Входя в главный зал таверны, Ки грустно повесил уши и усы, а войдя — торопливо обыскал все карманы, вытряхнул торбу со свитками и даже кошелек. Один из завсегдатаев тут же поинтересовался — что это такое он ищет? Потом кто-то из посетителей предложил расстроенному койоту кружку пива — чтобы поднять настроение, но настроение почему-то не поднималось, а после третей кружки и вообще стало хуже некуда... Так что вскоре уже Ки, спотыкаясь и запинаясь о то и дело подворачивающиеся стенки и углы, отправился спать.

«Мне снится сон...»

Сказал сам себе койот-морф, идя по пустынному коридору. Он вроде же шел домой? Или уже пришел? И вроде как лег... Или нет? Морды горгулий, торчавших по пояс из левой стены, мрачно и грозно скалились на койота. А тот продолжал шагать мимо. Одна морда — с обломанным клыком. Вторая — с заплывшим глазом. Третья — с прижатым левым ухом. Четвертая ехидно скривилась, а пятая держит на языке, глубоко в пасти ключ на цепочке...

Ключ! Его ключ!

Метнувшись ближе, и уже протянув лапу, Ки вдруг засомневался. А вдруг не его? А вдруг не ключ... И вообще, может ему все это снится? Или нет? А если ключ его, то как он здесь оказался? И где это — «здесь»? Где он? В Цитадели? Или уже нет?

Ему вдруг показалось, что каменная горгулья едва заметно вздохнула. И вроде как глаза ее раньше смотрели вперед, а теперь закатились куда-то вверх... Или все-таки показалось?

Койот медленно, все еще сомневаясь, положил лапу на каменный язык, подцепил когтями блестящую в свете факелов цепочку... но тут пасть с ясно слышным скрежетом сжалась. А остальные горгульи с грохотом повернули к заскулившему койоту морды и хором проревели:

— Тебе дано, ты и владей!

Взвизгнувший койот схватился за культю откушенной лапы...

Откушенной?

Кем откушенной?!

Удивительно реалистичный сон исчезал, развеивался как дым, как мираж, четкими оставались только фраза, которую проревели горгульи, да боль пониже локтя. Ки, мигом ранее подскочивший с кровати, замер возле светильника. Выкрутил язычок фитиля. Разгоревшееся пламя осветило закатанный рукав ночной рубашки, следы каменных зубов, на желто-пятнистой шкуре. Да уж, зубки... Переведя взгляд на сжатый кулак, Ки заставил себя расслабить когтистые пальцы.

На ладони лежал маленький кулон — блестящий бронзовый ключ на цепочке.

Перевод — Mard-Chora

Предварительная редактура — Mard-Chora

Литературная правка — Дремлющий.

Год 705 AC, начало октября

День постепенно клонился к вечеру, а Мишель, лежа на кровати отрешенно наблюдал как тени, постепенно сгущаясь, ползут к стене. Еще немного и комната окончательно погрузится в полумрак.

Просидев в четырех стенах два дня, юноша все так же не желал никуда идти. Он все еще никак не мог привыкнуть к своему новому облику. Так странно было осматривая себя, видеть вместо человеческой кожи — темный, очень плотный, как будто чуть жирноватый подслойный мех и длинную, жесткую ость. Потом еще ноги, опирающиеся при ходьбе не на пятки, а на пальцы и... эти... пястные мякиши.  Но это все так, самое же главное, вместо рук — какие-то непонятные лапы! С перепонками между пальцев!

А ведь еще совсем недавно он был обычным человеком! Еще совсем недавно!..

Последние недели на ферме были ужасны. Наблюдать, как покрываются язвами и гниют заживо братья... как угасает от горя матушка... как приходит в запустенье еще недавно шумное хозяйство... Похоронив мать и прочитав молитву на уже оплывших могилах братьев, Мишель вынул из подпола матушкину ухоронку, собрал еды на два-три дня, отвел скотину дальнему соседу — там чума не затронула аж троих, хозяина с двумя сыновьями и ушел, присоединившись к охранникам торгового каравана.

Уж таково было его везение, что шел караван не куда-нибудь, а в Цитадель Метамор. Легендарная, жуткая и притягательная, населенная нелюдями, странными обликом и поведением, веками преграждавшая путь армиям и чудовищам, как из прорвы наползавшим с далекого севера, из-за Барьерных гор. Уже на подходе к охраняемой территории, ватага лутинов, мерзких карликов, все-таки подловила момент и атаковала караван. Тогда Мишель впервые обагрил меч чужой кровью, и тогда же получил серьезную рану. Караван вернулся на юг, а юноша, погруженный в лечебный сон, остался в стенах Цитадели.

Проснувшись через неделю полностью здоровым, он обнаружил, что его тело, под воздействием окутавшего Цитадель проклятья, начало изменяться. Почти месяц изменение шло очень медленно, почти незаметно — лишь спина юноши постепенно покрывалась жестким, чуть блестящим мехом. Но потом, буквально в одночасье все изменилось. Для начала хряк-морф, кухонный распорядитель, внимательно осмотрев Мишеля, как раз тащившего очередную вязанку дров к большой плите, мрачно скривил на сторону пятачок, и буркнул:

— К магам ходил? Проклятье подправил? — и, дождавшись подтверждающего кивка, добавил: — Ясно с тобою все. Сегодня воскресенье... До следующего понедельника свободен.

На недоуменный вопрос только кисло ухмыльнулся и добавил:

— Неделька у тебя «веселая» будет. Ну да ничего, молодой, переживешь. Все пережили.

И правда неделя оказалась... «увлекательной». Буквально за считанные дни тело сплошь покрылось мехом, лицо прямо на глазах превратилось в морду — нос сузился и стал черным; челюсти вытянулись вперед, становясь пастью; уши сдвинулись ближе к макушке, покрылись короткой шерстью и начали двигаться. А ноги... Ночь, когда кости ног тянуло и корежило, когда стопа вытягивалась, лодыжки же наоборот, становились короче, эта ночь была наполнена воистину незабываемыми впечатлениями.

Но жуткая ночь прошла и теперь Мишель, уставившись в маленький осколок зеркала, когда-то принадлежавший матушке, не узнавал себя. Синие глаза, краса и гордость всех мужчин его рода, превратились в какие-то темно-коричневые буркала, соломенные вихры, которые так любила расчесывать матушка, исчезли напрочь, сменившись тончайшим, шелковистым мехом, прикрытым грубым остевым волосом. К тому же Маттиас оказался прав — у него действительно выросли крупные, острые резцы.

Юноша глянул на остатки спинки кровати. Еще позавчера это был изящный резной полукруг... а сегодня его изгрызенные остатки валялись по всей комнате. И ему все еще хотелось что-нибудь погрызть. А еще хотелось окунуться... желательно в проточное и холодное. Да так, что аж ноздри сами собой смыкались и вторые губы сжимались за резцами.

Не выдержав зова новой плоти, Мишель вскочил с кровати, но тут же ухватился за огрызки спинки и стул — во время изменения его тело стало каким-то неловким, неуклюжим, к тому же толстый хвост чувствительно шлепнул костяными пластинами по ногам.

«Какой же я теперь нелепый, — раздраженно хлопнул хвостом по ножке стула юноша, еще раз глянув в зеркальце. Ему хотелось разбить проклятое стекло, но... испортить такую дорогую вещь, настоящее стеклянное зеркальце, пусть и совсем маленькое, было бы как-то... не по-хозяйски. — Слава богам, я все-таки не стал ростом с Маттиаса!»

Упершись лапами в дверь и, уже почти толкнув ее, Мишель опять замер. Идти наружу было... боязно. С этой шкурой, хвостом, лапами вместо рук и перекореженными ногами он выглядел как... как какая-то зверушка.

У-у-ух!

Вернувшись к кровати, юноша поднял с полу чурбашек и принялся неумело отгрызать кусочки. Спасибо Маттиас, за подсказку. Сидя на тряпичном тюфяке и переводя дрова в стружку, Мишель погрузился в невеселые размышления.