…Много лет спустя, оформляя пенсию, она зашла на фабрику и узнала, что Виктор Кириллович погиб защищая Москву в сорок втором году. Ольга вспомнила первомайский праздник, веселую уличную разноголосицу, и как они, молодые работницы, шли на Красную площадь со знаменем и цветами, и как среди них шагал улыбающийся, со сбитой ветром «шевелюрой-мечтой» Виктор Кириллович. Обнявшись с девчатами, он пел и раскачивался в такт песне — он казался таким взрослым, а ему было всего двадцать пять лет.

Ольга подала заявление в институт иностранных языков и, блестяще сдав экзамены, была зачислена на первый курс… Училась она увлеченно, со все нарастающим интересом, преподаватели отмечали ее любознательность, ненасытную жадность к занятиям.

— В институте удивительно интересно, — ликующим голосом возвещала она родным. — Каждый день узнаешь что-то новое, одерживаешь маленькие победы.

Среди студентов Ольга выделялась открытостью, искренностью и главным образом — постоянным стремлением принести пользу другим. Что немаловажно, обладая безудержной фантазией, будучи прирожденной выдумщицей, она чуть ли не ежедневно являлась как бы в новом качестве, казалась немного новой. Все это, и неиссякаемая энергия, наделяли ее немалой притягательной силой; даже самые пассивные, общаясь с ней, чувствовали прилив сил.

…Позднее, многие, с кем Ольга училась в институте, утверждали, что она покоряла сразу одной своей улыбкой, что над ней всегда светился воздух, и каждый около нее ощущал теплый ветерок — так велико было ее обаяние: и все, как один, были уверены, что счастье ей на всю жизнь обеспечено.

Спустя месяц после начала занятий, у Ольги проявились черты лидера и вокруг нее сгруппировалось несколько единомышленников; они создали драматическую студию, в которой ставили пьесы на немецком языке. На один из спектаклей Ольга пригласила Лидию с Антониной. После спектакля подруги похвалили Ольгу, но и покритиковали — сказали, что студенты забыли про «ценностные рамки и ставят себя вровень с актерами», и что вообще, она, Ольга, слишком «заводная», много развела в институте друзей и эта неразборчивость в людях скоро ей «выйдет боком».

— Чем больше друзей, тем больше радости в жизни, — улыбнулась Ольга, догадываясь, что в подругах говорит ревность.

После занятий Ольга с сокурсниками ходила в музеи и театры, играла в волейбол, а позднее увлеклась плаванием. В то время на Москва-реке открыли Водный стадион и по воскресеньям устраивали праздники на воде: соревновались пловцы и гребцы на шлюпках, носились глиссеры. Ольга записалась в секцию плавания и быстро стала первоклассной пловчихой — как лучшая спортсменка в группе даже участвовала в параде физкультурников.

…Тот парад она отлично помнила — такое запоминается на всю жизнь — они шли по Крымской площади, красивые молодые люди в белоснежной спортивной одежде — маршировали, высоко взмахивая руками; время от времени останавливались, делали пирамиды и вскрикивали лозунги, вызывая всеобщий энтузиазм — с тротуаров и балконов, из подъездов, окон и трамваев им отвечали многочисленные ликующие зрители.

Иногда после занятий собиралась группа студентов активистов комсомола. Они распевали:

И звали Ольгу с собой в церковь вести атеистическую пропаганду, но она решительно отказывалась. Ее воспитывали в уважении к религии… Ольга не верила во всесильность Бога, в могущество святых на иконах, но ей нравилась торжественность и величие церковных обрядов. Для нее религия была не верой, а сводом определенных правил, в основе которых лежали нравственность, гуманизм, совестливость.

В институте, как и во дворе и в школе, к Ольге тянулись не только друзья, но и липли разные ухажеры, особенно «победители женских сердец», но она любезно и твердо, без всякого притворства, отклоняла «заманчивые предложения» — как каждая женщина, она интуитивно чувствовала, где серьезное, где легковесное, где искреннее, где фальшивое.

Старшая сестра Ольги Ксения, прыщавая «дурнушка», долго не выходила замуж, все искала «свой идеал», в каждом поклоннике видела недостатки, пока ей не исполнилось тридцать лет и на ее лице не появилось выражение угрюмой горечи.

— Ты, Ксюша, неверно подходишь к людям, — сказал однажды отец. — Надо видеть в человеке хорошее, а ты выискиваешь плохое. У тебя очень большие запросы.

Мать была еще прямолинейней:

— Останешься старой девой со своей любовью. Выходи за любого, а там слюбитесь.

Ксения подождала еще несколько лет, а потом с отчаяния вышла за туповатого парня, моложе ее на десять лет. Его звали Федор, он только что приехал в город из глухой деревни, работал забойщиком в шахтах метрополитена и жил в общежитии. Хмурый крепыш с пугающим лицом и огромными красными ручищами, он все время молчал, а когда с ним заговаривали, бурчал что-то неопределенное.

Родители выделили молодоженам маленькую комнату, но Ксения с первых дней совместной жизни всячески избегала мужа, называла его «тюфяком» и «дубиной» и все вечера проводила в комнате родителей.

— Не могу жить с этим «тюфяком», — говорила матери. — Он примитивный, грубый, неотесанный… И черт меня дернул выйти за него, уж лучше осталась бы одна.

Несколько раз Ксения намеревалась развестись с мужем, но так на это и не решилась. Детей она не завела, с годами смирилась со своей «дурной» участью и стала украдкой выпивать.

Ольгины братья, длинноногие вихрастые парни, служили на телефонном узле, были первыми заводилами во дворе и отличными спортсменами: делали кульбиты с парадного, быстрее всех бегали на «норвежках». Старший, Алексей, после призыва в армию, участвовал в финской кампании и был контужен. Демобилизовавшись, вернулся на телефонный узел, а как только его перевели из телефонистов в начальники смены, женился на девушке украинке, с которой встречался до армии. Ее звали Лариса. Она была высокая, с худым нервным лицом и властным голосом. Переехав к мужу, она размашисто прошлась по квартире, выбрала лучшую из трех комнат и настояла, чтобы Алексей занял именно ее. На следующий день она переставила на кухне столы, часть вещей вынесла на черный ход, привезла новые занавески, новый светильник, а свекрови заявила:

— Вы, мама, ничего не понимаете, живете по старинке.

Спустя месяц мать жаловалась:

— Люська свои порядки заводит. Кто ж здесь хозяйка, она или я? И Алексей изменился, пляшет под ее дудку, грубит мне. Правду говорят: «Приведет в дом сын хорошую невестку, мать дочку приобретет, приведет плохую — мать и сына потеряет».

Отец только вздыхал:

— Ладно, родная, не печалься. Ну, много ли теперь нам с тобой надо? Детей вырастили, дождемся внуков и на покой.

Младший брат, Виктор, насмотревшись на браки своих старших, сказал матери, что «не женится вообще никогда». Виктор тоже служил в армии, но демобилизоваться не успел, началась вторая мировая война.

Ольгина младшая сестра, «тихоня» Анна, была слабой суеверной натурой. Подростком она мечтала стать певицей, но поступила на рабфак и «изменила стиль жизни» — начала разводить герань и увлеклась хиромантией. Окончив рабфак, Анна, по выражению Алексея, «обабилась», годами носила одно платье, ради экономии мало ела — все заработанные деньги откладывала на приданное. Впоследствии она привела домой молодого, но лысого военного.

— Это мой муж, — сказала, собрала вещи и больше в доме не появлялась.

Все Ольгины сестры и братья обладали музыкальным слухом, играли на гитаре, пели. Особенно преуспевали братья — они серьезно занимались чечеткой, даже выступали на городских конкурсах, а как гитаристов их хвалил сам Иванов-Крамской. Ко всему, Ксения делала живописные аппликации из лоскутов, Анна прекрасно вышивала гладью, Алексей с Виктором увлекались радиотехникой и собирали приемники… Но все-таки самой талантливой была Ольга. И если ее сестры и братья с годами забросили все свои увлечения, превратились в никчемных обывателей, погрязли в семейных склоках, то Ольга, несмотря на тяготы и лишения, жила духовной жизнью, постоянно занималась самообразованием, «самосовершенствовалась», и в конце концов ушла далеко вперед от родни.