба, и не имеет значения, насколько велики ее шансы. Она не успокоится до тех пор, пока Камилла не уберется отсюда, но по доброй воле старуха этого не сделает.

– Отчего же? Я ничего не имею против суда.

Камилла с улыбкой посмотрела на Сабрину.

– Я вовсе не хочу отбирать у тебя этот дом, детка.

Сабрине захотелось дать ей пощечину. Она смеет утверждать, что не хочет отбирать у нее дом, после того как шесть месяцев изводила ее своим присутствием, вторглась в ее жизнь и украла у нее сына? Да как она смеет называть ее «деткой»?

– Скоро мне исполниться пятьдесят, и я уже не детка, тем более ваша. У меня с вами нет ничего общего. И будь моя воля, сегодня же вечером я бы вышвырнула вас к черту из этого дома!

– Я уеду на этой неделе, – голос ее перешел в зловещий шепот, – если ты заплатишь мне.

Не сказав ни слова, Сабрина захлопнула у нее перед носом дверь спальни и закрыла ее на ключ.

Андре было невыносимо видеть, какие мучения пришлось вынести Сабрине за эти месяцы, а он ничем не мог ей помочь. Шестнадцатого декабря он пошел с ней в суд и впервые увидел Камиллу бледной и испуганной. Она зашла слишком далеко и поняла это лишь тогда, когда в ответ на ее попытки расположить к себе судью тот возмутился ее беспардонной ложью, наглым вторжением в чужой дом и многомесячными попытками извести Сабрину своим присутствием, после того как она бросила ее ребенком. Амелия прислала из Нью-Йорка письменные показания. Несмотря на преклонный возраст, у нее была отличная память, она восстановила до мельчайших подробностей события сорокашестилетней давности. Оглядев зал суда, Камилла была потрясена. Она проиграла. Она вовсе не хотела заходить так далеко. Она думала, что Сабрина откупится от нее, а теперь от нее требуют, чтобы она оплатила судебные издержки и стоимость почти полугодового проживания в доме Сабрины. Выплыли ее неоплаченные счета, ее обвинили даже в том, что под ее влиянием Джонатан наделал кучу долгов... А когда все кончилось, она благодарила Бога, что отделалась всего лишь устным порицанием судьи. Он пригрозил ей тюремным заключением, если через час она не соберет свои вещи и не покинет дом Терстонов в присутствии помощника шерифа.

Даже не верилось, что этот кошмар позади. Сабрина стояла под величественным куполом и смотрела на спускавшуюся по лестнице Камиллу. Она уже не испытывала к матери ни ненависти, ни каких-либо иных чувств. Слишком много она потеряла за последние шесть месяцев, чтобы испытывать к Камилле какие-то чувства: сон, покой и самое главное – сына...

– Теперь, когда все позади... мы могли бы расстаться друзьями, – запинаясь, сказала Камилла.

Теперь ей придется, поджав хвост, вернуться в Атланту и снова жить с юным Хьюбертом. Перед отъездом она испортила с ним отношения: кто знал, что ей придется вернуться... Что же, она ошиблась!

Сабрина ответила громко и отчетливо, чтобы слышал стоявший рядом помощник шерифа:

– Я не хочу ни видеть, ни слышать вас. Если это случится, я вызову полицию и подам на вас в суд. Вам понятно? – Камилла молча кивнула. – И держитесь подальше от моего сына!

Но эту битву Сабрина все-таки проиграла. Когда на следующий день, собравшись с силами и успокоившись, она позвонила Джону, тот сообщил ей, что не приедет домой на рождественские каникулы. Он изменил свои планы: вместо того чтобы восемнадцатого приехать в Сан-Франциско, он отправляется в Атланту. Его голос дрожал от гнева:

– Вчера я говорил с бабушкой. Она сказала, ты подкупила судью.

Сабрина опешила и впервые с тех пор, как судья приказал Камилле убираться из ее дома, заплакала. Неужели Джон никогда не поймет ее и всегда будет ненавидеть? Неужели он так похож на свою бабушку?

– Джон, я ничего подобного не делала. – Она пыталась успокоиться. – Да это и невозможно. Судья порядочный человек, и он сразу понял, что она собой представляет.

– Она старая женщина, которой негде жить, и один Бог знает, куда ей теперь податься.

– А где она жила до этого?

– Где придется, мир не без добрых людей. Наверное, опять поселится у племянника.

– Ну что ж, ничем не могу помочь.

– Да ты и не хочешь!

– Нет, не хочу. Джон, она пыталась отобрать у меня этот дом!

Но он отказывался ее понимать. Он обозвал мать грязным словом и бросил трубку. Той ночью она лежала в постели в доме, который вновь принадлежал ей, но знала, что она вовсе не победила. Победила Камилла Бошан-Терстон. Она отняла у Сабрины Джона.

Ей было бы совсем одиноко и тоскливо в это Рождество без Джона, если бы не Антуан и Андре. Они не позволили ей скучать одной. Они привезли в дом Терстонов новогоднюю елку, а Антуан приготовил напиток из взбитых яиц с ромом. Они поддразнивали ее, подшучивали, говорили ей комплименты... а потом они пошли ко всенощной, пели псалмы, и по щекам Сабрины катились слезы. Андре обнял ее за плечи и улыбнулся. Им было хорошо втроем, и Сабрина была благодарна друзьям. Если бы не Андре с Антуаном, она весь вечер просидела бы одна, оплакивая несчастья, которые принесла с собой Камилла. Но с этими французами было невозможно грустить, и, когда настало Рождество, она вновь воспряла духом. Вечером Антуан уехал к рабочим в Напу, но Андре остался с ней: на следующий день они должны были вместе пойти в банк. Они хотели получить еще один кредит на покупку необходимого оборудования. Все складывалось как нельзя лучше: Андре блестяще управлялся со своими и ее виноградниками. К тому времени они успели расчистить всю землю.

– Даже мои джунгли выглядят чудесно, – шутила Сабрина. – Я с трудом узнаю их.

– Погодите, скоро вы отведаете нашего вина! – Но пока он принес ей бутылку Моэ и Шандона.

Они устроились у новогодней елки. Андре с восхищением смотрел на Сабрину. Сколько ей пришлось пережить за этот год!

Да, правильно сказала Амелия много лет назад: Сабрина – замечательный человек... Она была необыкновенно женственна, добра и сильна, как никто другой. Может быть, даже Амелии далеко до нее. Скажи он это Сабрине, та застыла бы от изумления. Амелия была в ее представлении именно такой, какой бы она хотела видеть собственную мать. Но рассчитывать на это больше не приходилось. Она слишком хорошо знала, что собой представляет ее настоящая мать. Сука, шлюха, женщина, которая пыталась извлечь из своего бесчестья максимальную выгоду. Когда Камилла уезжала, она не постеснялась украсть картину, висевшую в комнате для гостей! Сабрина была счастлива избавиться от нее... Вот о чем она думала, глядя на елку.

– Забавный выдался год, не правда ли?

– Да уж! – Его рассмешила формулировка.

Сабрина посмотрела на него с удивлением, но затем тоже улыбнулась:

– Было много плохого и хорошего. Встреча с вами и Антуаном стала для меня подарком судьбы. Значит, не все так плохо.

– Надеюсь, что нет.

Но оба они знали, что Сабрина грустила о сыне. Да и как было не грустить? Впрочем, даже с ним она почти не говорила об этом. Слишком больная тема. Она старалась не показать виду, что тоскует, и изо всех сил шутила с Андре.