Существует очень много выдвинутых специалистами теорий, объясняющих различие в физическом типе и культуре между западными и восточными обитателями Соломоновых островов. Мы склоняемся к теории, что темнокожие туземцы, населяющие острова от западного Вангуну до Литл-Бука, являются остатками коренного негроидного населения и потомками первоначальных обитателей, избегнувших смешивания с монголоидами.
Никто не смог объяснить нам, как им удалось избегнуть просачивания монголоидов, коль скоро их острова защищены ничуть не лучше, чем любой другой остров. Наш собственный домысел сводится к тому, что уже в те годы население островов пользовалось прочной репутацией головорезов. Такая же репутация головорезов и людоедов спасла папуасов от проникновения монголоидов.
Мы не собираемся развивать эту теорию, а тем более выяснять, почему жители одних островов с большей решительностью сопротивлялись проникновению иноземцев, чем другие. Для нас важен факт, а с ним соглашаются все, что западные обитатели Меланезии резко отличаются от остальных.
Культ резания голов исчез совсем недавно. Доказательством этого мог служить наш хозяин в деревне Пататива. Это был местный староста, занявший свой пост несколько лет назад благодаря тому, что отрубил голову белому человеку. Правительственная администрация немедленно назначила его старостой, исходя из правила, что браконьеру легче всех поймать браконьера. Нынче бывший головорез являл собой живую карикатуру на каннибальского царька. Годы безмятежного существования сделали его толстым. Раздувшийся до невероятия живот, словно набитый съеденными миссионерами, свисал над набедренной повязкой. На веселом коричневом лице торчал вздернутый кверху нос, на котором сидели такие засаленные очки, что сквозь них не было видно глаз. Волосы на голове вытравлены до цвета платины и собраны в большой помпон, окаймленный курортного типа шляпой без верха, сделанной из пальмового листа. Поля этой шляпы были, как у южной красавицы с картинки, игриво загнуты, но под милой тенью шляпы на плечи охотника за черепами свисали, как плети, его уши. Когда-то мочки его ушей были расширены большими серьгами из раковин, но в конце концов уши не выдержали тяжести и разорвались, образовав свисающие до плеч куски плоти. Больше всего бывший головорез напоминал живого дракона.
И вот этот очкастый дракон любезно прислал за нами свою «машину», приглашая посетить охоту на черепах.
«Машина» представляла собой ослепительную по красоте боевую лодку, которой мы давно восхищались с нашего берега. Она напоминала гигантскую гондолу с носом и кормой, возвышавшимися на двенадцать футов, украшенную флажками (чтобы отгонять злых духов) и приводимую в движение тридцатью темно-коричневыми гребцами. Это была настоящая боевая лодка, и еще несколько лет назад любая женщина лишилась бы головы, если бы посмела прикоснуться к ней. Даже в наши дни лодка была настолько священной, что никакой женщине не дозволялось вступить на нее.
Объяснением, почему мы пользовались подобной привилегией, может служить неясность для туземцев, к какому полу я и Маргарет принадлежали (только местные женщины имели на этот счет некоторые подозрения).
Единственное, чего нам не хватало, — расшитого золотом балдахина в центре лодки. Сидеть было отлично, а хозяин плантации вдобавок настоял, чтобы мы взяли с собой подушки. В таком виде мы отбыли охотиться за черепахами. Перед нашими глазами по два в ряд сидели спиной к нам четырнадцать гребцов, а еще шестнадцать сверкали жемчужными зубами каждый раз, когда мы рывками подвигались вперед, к целой флотилии лодок, ожидавших нас в конце лагуны.
Трудно передать словами ощущение, возникающее у женщины, принимающей участие в охоте. Я подозреваю, что объяснение можно найти только в том, что охота специфически мужское занятие, и, будучи всего лишь двумя женщинами, на которых никто не собирался обращать внимания, мы могли наблюдать обряды тайного общества, скрываемые от остальной массы женщин. Итак, мы были очень горды и счастливы, особенно в это чудесное, свежее, как прохладный напиток, утро на лагуне.
Вскоре выяснилось, что все внимание обращено именно на нас и что мы являемся «гвоздем программы».
Наша великолепная боевая лодка, как настоящий флагманский корабль, гордо шла вперед; гребцы дружно издавали свистящий звук, опуская весла в прозрачную голубизну воды. Правой, левой, правой, левой… Солнце играло на мускулистых спинах. Белая пена с журчанием неслась мимо, сверкая в воздухе миллионами алмазных брызг.
Разлегшись, мы смотрели назад, на следовавшие за нами лодки, пытавшиеся догнать флагмана. В каждой лодке сидело десять — двадцать человек, и все они посвистывали при гребле, разбрасывали горсти алмазов, а главное — сверкали белыми зубами всякий раз, когда мы им махали в знак приветствия. Мы были уверены, что вся эта гонка устроена в нашу честь, и надо отметить, что до выхода в открытое море мы плыли с большой быстротой. Как только лодки миновали какой-то остров, все внимание к нам исчезло и никто нас больше не замечал. Мужчины занялись своим делом — охотой, так как перед нами были акры[21], целые острова больших коричневых панцирей, плавно покачивающихся на воде. Это были не маленькие, хорошо всем нам известные черепахи, а огромные существа, панцирь которых имел два-три фута в поперечнике. Такая черепаха весит не меньше человека, а возраст старых черепах достигал сотни лет. Это все были спящие самки, готовящиеся к тому, чтобы отложить яйца на берегу.
На лодках послышалось легкое шипение, после чего наступила гробовая тишина; все лодки одновременно, без какого-либо специального сигнала, снизили ход и, выстроившись полукругом, беззвучно подплыли к ближайшему стаду черепах. Когда стадо было окружено, люди скользнули в воду и сильными, бесшумными рывками, без единого всплеска, проплыли оставшееся расстояние. Охотники действовали по двое, быстрым и одновременным движением опрокидывая черепаху за черепахой брюхом кверху. Будучи перевернутой на спину, черепаха беспомощно размахивала в воздухе ногами и лишалась возможности скрыться. Вытягивая длинные, змееобразные шеи, черепахи пытались удержать головы над водой, широко раскрыв клювы, крайне напоминавшие клювы попугаев. Их движения были настолько смешны, что невольно вспоминалась черепаха из книжки «Алиса в Стране чудес». Иногда охотникам не удавалось привычно четкое движение; тогда начиналась возня, и ближайшие черепахи быстро ныряли в воду. Многие крупные черепахи просыпались при приближении охотников и исчезали под водой раньше, чем человек успевал к ним подплыть. Мы видели, как один охотник нырнул вслед за черепахой и скоро вынырнул задыхающийся, но смеющийся. Если бы ему удалось ухватиться за панцирь, то он мог бы заставить пойманную черепаху подняться на поверхность, налегая всем своим весом на хвостовую часть панциря.
Черепаха очень быстро ускользает от преследователя, и местные жители, когда хотят пояснить чье-либо быстрое исчезновение, говорят: «Нырнул как черепаха». Сквозь кристаллическую прозрачность воды мы отлично видели, как огромные коричневые панцири все глубже и глубже уходили по диагонали в воду, покуда не исчезали в синей глубине. А там, внизу, был свой чудесный сверкающий мир, который когда-нибудь будет изучен.
Сцена охоты напоминала трехаренный цирк, где на каждой арене развивается самостоятельное зрелище, а вы располагаете только одной парой глаз и не в состоянии охватить все происходящее. Было ясно, что быстрота действия охотника является основой успеха ловли черепах, и вскоре поверхность воды покрылась желтыми брюхами и лесом ног и шей, беспомощно вертящихся в разных направлениях. Теперь охотники действовали поодиночке; каждый из них подталкивал животное ближе к своей лодке, где черепаху привязывали к веревке. К концу утра все, что можно было связать и буксировать, было связано. Охота закончилась. А поверхность океана как ни в чем не бывало была покрыта бесконечным количеством черепах, и охотники говорили, что они никогда не видели такого большого стада.
