Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мона беспокойно топчется, словно телепатически улавливая течение мыслей Скрэби, которые уже перетекают (она издает шумный вздох облегчения) к фигуре Монарха, вечно дремлющей на задворках сознания таксидермиста, словно непроходящая докучливая мигрень. Чертова женщина! думает Скрэби. Чертова, чертова женщина! Посмотрите на нее, с ее картой мира, замазанной розовым, и нелепым Царством Животных! Лишь такой богатой, неуравновешенной и напыщенной женщине могла прийти в голову подобная затея! И лишь Горацию Капканну могло хватить дерзости убедить Королеву, что он и впрямь способен привезти тысячу заморских видов в целости и сохранности на одном судне. Ковчег Ее Величества! Какая гордыня!

– Чертова женщина! – изрекает Скрэби.

– Comment?[22]

– Королева. Я ее предупреждал. Говорил, что это дурная затея. Если не хуже. Ною удалось, но это в Библии.

– А, – шепчет Кабийо, изо всех сил стараясь изобразить сочувствие и размышляя, как направить беседу к достижению собственных целей. Параллельно его мысли движутся в другом направлении: будет ли сочетаться кислая острота крыжовника с сочностью енота?

– Все знают, что Капканн жалкий дурак, – продолжает Скрэби. – Опасный дурак. – Дьявол его побери! размышляет Скрэби, мысли вихрятся от ярости. Прошлое этого человека переполнено предпринимательскими неудачами. Не говоря уже о работорговле. Всем известно, что единственная причина, заставившая его выйти из этого дела, то, что целый корабль помер у него с голодухи. Тысяча чертей! Какой дьявол заставил Бегемотицу довериться подобному человеку? – (Мне нужно поспать. Шестнадцать раз за одну ночь! А ведь она ничего не пила.)

– Опасный дугак, – вторит Кабийо, совершенно не понимая, о чем с такой злостью бормочет Скрэби, но желая угодить. – Я слышал то ше самое. Этот Копканн опасен и к тому ше, сле'ка не в себе.

– Капканн, – устало поправляет Скрэби, похлопывая Мону по огромной кожаной стене бедра. – Гораций Капканн.

– Вегно, – с энтузиазмом откликается Кабийо. – Капканн! Именно! Полный бесумец! Полный idiot!

Скрэби погружается в раздумья. Минуло два года, как Капканн со свитой отплыл в Африку, и нет нужды добавлять, что с тех пор ни слуху ни духу. Может, и к лучшему, думает таксидермист. Ведь это ему, Скрэби, пришлось бы набивать тварей после возвращения Капканна. А у него и без того дел хоть отбавляй. (Опиумная Императрица ему не помощник. Беременность ввергла ее в девятимесячный транс, прерываемый лишь ночными выходами к Нужнику.) А между тем, Гораций Капканн, похоже, прихватил королевские деньги и сбежал.

– И это неудивительно, – констатирует Скрэби.

– Вегно, нисколько, – соглашается Кабийо. – Пгичем, полагаю, ни для кого.

– Черт побери Королеву! – подводит итог Скрэби.

– И этого Капканна тоше! – с жаром добавляет Кабийо. – К Дьяволу эго, этого умалишенного, коего я ненавишу всей душой и сегдсем! И Коголеву туда же, эту оггомную, оггомную, оггомную, оггомную, оггомную…

– Бегемотицу, – заканчивает Скрэби.

Мона одобрительно фыркает хоботом и принимается за кипу сена.

И тут Кабийо, приободренный собственной прытью в вещах, о которых ничего не знает, идет ва-банк:

– Vous acceptez, donc, ma proposition, Monsieur?[23]

Скрэби еще раз достает увеличительное стекло и глядит мужчине в глаза. Да: похоже, они говорят на том же языке.

– Я дам вам три дня на моей кухне. – И разворачивается уйти.

– Благодагю, сэг, – шепчет Кабийо, с трудом сдерживая радость. Его сердце того и гляди выпрыгнет из груди! – Вы не regrettez![24]

Скрэби складывает стремянку и направляется к воротам.

– Три дня.

Кабийо и Мона наблюдают, как он, раскачиваясь, идет по усыпанной гравием дорожке мимо вольера с обезьянами – долговязая сухопарая фигура.

И вдруг видят, как он поворачивается. Кабийо бледнеет. Неужели таксидермист передумал?

Доктор складывает руки лодочкой у рта и что-то кричит.

– Никаких возражений против необычных видов мяса? – слабо, сквозь гомон шимпанзе, долетает его голос. – Потери Зоологического сада имеют привычку доставаться мне. А в хозяйстве все сгодится!

Mon Dieu! [25]

– Совегшенно никаких, сэг! С пгевиликим удовольствием!

Он склабится так широко, что свело челюсть, замечает Кабийо. Когда еще он был так счастлив? Он целует в хобот Мону, и та с нежностью обвивает смотрителя хоботом. А затем, будучи настоящей леди, поднимает с земли высоко в воздух, словно игрушку, и в знак признательности опорожняет свой кишечник.

Старое пыльное павлинье перо раскачивалось в газовом свете, пока Мороженая Женщина выцарапывала им слова на куске тонкого пергамента:

Моей первай ошибкой, – писала она, – была ПАВЕРИТЬ, uimo если у мужщины имееца МЕЧЬТА, как он говорит, тоэта МЕЧЬТА заслуживает ДАВЕРИЯ и должна внушать УВАЖЭНИЕ. Это НЕ так. Вот, о чом Он расказывал:

1. О дальних СТРАННАХ, де я буду КАРАЛЕВАЙ.

2. О славе u БАГАЦТВЕ.

3. О новая МИРИ будащева, де никаму не предеца РОБОТАТЬ.

Он покрутил УССЫ, и я поверила ему.

Она остановилась, потрогала кончик пера и, опять склонив голову, продолжила царапать пергамент:

Он был добр ко мне, кода мы в первый встретились – тагда па вечарам я танцавала в Каролефском Хэрбе. Он увидал меня и захотел, это Он так сказал.

Он казал, зделаеш для меня такие ШПАГАТЫ?

Гаварит как багач. В Ево голасе деньги, думаю я. Он ставит меня на стол.

Теперь делай ШПАГАТЫ, гаварит Он.

Нет, я гаварю. Не магу. Ноги падгибаюца. Так СТРАШНА, что аписаца.

Он проста сидит, крутет Сваи Уссы. Ждет.

Гараций было Ево имя. Затем шло КАПКАНН.

Глава 4,

в которой уклоняющийся самец переживает метаморфозу

2010 год

На трассе «нюанс» была в родной стихии. Она масляно мурчала, точно львица в течке, и не успел я оглянуться, как пролетел сто пятьдесят километров и оказался в трансцендентальном дорожном Лимбе. Нет ничего лучше пункта «А» позади и пункта «Б» впереди.

Па-люби ме-еня н'жней [Пел я.]
В-се мечты-ы сбыли-ись
Я твой да скаанчанья дней…[26]

Точняк.

Я включил радио. Шла одна из этих передач, где взрослым платят за удовольствие аргументировано полаяться. Снова обсуждали Кризис Рождаемости.

– Мне кажется, мы зашли в эволюционный тупик, – проповедовала серьезная женщина. Я представил ее: очки для чтения, длинные серьги, доктор гуманитарных наук, запах изо рта, брошь. – Мы достигли предела в научных познаниях, цивилизованности, гуманности…

Затем встрял парень из религиозных:

– Нет-нет-нет-нет-нет. Простите, простите. Ха-ха. Интересная идея, Сьюзан, тра-ля-ля, – болботал он, – но, при всем уважении к вам, картина абсолютно ясна. – Я нарисовал себе и его: воротник-стойка, зубные протезы, удобные трусы, дома – толстушка-жена ищет передачу, но не может отыскать нужную частоту. – Кризис начался, – толковал он. – потому что Господь разозлился на мир, как уже делал прежде. Тогда Он наслал Потоп, – здесь парень что-то процитировал, – и освободил бурные воды, и так далее, чтобы одни лишь кроткие наследовали Царство Его, тра-ля-ля-ля, и мы сами во всем виноваты.

– Разрешите мне вас перебить… – начала женщина-доктор с брошью, но парень вошел в раж:

– Не потому что мы такие всезнающие, цивилизованные, морально продвинутые и гуманные как вид, а как раз НАОБОРОТ. Мы не оценили все, что Он сделал для нас. Мы, здесь, в Британии. Вся наша некогда великая нация.

вернуться

22

Здесь – что? (фр.)

вернуться

23

Итак, вы принимаете мое предложение, мсье? (фр.)

вернуться

24

Пожалеете (фр.).

вернуться

25

Боже мой! (фр.)

вернуться

26

«Полюби меня нежней» («Love Me Tender») – песня Виры Мэтсон и Элвиса Пресли, спетая последним в 1956 г.

9
{"b":"259692","o":1}