– «Осторожней, Анабель. Не надо притворяться, что ты беспокоишься о том, что сделала Фиа. Ты была бы рада вообще ни о чем не беспокоиться, или тебя просто заставляют это делать. Она знает, что ты где-то между, и ее собственная вина больше, чем она может выдержать».

– «Не веди себя, как-будто знаешь ее! Она моя сестра!»

– «В таком случае, ты не обратила внимание, что потеряла власть над ней, как только переступила порог благородного фонда Кейна. Она не твоя. После этого звонка моему отцу, он решил отдать большую роль мне в этой работе. Сейчас она под моей ответственностью. Не беспокойся. Я очень серьезно отношусь к своим обязанностям».

Не может быть, что из-за меня он здесь. Это не то, чего я хотела, когда говорила с его противным отцом. – «Я не отдам тебе ее».

– «У тебя нет выбора». – Ему почти жаль, когда он говорит это. Он лжец.

– «Если ты тронешь ее – если только осмелишься», – Я дрожу с ужасом. – «Не смей. Даже не смей забывать, сколько ей лет, и что она сломана».

Больше в его голосе нет сожаления. – «Как я могу? И как она может с такой прекрасной сестрой, которая каждый раз напоминает ей о том, что она безнадежно сломана».

– «Я готова!» – Ее голос радостный. Я слышу что-то тяжелое на земле. Это ее багаж.

Я пытаюсь ее отговорить. – «Не уезжай! Ты не можешь уехать!»

– «А ты что не едешь?» – спрашивает она.

– «Я сожалею», – Говорит Джеймс, и он уходит от меня. Прикасается ли он к ней? – «Но мой отец разрешил мне взять тебя только при условии, что Эни останется здесь и продолжит свое обучение. И она должна оставаться здесь в случае, если появится прогресс в ее лечении».

«Ох», – следует пауза, а потом ее голос… ее голос опять потерянный. Я могу только сказать, что это ее прежний голос. – «Думаю, тогда, я останусь».

– «Нет». Я останавливаюсь на слове, рисую улыбку на лице, рада, что не вижу ее реакции. Она знает, что я лгу. Она всегда знает, когда я лгу. Поэтому она знает, что я вру каждый раз, когда говорю, что мне все равно на то, что она сделала, что мы будем в порядке, что мы выберемся отсюда. Пожалуйста, Фиа, поверь в эту ложь. – «Ты должна поехать. Ты заслужила отдых. Просто привези мне подарок. К тому же, со мной будет Эйден».

– «Боюсь, что нет», – говорит Джеймс. – «Она тоже едет».

Одна. Он забирает мою сестру и мою единственную подругу. Я останусь здесь совсем одна. Я улыбаюсь еще больше. – «Хорошо, тогда они обе привезут мне подарки».

– «Ты уверена?» – спрашивает Фиа.

Я не уверена. Я не доверяю Джеймсу. Я думаю, что он даже опасней, чем его отец, потому что он красивый, смешной и игривый. Я пытаюсь дарить ей любовь и надежду, но это место убивает ее. В его голосе имеются дополнительные импульсы, которые вызывают раздражение, бурля под его внешностью. Я знаю, что это объединяет их. Я знаю, что ее влечет к нему, и что ей хорошо с ним, даже лучше, чем со мной. Если я отпущу ее с ним, боюсь, что потеряю ее навсегда.

Но Джеймс прав. Я потеряла ее еще в тот момент, когда привела ее сюда. И если он сможет спасти ее, вернуть ее прежнюю, неважно игра ли это, или нет, я должна позволить ему. Не хочу больше тратить время напрасно. Я должна выяснить, что происходит в этой школе. Потому, что если я пойму что к чему, я смогу освободить нас обеих, где нас ждет лучшее будущее.

– «Повеселитесь. Я люблю тебя. Не забывай свои обещания». – Я поворачиваюсь в сторону Джеймса. Никаких поцелуев. Никакого алкоголя. Она будет помнить. – «И ничего не планируй без меня».

Она бежит и обнимает меня – она так давно не обнимала меня, она так похудела, и стала выше, я больше не узнаю ее тела, но возможно, я надеюсь, ее голос вернется – затем она уходит, и я остаюсь одна.

Фиа

Утро вторника

ДЖЕЙМС. (МОЯ ГОЛОВА, ГОЛОВА, КАК ЖЕ ОНА РАСКАЛЫВАЕТСЯ).

Джеймс.

Где Джеймс?

Где я?

Я открываю веки; они слипаются, не хотят открываться, болят, а потом свет. Приступы боли. Меня тошнит. Я не хочу чувствовать себя так, не могу вспомнить, почему чувствую себя так. С этой болью я не слышу своих инстинктов, не чувствую опасности.

Джеймс. О нет, Джеймс.

Я напрягаю глаза, чтобы получше рассмотреть. Я в комнате. Одна. Без окон (ни выхода, ни стекол для использования), ни мебели (наверно они слышали о моей репутации, связанной с мебелью), только запах белых стен и жесткий темный ковер. А также дверь.

Я подымаюсь. Мой разум плывет, и комната кружится вокруг меня, Эни была права, она всегда права, – я не должна была идти в клуб, не должна была напиваться, а тем более целоваться с Джеймсом.

Джеймс сказал, что любит меня. Он, наверно, соврал.

Я не жалею о поцелуе с Джеймсом.

Если они навредят ему, я их убью.

Убью их, всех убью – подожди, а Эни. Если я здесь, значит Эни в опасности. Что если Джеймс со мной? Что если он не сможет рассказать им, что меня похитили, что я не сбежала? Нет, Эни. Эни!

Дверь закрыта. Я кричу и хватаюсь за ручку, и бью плечом дверь. Дверь остается закрытой, но я должна выбраться отсюда. Я не могу потерять Эни, потому что хотела танцевать и целоваться с Джеймсом. Как я могла быть такой глупой и эгоистичной? Все итак было испорчено; у нас уже итак были проблемы. Не могу поверить, что я совершила такую ошибку. Поступила так. Снова. Сколько раз Эни будет видеть свою смерть из-за меня? И Адам. Я представляю, как он проверяет почту, в ярости, что больше не услышит меня. По моей вине он сдастся. Он вернется к своей старой жизни, а они найдут и убьют его. Я подвела Эни и Адама. Я разрушаю все хорошее.

Дверь открывается внутри. Не могу прорваться. Если я сломаю ручку (никакой обуви на мне, я разобью себе ступни), они зайдут сюда. Много риска, но они больше уже не смогут закрыть двери.

Петли. Я становлюсь на колени и смотрю на одну из них. Обычная шпилька поможет мне. Я прилагаю усилия. Закрыто. Я могу сошкрябать ногтями краску, но это займет некоторое время. Если бы у меня был какой-нибудь инструмент. Хоть что-нибудь.

Мои пальцы проскакивают по волосам, к маленькой заколке, которой я заколола волосы прошлой ночью. Я улыбаюсь. Я знала, что это хорошая идея.

Проблема в верхней петле; мне некуда залезть, чтобы достать до нее. Если бы я могла сделать что-то с нижней петлей, то у меня бы все получилось.

Разбить ручку, вылезти наружу и может как-то проползти снаружи? Это не должно было занять много времени. Если они следят за мной, они успеют еще до того, как я закончу.

Остановись! Прекрати планировать. Просто поверни болт.

Руки болят, и голова раскалывается, а еще Эни, ох, Эни, прости меня. Сколько придется сделать ошибок перед тем, как мы победим и выберемся отсюда? Я прижимаюсь к стене, позволяю себе расплакаться. На весах жизнь Эни, мои легкие болят, я задыхаюсь. Я вытираю глаза, пытаясь стереть максимум макияжа, насколько это возможно, чтобы быть похожей на семнадцатилетнюю девочку, которая напугана, одинока и безнадежна.

Только одно из этого ложь.

Я вытаскиваю заколку, слышу щелчок, дверь открывается. Действовать или притвориться мертвой? Действовать или притвориться мертвой?

Я прячу заколку, и ухожу в угол. Они будут готовы, осторожны, когда войдут. У меня есть еще один шанс. Я делаю гульку на голове, прижимаю колени к груди. Я рада, что плакала, это пошло мне на пользу.

Я пристально всматриваюсь своими большими, невинными глазами (они не знают о моих руках; мои глаза – лучшее оружие против них). Дверь открывается.

Та самая девушка с каштановыми волосами, чью машину я украла. И позади нее парень с щетиной. Коул. Слишком наигранная беспомощность. Я поднимаюсь, зажав руки в кулаки. Они обое проходят в комнату, у них нет оружия. Очень плохо. Коул слегка похрамывает (Мне интересно, куда попал мой нож; мне нравился этот нож).

 — Привет, София.  — У девушки приятный голос. Он добрый и осторожный, но она продолжает на меня странно смотреть, она не должна так смотреть. Она, должно быть, напугана или рассержена. Что с ней? Удивление? Сочувствие? Она хочет осознать.