— Я так и думал. Этот камень немного отличается по цвету. Ты уверен, что они связаны между собой?

— Не знаю. Я уверен только в одном: камень в столовой был вмурован в стену прямо напротив камня из гостиной, их положение совпадает до дюйма. Сомневаюсь, что подобное соответствие всего лишь случайное совпадение.

— Надпись похожа на стихотворение, — заметил Марк.

Бронсон кивнул.

— Мне тоже так кажется, — согласился он, глядя на десять строк причудливого шрифта, высеченного в камне в виде двух стихотворных строф, под совершенно непонятным заглавием, состоящим из трех сочетаний заглавных букв, возможно, каких-то сокращений. — Хотя мне совершенно непонятно, зачем закладывать камень со стихотворной надписью в стену в этом самом месте.

— Но ведь язык в ней не латинский?

— Конечно нет. Думаю, у некоторых слов здесь французские корни. Вон те три, к примеру: «ben», «dessus», «perfecte» — очень похожи на современные французские слова. А другие, типа «calix», явно из какого-то другого.

Бронсон снова взобрался на стремянку и еще раз окинул надпись пристальным взглядом. Разница между надписями на двух камнях не сводилась только к разнице в использовавшихся языках.

Марк прав, камни были разного цвета, да и форма и начертание букв в стихотворных строках решительным образом отличались от букв в надписи на первом камне, а в некоторых местах второй камень полностью истерся, словно на протяжении многих лет к нему прикасалось бесчисленное количество рук.

Телефонный звонок взорвал тишину кабинета.

— Есть новости, кардинал.

Вертутти мгновенно узнал слегка насмешливую интонацию Мандино.

— Что случилось?

— Один из моих людей ведет наблюдение за домом в Монти-Сабини, и несколько минут назад он стал свидетелем обнаружения еще одного камня с надписью в стене на вилле прямо напротив первого камня. Это не карта, а больше похоже на несколько поэтических строк.

— Стихотворение? Какая-то чепуха!

— Я не говорил, что там действительно стихотворение, кардинал, я только сказал, что у моего человека сложилось впечатление, что он увидел на камне стихотворение. Что бы там ни было, совершенно ясно, что мы имеем дело со второй частью исходной плиты.

— И что вы намерены предпринять?

— Вопрос слишком деликатный, чтобы я мог оставить его на усмотрение моих солдат. Завтра рано утром я отправлюсь в Понтичелли вместе с Пьеро. Мы проникнем в дом и прежде всего сфотографируем надписи, а затем уничтожим их. Как только мы получим эту дополнительную информацию, я уверен, Пьеро сможет сделать вывод относительно того, в каком направлении продолжать поиски. Во время моего отсутствия вы сможете связаться со мной по сотовому телефону, но на случай каких-либо чрезвычайных обстоятельств я дам вам номер телефона своего помощника Антонио Карлотти.

— Каких чрезвычайных обстоятельств?

— Любых, кардинал. Через пару минут вам поступит сообщение с набором цифр. И пожалуйста, не выключайте сотовый. Кроме того, — продолжал Мандино, — вы должны полностью отдавать себе отчет в том, что, если те двое на вилле поняли…

— Двое? Какие двое?

— Один, мы полагаем, муж покойной женщины, кто второй — неизвестно. Как я уже говорил, если выяснится, что эти двое обнаружили то, что ищем мы, у меня не будет другого выхода, кроме как применить санкции.

Глава одиннадцатая

— Думаю, стихи написаны на прованском, Марк, — сказал Бронсон, поднимая голову от ноутбука.

Он вошел в Интернет, пытаясь расшифровать вторую надпись, но не вводя фразы из нее полностью. Бронсон обнаружил, что отдельные слова из надписи встречаются в самых разных языках. «Roire», к примеру, есть в румынском языке. Однако единственным языком, в котором присутствовали все слова, извлеченные Бронсоном из надписи, был прованский — язык романской группы, на котором в раннем Средневековье говорили в провинции Лангедок на юге Франции. Покопавшись в онлайновых словарях, он смог перевести несколько слов, хотя многих из тех, что употреблялись в надписи, не обнаружил ни в одном из немногочисленных прованских словарей, представленных в Интернете.

— И что это значит? — спросил Марк.

— Не знаю, — пробормотал Бронсон. — Мне ведь удалось перевести всего несколько разрозненных слов. Например, слово «roire» в шестой строке означает «дуб», и в той же строке есть упоминание о вязе.

— А тебе не кажется, что мы имеем дело с какой-нибудь средневековой поэмой на темы сельского хозяйства или лесоводства?

Бронсон рассмеялся.

— Надеюсь, что нет. Есть и еще одна странность. Слова «calix» из предпоследней строки я не нашел ни в одном прованском словаре. Оно кажется скорее латинским, чем прованским. В таком случае оно должно переводиться как «потир», но я не могу понять, как латинское слово затесалось в текст, написанный по-провански. Видимо, придется послать копию текста Джереми Голдмену в Лондон. И тогда, возможно, мы наконец поймем, о чем, черт возьми, в нем говорится.

Он уже сделал несколько фотографий надписи, которые перенес на жесткий диск ноутбука, а текст впечатал в файл.

— А сейчас, — сказал он, — нам следует решить, что делать с камнем.

— Думаешь, грабители вернутся?

Бронсон кивнул.

— Уверен. Одного из них я тяжело ранил прошлой ночью, и, возможно, они не вернулись до сих пор только потому, что у нас теперь есть оружие. Подозреваю, что они вернутся, и очень скоро. И искать они будут наверняка второй камень.

— Что ты предлагаешь? Снова его скрыть?

— Не думаю. Как только они войдут в комнату, то сразу заметят свежую штукатурку. Мне кажется, мы должны сделать нечто большее, чем просто спрятать камень. Предлагаю взять молоток и зубило и сбить с камня надпись. Тогда им нечего будет искать здесь.

— Ты на самом деле считаешь, что это необходимо?

— Честно говоря, не знаю. Но без надписи все их поиски потеряют смысл.

— А ты не думаешь, что в таком случае они начнут погоню за нами? Не забывай, мы оба видели камни и надписи на них.

— К тому времени мы уедем из Италии. Похороны Джеки назначены на завтра. Мы должны улететь сразу же после того, как они закончатся. Завтра к вечеру будем в Англии. Надеюсь, что тот, кто за всем этим стоит, не станет нас там преследовать.

— Хорошо, — согласился Марк. — Если ты считаешь, что таким способом мы положим конец всем нашим здешним проблемам, я согласен.

Через двадцать минут Бронсон полностью очистил поверхность камня, уничтожив все следы надписи.

Грегорио Мандино приехал в Понтичелли в половине десятого утра и по предварительной договоренности встретился с Роганом в кафе на окраине городка. Мандино, как обычно, прибыл в сопровождении двух телохранителей, один из которых и привез его в большом седане «лянчия» из центра Рима, и своего научного консультанта Пьеро.

— Во всех подробностях расскажи нам, что ты видел, — обратился Мандино к Рогану, и они с Пьеро внимательно выслушали рассказ Рогана о том, свидетелем чего он стал, глядя в окно столовой виллы «Роза».

— Там точно не было никакой карты? — спросил Мандино, когда они дослушали Рогана до конца.

Роган отрицательно покачал головой.

— Нет. Там было что-то вроде десяти стихотворных строчек. Ну, и название.

— Почему именно стихотворных? Что заставляет вас с такой уверенностью утверждать, что это не был обычный прозаический текст? — спросил Пьеро.

Роган повернулся к ученому.

— Строчки были разной длины, но выстроены симметрично по отношению к центру камня, как стихотворение в книге.

— Вы также сказали, что цвет камня отличался. Насколько сильно он отличался?

Роган пожал плечами.

— Да не очень сильно. Просто немного более светлый оттенок коричневого цвета по сравнению с камнем в гостиной.