– Пожалуй, не последняя, – сказала я. – Кстати, мы впервые отправили Белль в самостоятельное путешествие.

– Знаю, – ответил он. – Белль очень понравилось. И…

– Да?

– Не хочу делать из этого проблему, но корабль прекрасно управлялся. А ты говоришь так, будто имелся какой-то риск.

– Извини, – сказала я. – Вовсе не хотела тебя обидеть.

– Я и не обижаюсь. Видимо, я слишком долго пробыл там, где всем заправляют Бета.

«И все мы видим, что из этого вышло», – подумала я, но вслух сказала:

– Понимаю. Приспособиться не так-то просто.

«Проблема черных ящиков» все еще оставалась крайне актуальной. Чарли просмотрел все шоу.

– Непохоже, что спасательная экспедиция состоится, – сказал он.

– Не все сразу, Чарли.

– Я надеялся, – признался он, – что люди немного поумнели за прошедшие тысячелетия. Но, увы, особого прогресса не наблюдается.

– Кое-какой все же есть.

– В общем-то, нет, если не считать внешних проявлений Да, язык, манера одеваться, музыка, которую слушают люди, в какой-то мере изменились к лучшему. Но во всем остальном это те же самые люди, что приводили детей в мою школу.

Тем временем спасение черных ящиков стало темой для шуток в прессе.

– Похоже, я зря надеялся на официальную помощь, – сказал Алекс. – Для этого нужен интерес со стороны общественности, а вызвать его, судя по всему, не получится.

– Это не твоя вина, – ответила я.

Мы лишились еще нескольких клиентов. Джейкоб выкидывал из входящих вызовов угрозы, насмешки и оскорбления. Одни заявляли в письмах или звонках, что Алекс их разочаровал: они ожидали большего. Другие молились за него.

Чарли разослал сообщение, в котором он предлагал свои услуги любой спасательной экспедиции, отправляющейся на Вильянуэву. «Я покажу всем интересующимся, где можно найти других Бета», – говорил он. Но желающих не нашлось, и неудивительно – никто никогда не обращал внимания на странные голоса в Сети.

В то же время у нас имелись и сторонники. К несчастью, некоторые из них утверждали, что искинам следует позволить принимать духовный сан и вступать в брак: разумеется, речь шла о чисто духовных отношениях. А кое-кто даже заявлял, что искинов, ставших нефункциональными, следует разбирать на части в ходе соответствующей церемонии и хоронить со всеми почестями.

В «Часе Капитолия» выступила сенатор Дельмар. Важных новостей на этой неделе не было, и ведущий завел неизбежный разговор про Алекса и черные ящики.

– Сенатор, – спросил он, – как вы относитесь к тому, что Алекс Бенедикт, сыгравший главную роль в установлении мира с «немыми», теперь считает, что нам следует отправиться на Вильянуэву и спасти груду железа? Вы заявляли, что он ваш друг. Вы его поддерживаете?

Дельмар, высокая и худая, всегда говорила, по мнению Алекса, то, что думает, и держала свое слово. Не могу сказать, что я с ним не соглашалась, – я просто знала ее не очень хорошо. И все же, на мой взгляд, ей можно было доверять куда больше, чем основной массе политиков.

– Да, Рон, это правда, – ответила она. – Алекс всегда был моим близким другом, и я его уважаю. Это хороший и порядочный человек, но всего лишь человек, способный ошибиться, как любой из нас. Вот и сейчас он совершил ошибку. Насколько нам известно, искины – не разумные существа. Это иллюзия, о чем мы все знаем, поскольку сами ее и создали. Не сомневаюсь, что Алекс, хорошо поразмыслив, тоже поймет это. Впрочем, интерес к теме падает, и вряд ли он станет к ней возвращаться. Алекс – прекрасной души человек. Он просто ошибся, но это бывает с каждым.

В тот же вечер ее комментарий воспроизвели в большинстве выпусков новостей, и к нам начали поступать звонки от продюсеров. Не хочет ли Алекс выступить в «Утреннем круглом столе» и ответить сенатору? Не мог бы он дать интервью «Модерн таймс»? Будет ли ему интересно принять участие в вечернем шоу Эрики Горман?

– Не обращай внимания, – сказала я. – Тема умирает. Еще неделя, и мы больше не услышим о ней.

– А в следующий раз, когда кто-нибудь прилетит на Вильянуэву, искины пожалуются на нас.

– Мы совершили попытку.

– Нет. Я выступил на нескольких ток-шоу. Я призывал к нашему врожденному чувству ответственности. А теперь почему-то начинают обсуждать мою психическую устойчивость.

– Алекс, что еще ты можешь сделать?

Наше разочарование, естественно, передалось и Чарли.

– Дайте мне выступить на одном из шоу, – сказал он. – Может, я сумею помочь.

Алексу идея не понравилась.

– Хочешь, чтобы мы стали всеобщим посмешищем?

– Пожалуйста, Алекс. Мне есть что рассказать.

Алекс глубоко вздохнул и задумался.

– Ладно, Чарли, – наконец сказал он. – Попробуем. Думаю, терять нам нечего. Но только никаких голограмм. Просто ящик.

– Не очень хорошая мысль, – возразил Чарли. – Люди должны видеть, что я такой же, как и они.

– Твое появление в образе двадцатилетнего парня сочтут частью шоу, не более того.

– И все же, думаю, лучше пусть они видят меня. Что, если я изображу кого-нибудь постарше? У нас в школе был старший наставник…

– Не стоит, Чарли. Нас обвинят в попытке выдать тебя за того, кем ты не являешься. Ты – Бета. Постарайся достойно сыграть эту роль.

Через два дня Алекс и Чарли появились на «Утреннем круглом столе». Алекс занял место рядом со вторым гостем и поставил перед собой бежевый куб. Вторым был Анджело Каваретти, седой мужчина средних лет; он с трудом скрывал удивление от своего участия в такой нелепой дискуссии. Каваретти был больше известен как беспощадный враг верующих. Ведущий начал с очевидного вопроса: «Искины – живые существа или нет?», и Каваретти рассмеялся.

– Не хочу никого обидеть, – сказал он, – но идея, будто машина может быть живым существом, сама по себе выглядит идиотской. С тем же успехом можно заявить, будто ваша настольная лампа – тоже живое существо. Или нагреватель для воды.

Ведущий обратился к Алексу.

– Мне не слишком интересен спор, – ответил тот, – который ведется уже тысячелетия, притом что никто не представляет убедительных доказательств. Я могу, конечно, делать громкие заявления, как присутствующий здесь доктор Каваретти, но лучше дать высказаться искину, которого мы привезли с собой. Чарли?

И Чарли рассказал о себе, так же как рассказывал Харли Эвансу, – о ночной тишине и долгих вечерах, о том, как он созерцал восходы и закаты, как вспоминал детей в опустевшей школе, как расцветали и увядали цветы, как падали на пол тени, о шелесте листьев за окном, о едва слышном шорохе падающего снега, о том, как все это повторялось снова и снова, – а в здании не было ни одной живой души.

– И все же у меня были спутники.

– Кто же? – спросил ведущий, Броктон Мур, начавший вести шоу за месяц до того.

– Другие Бета. Мы часто разговаривали.

– Другие Бета? – переспросил Каваретти. – Что такое Бета?

– Я – Бета. Небиологическая разумная форма жизни.

Каваретти покачал головой, с трудом сдерживая себя, чтобы не высказаться насчет абсурдности подобного заявления.

– Но ведь у них были только голоса? – уточнил ведущий.

– Да.

Каваретти наморщил лоб, выпятил челюсть и скрестил руки на груди, всем своим видом давая понять, что эта бессмысленная дискуссия его совершенно не интересует.

– И что это доказывает? – спросил он у публики. – Ящик запрограммирован. Он может вести беседу, может убедительно описать переживания, может играть в шахматы на уровне чемпиона. Но разве он что-нибудь чувствует? Есть ли внутри его личность? Ну же, Алекс, будьте серьезнее.

– Я еще не закончил, – заметил Чарли.

– Вот как? – Каваретти вздохнул. – Что еще ты хочешь нам сообщить?

– Вы чересчур ограниченны. Вы не в силах согласиться с тем, что противоречит вашему мнению. Вы вполне подходите под определение тупого болвана.