— Иначе говоря, немножко раздетым, — еще раз улыбнулся Маттиас, — я бы даже сказал, совсем голым, — он похлопал Мишеля по плечу, еще раз склонился над лапкой Паскаль. — Удачи вам обоим.

И увел Кимберли дальше.

— Мы не так уж и раздеты, — прошептала дикобразиха, — могли бы раздеться и посильнее!

— Ты... это о том, что мы могли бы сбрить себе мех? — Мишель хмыкнул, — Было бы очень интересно! Но ведь на улице же зима! Без меха там жуть как холодно!

— Ты прав, — хихикнула Паскаль, — зимой без меха ужасно неуютно! Интересно, как люди обходятся?

— А... вот мне вот... интереснее, о чем это он, ну... когда желал нам удачи? А?

Паскаль подхватила юношу пол лапу и, отведя в сторону, вполголоса рассказала:

— У крыс очень короткий перерыв между периодами течки. Всего несколько дней, тогда как у дикобраза и у многих других грызунов почти год. Правда и сама течка очень короткая, несколько часов. И у Ким явно тот самый день, если принюхаешься, сам поймешь. Так вот, в присутствии «разгоряченной» самки, самец крысы может думать только о сексе... и ни о чем больше!

— Что совсем?! — округлил глаза бобер.

— Ну, нет конечно. Маттиас ведь не только и не столько крыс, к тому же он явно старше пятнадцати лет... но определенную окраску его мысли все равно приобретают!

В маленькой спальне, через стену от лаборатории придворного алхимика, бобер и дикобраз уснули, прижавшись, друг к другу... А в одной из соседних комнат, фиолетовый тигр, с розовыми полосками, ронял слезы, глядя на одинокий бутон розы...

Осторожный стук в дверь.

Молчаливый взгляд открывшего.

Вздох.

— Чего ты хочешь?

— Извини. Я... я...

— Ты?

— Я... я не знаю что на меня нашло... Нет, хуже, я знаю, но противиться этом у выше моих сил. Прости... если сможешь. Я... сама позволила ему... прости...

Дверь закрылась.

Стучавшая медленно присела у закрывшейся двери, обхватила себя лапами, будто пытаясь укрыться от жгучего ледяного ветра, задрожала, уткнувшись мордочкой в темно-синюю ткань рукавов. Потом она почувствовала прикосновение и подняв взгляд увидела синюю розу, в фиолетово-розовых, когтистых лапах.

— Ты меня разбудила. Мне надо было одеться...

Держа фантастическую, невероятную розу обеими лапами, она медленно плелась рядом с ним.

— Ты не можешь продолжать бегать туда-сюда между нами.

— Прости, но я... я не могу, — не договорив, она шмыгнула носом.

Он остановился:

— Что у вас... двоих там... было?

Она тоже:

— Ничего.

— Ничего?!

— Ничего. Совсем.

Мгновение они смотрели друг на друга.

— Мда?

— Нет, ничего между нами не произошло, —  сказала она с легким рычанием.

— Это... странно.

— Ничего странного... — прошептала она, прижимая к груди розу, — ничего! Посмотри на меня! Ну кто я? Старая блядь! Да, я кажусь молодой... моему телу двадцать пять, и так будет еще долго... не знаю, сколько. Может быть вечно. Но моя душа... мне пятьдесят! И я действительно старая блядь... и я не готова, к тому, что могло произойти между нами! И никогда не буду готова!

— Хм? — удивленно приподнял уши он.

— Бобры выбирают партнера на всю жизнь. Я не могла... и я не уверена, что я хочу. Нет, совсем не уверена. Подобная верность... смущает. Она невозможна, она неправильна, но она есть... и она обязывает. Ей приходится соответствовать... а я не уверена, что я этого хочу.

— Но почему нет?

— Потому что он все еще привыкает к своей форме. Я не знаю, что происходит у него в душе, почему он внезапно так... открылся мне. Может с ним происходит то же, что и со мной... когда я осознала, что он — ближайшее существо к дикобразу во всей округе.

— Хм.

Она вздохнула, опять прижимая розу к сердцу:

— Я не готова к вечной связи с ним. Он сейчас озадачен, все еще не все понимает... А вдруг он внезапно поймет, что я не та, с кем ему будет хорошо всю оставшуюся жизнь? Я не хочу  поторопиться...

— И поэтому, ты с ним порвала?

— И это тоже. Я вижу его как близкого друга... не более. Точно не бой-френд, и уж конечно не любовник. Просто приятель, уверенный, надежный, тот к кому можно прижаться, кому можно поплакаться в жилетку... но не тот от кого бы я... хотела детенышей. Нет, не тот.

Медленно тащился мимо бесконечный серый камень древних стен. В конец концов, он осторожно обнял ее за плечи:

— Думаю, я понимаю... а ты знаешь с кем бы ты... хотела?

Паскаль пожала плечами:

— Наверное... наверное, он должен принимать меня такой, какая я есть... мне не измениться, поздно. И любить яркие цвета и расцветки...

— Цвета — суть твоей жизни, не так ли? — улыбнулся он.

— Да, жить в серости я не смогу. Ну, думаю в ближайший месяц мы увидим, сможет ли их полюбить Мишель.

Замерев на месте, Скрэч обернулся:

— Ты...?!

— Да! — Паскаль улыбнулась, вдыхая наконец божественный аромат цветка.

— А он...

— Знает? Да, я его спрашивала... кажется, но без подробностей. Как бы то ни было, если он станет ближе мне, то это тоже станет частью его жизни.

Тигр фыркнул:

— Надеюсь это надолго? Уверен, бобер не готов к чему-то... постоянному.

— О, нет. Он согласился, при условии, что я верну его цвет на место через месяц, если ему не понравится. И я... хм...

— Хм?! — в голосе Скрэча прорвался совершенно неуместный восторг.

— Хе. Я только сейчас осознала, что не знаю, как удалить его новую окраску.

— У-у! Бедный Мишель! — фиолетово-розовый тигр прикрыл лапой вылезшую на морду ухмылку.

— Не стоит меня недооценивать, — дикобразиха погрозила ему темно-синим пальцем. — Я что-нибудь придумаю. Надеюсь...

— А как именно ты его раскрасила?

— Ну, это вроде как сюрприз... ладно уж! Если он сейчас внимательно посмотрит в зеркало, то обнаружит что корни меха местами стали красными, а местами — черными.

— И?!

— Он будет, хм, в клетку.

— Клетчатый бобер?! О! Я хочу это видеть!

Паскаль кивнула, улыбаясь немного нервно:

— Угу. Красный и черный, в клетку, с кремово-желтой кожей.

Скрэч прислонился к стенке, не в силах стоять. Он некоторое время крепился, сдавливая смех, который прорывался наружу совершенно непристойным повизгиванием... но, в конце концов, не выдержал и его хохот громом раскатился по коридору.

— Паскаль! Ты гений! И сумасшедшая! А может и то, и то сразу! Вот ну... ну... даже не знаю, что сказать, дорогая!

— А можно восторгаться друг другом чуть тише?! — пробурчала выглянувшая в коридор ящерица, — здесь дети спят!

Скрэч, все еще вздрагивая, взял Паскаль за плечи:

— Пойдем... ох! Наружу... и поговорим там!

— О светлые боги! Надеюсь, он не против! Интересно, что он скажет, когда узнает, что ты не можешь это исправить?

— Ох! Как же я могла! Я... думала, вернуть естественный цвет будет совсем просто, но только что поняла, что... Но может быть, я еще что-нибудь придумаю! В крайнем случае, он может регулярно перекрашивать мех в черный цвет.

— А кожа?

— А что с ней? Прекрасная кожа... Ее тоже можно подкрасить.

— Ну, разумеется. Только сначала его друзья немного посмеются, — внезапно он стал серьезным. — Ты знаешь о моем соглашении с богиней Аккалой?

— Нет. Я... я не прислушиваюсь к слухам. Что за соглашение? — беспокойно спросила Паскаль