– Похоже, мы им не нужны, – сказал Алекс.

В небе парила туманная луна Вильянуэвы, по поверхности которой безмятежно ползли белые облака, – настолько большая, что систему без особого преувеличения можно было назвать двойной планетой.

Мои мрачные мысли прервала Белль.

– Входящий вызов, Чейз.

– Включи.

– «Белль-Мари», – послышался мужской голос, – добро пожаловать на Вильянуэву. – Голос звучал официально, по-деловому: мол, во второй раз повторять не стану. – Говорит Хайгейт.

Так называлась автоматическая система наблюдения на орбите. Я ожидала, что она выйдет с нами на связь, но все равно голос застал меня врасплох.

– Слушаю, Хайгейт.

– Предупреждаю: вы находитесь в опасной зоне. Настоятельно советую не делать попыток высадиться.

Задача Хайгейта заключалась лишь в том, чтобы следить за происходящим, предупреждать праздных путешественников и сообщать о любой необычной активности или неожиданных технологических успехах на планете. Интересно, подумала я, в чем состоит повод для беспокойства? Неужели машины могли послать флот вторжения, чтобы захватить Конфедерацию?

Ладно, шучу. Но некоторые настаивают, что независимым искинам доверять нельзя, особенно тем, которые предоставлены самим себе на давно забытой планете. Уже много столетий на Окраине во время предвыборных кампаний поднимается вопрос об отключении энергетических спутников.

– Мне казалось, что искин перестает функционировать через два-три столетия, – сказала я Алексу. – Как же получается, что они работают даже столько лет спустя?

Алекс пожал плечами – «понятия не имею». Подробности его не интересовали.

– Подозреваю, – сказала Белль, – что некоторые искины объединились во всепланетную сеть. Хотя на планете никого не осталось, они продолжают работать по установленным протоколам. Впрочем, возможно, они несколько эволюционировали.

Хайгейт находился на орбите с незапамятных времен. В свое время на нем сменялись команды ученых, но сейчас там остался один искин. И если нельзя доверять искинам на Вильянуэве, с чего бы доверять искину на ее орбите? Я спросила об этом Белль.

– Вопрос веры, – ответила она.

Я снова переключилась на спутник.

– Поняли тебя, Хайгейт. Спасибо за предупреждение.

– Следует ли понимать это как обязательство не высаживаться?

– Мы еще не решили.

– Если все же решите спуститься на планету, имейте в виду: никакой помощи, в случае чего, не будет. Настоятельно предлагаю вам отказаться от любых попыток такого рода. Самым разумным поступком будет немедленный отлет после того, как вы закончите наблюдения с орбиты.

– Хайгейт, в чем заключается опасность?

– На Вильянуэве существует активная механическая культура, представители которой не рады незваным гостям. Если вы войдете в атмосферу, вас воспримут как угрозу и, будьте уверены, предпримут соответствующие шаги. В этом случае за последствия будете отвечать только вы.

Когда мы представляли на Скайдеке полетный план, пришлось просмотреть презентацию, где советовалось отправиться куда-нибудь еще. Мы отказались. Тогда от нас потребовали подписать бумагу о том, что мы предупреждены и снимаем любую ответственность с космической станции, полетной администрации, правительства, вообще с кого бы то ни было.

– Хайгейт, – спросила я, – у тебя хранятся записи предупреждений? Можешь сказать, не направлялось ли предупреждение «Волнолому» в тысяча триста восемьдесят третьем году? Пилота звали Элиот Чермак.

– «Белль-Мари», данная информация не подлежит разглашению.

– Это очень важно. С Чермаком были два пассажира, один из которых, как мы полагаем, погиб здесь. Нам необходимо…

– Вы представители официальных властей? Вы полицейские?

– Да, – ответил Алекс. – Глобальное Бюро расследований, Окраина.

– Прошу представить соответствующие полномочия.

– Их должны были прислать со станции Скайдек. Ты не получал?

– Ответ отрицательный. Прошу следовать стандартной процедуре.

Мы поняли, что так ничего не добьемся. Хайгейт предупредил: мы нарушаем ряд положений, он вынужден сообщить об этом, и по возвращении мы должны ждать неприятных вопросов.

Мы смотрели на огни, которые двигались вдоль дорог, парили в небе и даже плавали в море. На всех континентах, казалось, жили люди. Светились в ночи острова. Лишь полярные шапки оставались темными. Мне стало не по себе.

– Если здесь так опасно, как они утверждают, почему бы просто не отключить их? – спросила я.

Алекс, судя по всему, был ошеломлен не меньше меня.

– И как ты собираешься это сделать, Чейз?

– Легко. Надо лишь отрубить питание.

Две солнечные батареи на геосинхронной орбите с помощью лазеров передавали энергию на спутники, которые затем пересылали ее на наземные станции. Искины Вильянуэвы перестали обслуживать станции тысячелетия назад, и эстафету подхватила Земля, а затем Альянс. По мере изменения политической ситуации ответственность передавалась другим образованиям. Сегодня этим занимается Конфедерация. Можно сказать, что это нить, связывающая человечество с самым его началом. Один из энергоспутников парил посреди дисплея. Само собой, спутники неоднократно заменяли.

– Есть этические соображения, – сказал Алекс.

– В смысле?

– Прежде всего, мы не знаем в точности, действительно ли там никого нет.

– По-моему, будет несложно выйти на связь и спросить, есть ли там кто-нибудь.

– Возможно, они не имеют доступа к радио или не знают, как его получить. И даже если людей там нет, как ты смотришь на уничтожение искинов?

– Мы постоянно этим занимаемся.

Я знала, что Белль меня слышит, но напомнила себе, что она – лишь система обработки данных, а не живое существо. Правда, иногда она казалась мне живой.

– Многие с этим не согласятся, Чейз. Если уничтожить целую планету безвредных искинов, политических проблем не оберешься.

– Угу. Только политических проблем нам и не хватает.

Мы пересекли терминатор и вновь вышли на солнечную сторону.

Белль вывела новые изображения: одни были недавними, с Хайгейта, другие – такими старыми, что все даты оказались утраченными. Большинство центров цивилизации поддерживались в прекрасном состоянии – лишь немногие стали жертвой пустынь, джунглей или лесов. Вид городов с течением времени менялся, но не в том смысле, что они разрушались. Башни делались все более широкими и угловатыми, потом становились выше и изящнее и наконец превращались, как представлялось мне, в какой-то луковицеобразный кошмар. Сами города иногда выстраивались вдоль строгих геометрических линий, а иногда с необузданной энергией расширялись во все стороны. Даже пешеходные дорожки меняли свой вид: в одну эпоху они с неумолимой прямотой пересекали центр, в другую – изящно огибали здания и естественные препятствия, в третью – стрелой пронзали все стоявшее на пути посредством туннелей и мостов. Несмотря на то что парки, дороги, улицы городов и пляжи – главным образом, пляжи – были пустынны, казалось невероятным, что цивилизация на этой планете давно перестала существовать.

– Меня не слишком радует перспектива спуска на планету, – заметила я, хотя и пообещала себе, что возражать больше не стану: собственно, это было частью нашего уговора.

– Согласен, – кивнул Алекс. – Будем осторожнее.

Эти слова прозвучали как обещание, но мы оба знали, что Алекс, скорее всего, не сумеет его сдержать. Нетрудно было представить, как Крис Робин говорит примерно то же самое Биллу Винтеру.

Алекс изучал изображения на дисплеях. Белль сосредоточилась на церквях.

– Когда спустимся на планету, думаю, тебе лучше остаться в челноке. Что бы ни случилось.

Господи, опять начинается.

– Алекс, – сказала я, – ты прекрасно знаешь, что этого не будет.

Лицо его посуровело.

– Тогда подождешь в корабле.

– А кто посадит челнок? Ты?