Предсмертный банкет* Банкет в фашистской преисподней. Какой убогий реквизит! От этой встречи новогодней Могильным холодом разит. Скулят Лавали все о крахе: «Что нам сулит грядущий день?» Кровавый Гитлер в диком страхе Глядит на собственную тень. Идут событья грозным ходом. Над уголовным этим сбродом Навис неотвратимый рок. Враги дрожат пред новым годом: Он их прикончит в должный срок! Москва – Варшаве*
1 Освободителям Варшавы наш салют! Сегодня наши пушки бьют Торжественный сигнал блистательной эпохи. То перекличка двух столиц, То – в зимнем небе – блеск зарниц, Победы зреющей всполохи. Варшава! Враг терзал ее не год, не два. Казалось, черная над нею смерть нависла. И вот – Варшава вновь свободна и жива, И плещет радостной волной пред нею Висла! Торжественно ее приветствует Москва, И родственно звучат ее слова, Великого исполненные смысла! Нет, не о розни вековой, Не о разладе, им обеим ненавистном, О дружбе говорят они о боевой И о союзе бескорыстном! Да будет же на долгие века Их связь сердечная крепка, И да покроется неомраченной славой Союз Москвы, творящей подвиг свой, С соратницей своею боевой, Демократической свободною Варшавой. 2 Дрожа, спасаясь от расправы, Бегут фашистские удавы. В Варшаве немцев больше нет! Освободителям Варшавы Наш гордый, боевой привет! Охвачен паникою дикой, От вас бежит фашистский зверь. Пред Польшей вольной и великой Вы распахнули настежь дверь: «Смотри! Свободна ты теперь, И в Вислу радостно глядится Твоя прекрасная столица!» Всей Польше шлем мы братски весть, Что мы поможем ей расцвесть И засверкать волшебной новью. Тому порукой – наша честь И дружба, спаянная кровью! «День салютов!»* Таких стремительных маршрутов Не видел мир еще пока. С названьем славным «День салютов!» День этот перейдет в века. В раскатах грозного похода Сказались, гордость в нас будя, И гений нашего народа И гений нашего вождя. Врага пощадить – в беду угодить* В пастуший, в золотой, как говорится, век Жил-был пастух, добрейший человек. По доброте своей безмерной, Когда в степи он стадо пас, Он даже как-то волка спас От смерти верной; Надежным псам, точней сказать, Он не дал волка растерзать. «Острастку сделали, – сказал он, – и прекрасно!» Волк, дескать, тоже божья тварь (Пословица была такая встарь!), Так что ж губить его напрасно? Он волка пожалел. Но не прошло трех дней, Как вышла пастуху за доброту награда: Волк выбрал ночку потемней И вырезал у пастуха полстада. Пастух, конечно, был классический дурак, Мы скажем так, Судя по скорбным результатам. Фашистским прихвостням и всем их адвокатам Из басни вывод мы подносим, он таков: Уничтожение волков Должно законом быть в обычае пастушьем, Мы за друзей стоим горой. Спокон веков Известны мы своим радушьем, Но скажем господам иным за рубежом: Врага, что сердце нам хотел пронзить ножом. Не склонны мы дивить своим великодушьем. Мы перед Родиной ответственны во всем И пред потомками. Пусть знают «адвокаты»: Фашизму не избыть расплаты, Ему мы голову снесем! Немецкое «неудобство» В результате русского наступления для Германии возникает то неудобство, что больше уже не существует запаса пространства, которое можно было бы стратегически использовать. («Дейче цейтунг ин Норвеген» от 20 января с. г.) С каким свирепым окаянством Враги в советский вторглись двор! Они гналися за пространством, Им русский нужен был простор. Враги ожглись. И вот тогда-то «Пространство» стало им претить: В том, что им стало туговато, «Пространство», дескать, виновато, «Пространство» надо сократить. Досокращались в полном смысле: Их фронт разорван, скомкан, смят, Вчера громили их на Висле, Сейчас на Одере громят. И вот – какое постоянство! – Враги опять морочат свет: Эх, будь у них теперь пространство! Беда, пространства больше нет! Мы объяснять не станем длинно, Как проиграл наш враг войну. Пространство в этом неповинно. Мы на себя берем вину. К просторам русским для фашистов Навек заказаны пути: Убийц, воров-рецидивистов Казнят иль держат взаперти! |
