— Тебе опять кажется все забавным? Знаешь я долго думал…

— О, ты и не такое способен!

— Не перебивай — передразнил меня Монти — так вот, меня осенило. Если хозяин — Кукловод, то ты, Детка — Мастер кукол. Как Папа Карло, который вырезал кукол из поленьев. Ведь именно ты первой обращала на кого-то свое убийственное внимание и только после тебя в дело вступал хозяин.

— Хочешь из меня сделать виноватую? Не выйдет. Я не убивала, не истязала и не я сейчас загнала тебя в угол — присела я на корточки и посмотрела на Монти снизу вверх.

— Твоя правда. Доказать, что ты — первопричина всего — сложно. Да и незачем. Лучше объясни, что ты тут делаешь? Сомневаюсь, что пришла навестить меня из-за того, что соскучилась.

— Напрасно ты так. Я могу сказать, что скучала по твоему раболепию… Но, ты прав, пришла я сюда не из-за желания вспоминать прошлое. Мне нужна информация. Очень нужна — улыбнулась я так, что Монти попятился.

— Опять ты за свои штучки! Прекращай так смотреть на меня. Все равно я ничего не знаю.

— Врешь.

— Нет. Пойми, хозяин давно что-то заподозрил на мой счет и с тех пор даже близко не подпускал к своим планам. А потом, когда появился этот сопляк…

— Что потом? Тебя вышвырнули?

— Именно! Меня вышвырнули — скривился Монти и сплюнул на грязны пол.

— И ты, конечно, представления не имеешь, как сейчас выглядит Кукловод? — встала я напротив мужчины.

— Не имею — мотнул головой Монти — когда он собирался к тебе в гости, то еще не снял бинтов после операции. Он ведь сменил…

— В курсе, что он сделал. И поэтому пришла к тебе, думала, а вдруг повезет и Кукловод стал более неосмотрительным за эти годы. Но увы, судя по твоей физиономии, он остался прежним. Тогда, прости, Монти, ты мне не нужен…

— Что ты хочешь сказать…

— Прислушайся — я поднесла указательный палец к его губам, не давая договорить — слышишь? Это сирены. Здание уже окружили. Монти, смирись, это конец — вздохнула я, отступая от Монтера.

— Сука!

— Не больше, чем ты сам. Посмотри на это с другой стороны. Тебе не придется умирать и даже брать чужую вину на себя. Только те убийства, которые ты сам совершил. Разве это не лучше?

Я не поняла, как он схватил меня, Как сжал в руках и как приблизил к краю сломанных перил. Монти был невероятно быстр. И его шепот, скорее я почувствовала, чем услышала.

— Вали отсюда, быстро. Он заложил здесь взрывчатку. Повсюду камеры, прости, но сейчас будет больно — и уже громко — Не брыкайся, тварь! Я могу уронить тебя!

Монти толкнул меня, освобождая от объятий. И я полетела вниз. Сильно ударилась боком о пол и мусор на нем. Откинула волосы и кое-как встала на ноги. Монти по-прежнему стоял наверху. И смотрел на меня.

— Детка, ты — самое ужасное, что может случиться в жизни нормального мужика! Надеюсь, ты сдохнешь — и движение одними губами — от старости.

Больше не дожидаясь указаний, я побежала, хотя, скорее потащилась к выходу. Падая я сильно ударилась бедром и коленом. и сейчас бег для меня был невыполнимой миссией. Но все же, мне удалось выбраться с завода и увидеть, как полиция собирается войти.

Мой крик потонул в звуковой волне взрыва, которая ударив мне в спину сбила с ног. Чертов Монти! Он никогда не боялся смерти, в отличии от уколов. Я лежала на спине и чувствовала, как лицо покрывается влагой. Нет, я не плакала, это все дождь, что так внезапно начался. Все дождь. Сранный дождь, с соленным привкусом.

— Крис! — ко мне бежал Винс.

Он подхватил меня с земли и с каким-то ужасом уставился на горящее здание. Его объятия были почти болезненными, но мне все равно не хотелось вырываться. Наоборот, я прижималась к нему сильнее, словно жаждала проникнуть под костюм, под кожу и затеряться где-то внутри этого надежного тела. Мне хотелось спрятаться. Так сильно хотелось. Монти! Этот урод должен был понимать, что если хочешь быть подонком, то не стоит делать что-то, что сделал бы только хороший человек. А он опять сделал это и опять для меня. Чертов Монти!

— Боже мой, ты могла быть там… Слышишь, сейчас тебя бы разорвало! — орал мне в ухо Винс.

— Но я там не была и меня не разорвало. В отличии от… Кукловода. Он мертв.

Я из той редкостной породы людей, которых называют «тараканами». Это люди способные приспосабливаться к любой среде обитания, к любым «соседям» и жить по любым «законам». Когда-то это не раз спасало мою жизнь. Там, где другие предпочитают сдаться, опустить руки и голову, я предпочитаю ползти. Не лететь и не с гордо поднятой головой идти, а ползти. Стирая руки в кровь, сдирая кожу с колен и чувствуя каждый камешек на своем брюхе, ползти. Неплохой способ, а?

Вот и сейчас. Я поползу. Иначе не выходит. Поднимая голову, только подставлю ее под пулю, поворачиваясь спиной лишь открою ее. Поэтому я смешаюсь с грязью, сделаю себе больно, унижусь в очередной раз и мило улыбнувшись проползу оставшиеся метры к долгожданной свободе. А остальные… Пусть думают, что хотят и живут, как пожелают. Это их выбор. Я никого не могу спасти, предостеречь и защитить. Кроме себя самой.

«Он такой красивый, точеные черты лица, словно античный бог. Эрос. Греховно красивый и развратно извращенный бог боли и любви. Его тело притягивает тысячи взглядов, женских взглядов. Оно кажется вышло из под кисти самого талантливого художника, жаль, что он никогда не показывает его целиком. Жаль, что не любит прикосновений. Я давно поняла, что он скрывает что-то. Что-то такое, связанное с ним. Охотно делится своими мыслями, самыми сокровенными воспоминаниями, жестокими сценами из жизни, но не терпит чужих прикосновений, иногда позволяет мне, с каждым днем все чаще. Жаль, что я не смогу остаться подольше, для разгадки, которая близка. Слишком уж сильно искушение уйти.

И опять мой взгляд блуждает по нему. Сегодня, на приеме он был неотразим, в свое м черном костюме, с распущенными волосами, на него смотрели не только женщины, но и мужчины, кто-то с завистью, кто-то с вожделением. Он улыбался и искал новую жертву. А они все старались привлечь его внимание. И привлекали, кого-то он выбрал, кого-то нет. Даже не знаю, кто больше разочаруется. Те, кто познает его настоящего или те, кому было отказано в такой возможности?

Сейчас он спит или делает вид, что спит. Как обычно, не раздевшись, только пиджак снял. Ему нравится спать в одежде, так, никто не сможет застать его врасплох. Раскинувшись на спине, пряди волос падают ему не лицо, частично занавешивая своим непревзойденным золотом. Такой безмятежный в своей постели и совсем не боится меня. Ни капли. Он не ждет удара. Моего удара. И я не ударю. Ни сегодня. Но скоро. Очень скоро он пожалеет, что не боится сейчас.

— Ложись в постель, не стой надо мной — все-таки не спит, как я и думала.

— Не хочу — морщу я нос и ускользаю от его настойчиво тянущейся ко мне руки.

— Ложись, сейчас три часа утра, я хочу спать.

— Спи — подкрадываясь к нему, я отскакиваю стоит только Людовика приподнять руку.

— Твое шатание мне мешает. Если, не хочешь спать пристегнутой в кровати наручниками, ложись.

И, конечно, я слушаюсь. Ложусь, укутываясь в одеяло. Его руки по-хозяйски обвивают меня, одна ложиться на бедро, другая на спину, Людобик переворачивается на бок и открывает глаза. Красивый до отвращения. Такой красивый, что противно. Меня даже передергивает. Он чувствует, как сживается мое тело. Перестает смотреть на меня равнодушно. В его глазах появляется интерес. Как всегда.

— Что ты задумала? — спрашивает, а сам впивается ногтями мне в кожу.

— Ах — вздыхаю я, от неожиданной боли — ничего.

— Врешь. Я знаю, ты что-то задумала. И мне это не понравится. Впрочем, мне никогда не нравятся твои задумки. Зато, мне нравится тебя наказывать. В следующий раз я сделаю тебе очень больно. Так больно, что сам буду плакать.