Поэме предшествовали те же три эпиграфа, которые даны в повести «Степан Завгородний». Следует особо остановиться на первом эпиграфе. Он позаимствован из статьи М. Горького «Несвоевременное», написанной в декабре 1914 г. для петроградской газеты «День» и не пропущенной царской цензурой. Статья была впервые опубликована в историческом журнале Центрархива РСФСР – «Красный архив», 1931, том II (45), откуда и процитирована Д. Бедным. Однако цитата эта дана в чересчур урезанном виде, из-за чего неверно и неточно передает мысль, выраженную М. Горьким. Статья Горького, написанная в начале первой мировой войны, была направлена против разнузданной шовинистической пропаганды в буржуазной печати. «Желание уничтожить людей „до конца“, – писал с негодованием М. Горький, – едва ли может быть наименовано желанием беспристрастным… Жадничает, как известно, не народ, войну затевают не нации. Немецкие мужики точно так же, как и русские, колониальной политикой не занимаются и не думают о том, как выгоднее разделить Африку».
Отметив, таким образом, что империалистическая война одинаково враждебна интересам и германского и русского народов, М. Горький возмущался тем, что некоторые русские писатели с презрением относятся к немцам. Горький решительно осуждает клеветнические нападки на Карла Либкнехта, появившиеся в русской буржуазной печати: «…он, – писал Горький о Либкнехте, – доказал свое прекрасное отношение к русским тою умной и деятельной помощью нашим соотечественникам, которую он организовал в Берлине в первый месяц войны». «Я, конечно, не стану отрицать, – писал далее Горький, – что многие из немцев желали бы отодвинуть Русь за Волгу и Урал, я не однажды слышал это из уст очень интеллигентных немецких людей – писателей, журналистов. Но ведь и многие из русских интеллигентов тоже выражали и выражают желание „отодвинуть“, „уничтожить до конца“ соседние племена и нации… Пресса разносит эти потоки темных чувств, пыль холодной злобы по всей стране». Статья заканчивается призывом к честным русским писателям «взять на себя роль силы, сдерживающей бунт унизительных и позорных чувств». Выступая как интернационалист, ратуя за уважение к немецкому народу, Горький, таким образом, клеймит в своей статье и германский буржуазный национализм с его воинственными планами «продвижения на Восток» и русский буржуазно-дворянский шовинизм. Поэма «Колхоз „Красный Кут“» не имела авторского посвящения, предпосланного заголовку, и авторского указания (поставленного сразу после заголовка) на подлинность фактов, приведенных в первых двух частях произведения. Вместо этого указания к строке «недоставало шпор» (1 глава первой части) была дана сноска: «См. книгу: А. Вилков, „С немцами по России“, Варшава, 1912 г. Описание продолжавшейся с 25 мая по 10 июля 1912 г. экскурсии по России большой группы немцев». Поэма состояла из трех частей и делилась на главы, соответствующие строфам приводимого текста. Часть первая называлась «Киев 1912 года» и начиналась словами, позаимствованными из поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»; В каком году – рассчитывай, В какой земле – угадывай… Эти слова заменены 8-ю начальными строками приводимого текста. В 4-й главе (начинающейся словами «В дороге за ночь выспавшись») после слов «Таков их был маршрут» содержался также следующий текст: Их университетскою Почтили первой встречею. Цитович, ректор, выспренно Изрек им, сколь он горд, Сколь счастлив от сознания, Что крепнет связь культурная Двух наций исторических, Добрососедской честности Поставивших рекорд. Доклад о роли Киева, Святыни царства русского, Прочел гостям внушительно Свой немец, русский, внутренний, Библиотекарь Кордт. Гостей кормили завтраком, Кормили, не скупилися, Хоть брюхо завали! А накормивши досыта, Их в «первую гимназию» Гуртом поволокли. Гимназия особая, Господская, богатая, С разборчиво подобранным Составом ученическим, Блеснула гимназистами, Поставленными в строй И строем исполнявшими Гимнастику сокольскую, Гимнастику военную С ружейными приемами, – Все это называлося «Потешною игрой». А принимал для важности Смотр этот гимназический И «молодцы!» орал Не кто-нибудь с обшивкою Серебряно-басонною, А собственной персоною, Весь в орденах и в золоте, Командующий округом Иванов, генерал. Все немцы восхищалися Гимнастикой потешною, Не раз рукоплесканьями Встречая одобрительно Военно-гимнастический Тот иль иной прием, Но больше всё косилися На бороду лопатою У генерала важного И меж собой шепталися О чем-то о своем. Потом гостям заменою Приятнейшего зрелища Явилось угощение И вольное общение Со всеми гимназистами. Все гости, каждый с беленьким Букетиком в руке, Прощаясь, подивилися Успехам гимназическим В немецком языке: Им гимназисты вежливо, Зо артихь унд зо фейн, Воспитанные нравственно, Сказать умели явственно, Помимо «гутен морген'а», Еще «овф видерзейн». Вместо этого отрывка в приводимом нами тексте даны шесть строк от слов «Устроились в гостинице», кончая словами «Ешь, брюхо завали!» В следующей главе, начинавшейся в поэме словами «Отсюда на извозчиках…» (в повести эта глава соединена с предыдущей), после слов «Монах слащаво-благостный» содержались строки: Духовной полный важности, Но внутренне изнеженный, Сластолюбиво-чувственный… Далее после слов «Отец-архимандрит» следовал текст: Шагая тихой поступью Сквозь две шеренги братии, Перебиравшей четками, Приросшими к рукам, Про чудеса чудесные, Про знаки про небесные, Явления, целения, Давал он объяснения Гостям-еретикам. Повел он их по трапезной, По всем церквам и церковкам, Потом привел в собор, Где пел акафист: «Радуйся Невесто неневестная!» Откормленный монашеский Многоголосый хор, Где богомольцы падали С придушенными стонами Ничком перед иконами, Где божий рабы В порывах веры пламенной О пол холодный, каменный Так головами стукали, Трещали ажно лбы. Увидя старушоночку, Молившуюся истово Пред образом Исусовым, «О чем она так молится?» – Вилкова, провожатого, Спросил профессор Виденфельд. Вилков на то ответствовал: «О чем? Да обо всем: И о грехах содеянных, И о живой и умершей О всей своей родне, О сыне о солдатике, О дочери припадочной, О муже, скорбно кончившем Житейский скорбный путь, Об урожае будущем, О захромавшем мерине, О курочках и уточках, Еще о чем-нибудь». «Унд кейн гебетбух. Вундербар!.. А где ж ее молитвенник?» – Спросил, дивяся, Виденфельд. «Зачем он ей, молитвенник? – С сердечным умилением И с неприкрытой гордостью Сказал патриотический, Махрово-монархический Приват-доцент Вилков. – Ища у бога помощи, С глубокой, чистой верою Взывая к небесам, Народ наш неиспорченный, Весь девственно-безграмотный, Не по книжонке молится, А пред престолом божиим Несложно и бесхитростно Творит молитву сам!» Культурный немец, Виденфельд, С большим вниманьем выслушав Столь красочный ответ, Такой народный, редкостный Талант молитво-творческий Уразумел по-своему: «Так, так, народ безграмотный! Зо, зо, анальфабет!» |