— Туда, — подтвердил я и встал из-за стола, вполне определенно намекая Алексею, что пора прощаться (мне что-то стало надоедать хвастовство Важи).
— Да, нам пора. — Алексей тоже поднялся. — Спасибо за угощенье, за вино…
— Куда спешить?! — раскинул руки Важа. — Оставайтесь! Вечером в Доме отдыха танцы, такие девушки — у-у! — он выпучил глаза, явно увлекая нас в полет своей сексуальной фантазии. — Отлично проведете ночь, а завтра пойдете.
— Нет! — твердо заявил я и ухватился за рюкзак.
— Второй день не просыхаем, — усмехнулся Алексей. — Пора и честь знать, а то еще разум затемнится.
— Разуму темниться никак нельзя, — покачал головой Важа. — Но, подождите, генацвале! — он вскочил и крикнул в дом: — Любико, радость моя! Неси дорогим гостям на дорогу помидоры, инжир, виноград! И это, маринованную свеклу. Совсем про нее забыл! — и, повернувшись к нам, закатил глаза. — Маринованная свекла — это у-у! Не оторвешься!..
Жена Важи подошла с подносом фруктов и свеклы, поставила все на стол и так же безучастно, как поздоровалась, попрощалась с нами. Мы рассовали фрукты и овощи по рюкзакам и горячо поблагодарили нашего благодетеля.
— А-а! — махнул рукой Важа, но проводив нас до дороги, вдруг сказал: — Видали, как я вас встретил, а? Я был в России, меня там никто так не встретил.
Этой репликой он несколько смазал свое гостеприимство, вернее, придал ему немного показушный характер, но все же мы с ним попрощались тепло, и с нашей стороны это было вполне искренне.
Через три часа мы спустились в село Они, откуда, по рассказам бывалых туристов, можно было на попутной машине добраться до Кутаиси. Но на площади — «пятаке», было всего две машины: новый, сверкающий никелем, «Москвич» и видавший виды грузовик «ЗИС-5» с фанерным навесом над кузовом.
Владелец «Москвича» — хмурый и высокомерный толстяк армянин заломил невероятную для нас сумму — по пятнадцать рублей «с носа» — так он выразился, грубо и беззастенчиво, и мы, разумеется, сразу отошли, не удостоив его ответом.
Шофер грузовика — худой, сутулый азербайджанец, снизил тариф до десяти рублей, но и это было нам не по карману (мы рассчитывали никак не больше «пятерки» за двоих).
— А сколько дадите? — поинтересовался шофер и, когда мы назвали свою цену, хмыкнул: — Хм, за такие деньги никто не повезет. Идите на своих двоих, пешком.
Мы и пошли. Но очень скоро почувствовали, что в наших желудках от вино-фруктового завтрака не осталось ровным счетом ничего и силы резко идут на убыль. Кстати, я тут же сделал вывод — «Хванчкара» придает дополнительные силы лишь при умеренном употреблении, а в больших дозах не только ничего не придает, но и отнимает последнее. А Алексей высказался в том смысле, что наши организмы не привыкли к изыскам и требовали чего-то плотного, привычного. Короче, мы присели на обочину и достали незаменимые походные консервы — «кильку в томате». И в тот момент, когда мы уплетали кильку, мимо, поднимая пыль, прокатил грузовик азербайджанца.
Когда пыль осела, мы увидели, что машина стоит невдалеке, а шофер сидит на обочине, покуривает и искоса посматривает в нашу сторону. Ему явно хотелось подойти, но он медлил. Наконец, не выдержал: бросил окурок и подошел.
— Чтой-то вы едите?
— Кильку в томате, — просто сказал я.
— Хм, никогда не видел.
— Высший класс! — Алексей поднял большой палец.
— Ладно, дайте две штуки банок, довезу до самого Кутаиси.
В кабине шофер спросил:
— Из Хванчкары идете?
— Оттуда, — в один голос подтвердили мы.
— У меня там земляк. Важа. Мы оба из Кутаиси. Не встречали?
— Как же! — обрадовался Алексей. — Да мы с ним бочку вина выпили. Веселый и добрый парень.
— Добрый за чужой счет, — презрительно скривил губы шофер. — Я-то его знаю! Бездельник он, и бабник!.. И дом не его. Дом одного директора из Кутаиси. Большой человек и благородный. Сдает дом Важе из жалости. Важа продает его вино…
Какое-то унынье охватило нас с Алексеем. Зачем Важа выпендривался? К чему эта пыль в глаза, дурацкая похвальба?!
— Я сразу усек, что здесь что-то не то, — сказал я Алексею. — У меня сразу зашевелилось подозрение. Настоящие богачи не афишируют свое богатство и ведут неприметный образ жизни. Особенно в нашей стране, где полно завистников.
— Грузия — это вам не Россия, — многозначительно изрек шофер, — здесь все наоборот.
— Именно поэтому я раньше тебя обо всем догадался, — сказал мне Алексей.
— Так что ж давал себя дурачить?
— А как-то стыдно разоблачать человека, когда он беззастенчиво врет. Обижать не хочется… Ну, хочет парень выглядеть богачом — пусть выглядит. Бог с ним, с дуралеем…
Показались пригороды Кутаиси, и мне впервые за последние дни пришла в голову здравая идея.
— Слушай! — обратился я к шоферу. — У нас есть билеты на поезд, не поможешь их закомпостировать до Сухуми? Сейчас курортное время и, скорей всего, с местами туго. А ты, наверно, всех в Кутаиси знаешь?
— Как не знать?! Всех нужных людей знаю, — ухмыльнулся шофер, но больше не произнес ни слова.
Пауза затянулась и Алексей, молодчина, нашел выход:
— У нас есть еще три банки кильки. Отдадим тебе.
— С этого и надо начинать, — угрюмо буркнул шофер. — За просто так никто ничего не делает.
«А Важа»? — подумал я и, размышляя дальше, окончательно запутался в странностях кавказской натуры.
Шофер закурил и задал прямолинейный вопрос:
— С какой целью едете в Сухум?
— Окунуться в море, — расплылся Алексей.
— Хм. Приедешь домой, напусти синьки в ванну и ныряй, — шофер скривился в полуусмешке, радуясь своему юмору. — Я думал, по делу. Продать что-нибудь или купить…
Пока садились в поезд и катили до Сухуми, унынье (уже удвоенное, вернее, уже с примесью горечи) не покидало нас, и только когда открылось море и в окна ворвался йодистый запах, мы приободрились и отвлеклись от мрачных мыслей.
Словесный портрет одного чудака
В юности я был уверен — Гоголь своих персонажей придумал; теперь, к старости, доподлинно знаю — не придумал, а списал с реальных людей. Во всяком случае я встречал живых Маниловых и Ноздревых, а с Плюшкиным до недавнего времени жил в одном доме. Ему было за пятьдесят, но все, даже дети, звали его Коля, а меж собой Долгоносик — за необычную внешность: квадратное туловище, короткие ноги и вытянутое лицо, на котором выделялся карикатурно длинный нос. Благодаря своей колоритной внешности, Коля одно время снимался в кино — участвовал в мелких комических эпизодах (без текста); в те дни нам, соседям по дому, он напыщенно объяснял:
— Хм, чтобы пародировать, надо все делать лучше любого актера.
Но затем Колино мастерство несколько поблекло — он стал повторяться, «выкидывать штампы», и его приглашали только в массовку.
— Коля, давай! — кричали на съемочной площадке.
И Коля давал — строил гримасы, участвовал в драках, а то и просто шастал взад-вперед перед камерой, изображая «прохожего». Случалось, столь незначительные роли вселяли в Колю глубокое уныние; однажды, просмотрев старую ленту, где у него была «приличная роль», он сказал мне, что «как актер кончился, жизнь потеряла смысл» и объявил, что покончит с собой — к счастью, на следующий день забыл о своей угрозе.
На самом деле смысл жизни для Коли заключался совершенно в другом, но об этом чуть ниже — необходимо еще упомянуть об основной профессии незадачливого актера.
Специальность у Коли была самая что ни на есть прозаическая — электротехник, тем не менее он считал ее неким продолжением своей привязанности к кино — его мастерская находилась при киностудии и он отвечал за осветительную аппаратуру. Ко всему, работники съемочных групп то и дело заглядывали в мастерскую что-либо подремонтировать, и недостатка в левых заказах у Коли не было, то есть он выжимал немало выгоды из своей скромной профессии; не случайно, мастерскую (обычный хозблок) Коля называл высокопарно — «электростудия», что приближалось к истине.