— Какого же, интересно, счастья ищет эта тварь? — спросил я. — Неужто ей не хватает мужчин, которых везде много и которых она с таким умением завораживает?

— Мужчины? О нет, не они ее цель! — зло промолвил Годфруа. — Хотя, конечно, в похотливости ни одна женщина в мире не способна сравниться с Мелузиной. Происхождение Мелузины окутано тайной. Однажды она сама призналась мне, что ведет свой род от Самаэля и Лилит, демонических существ времен Адама и Евы, но ведь это бред. Бред или иносказание, которым она пыталась дать мне понять кое-что.

— Так какова же ее цель? — не утерпел я.

— Ее цель? — Годфруа сделал паузу и затем промолвил гробовым голосом: — Антихрист.

— Антихрист? — воскликнул я.

— Да. Она хочет зачать и родить антихриста. Для этого она устраивает эти сатанинские совокупления, ведь известно, что Антихриста родит женщина, являющаяся одновременно блудницей, ведьмой и дьяволицей, то бишь, поклоняющейся дьяволу. При этом, она должна зачать его от множества мужчин сразу. И Мелузина поставила перед собой эту цель, но оказалась бесплодной. Ни один мужчина не в состоянии оплодотворить ее, к каким бы травам, зельям, заклинаниям и магическим радениям она ни прибегала. Оставалось только одно — действие Аркадии.

— Аркадии? — перебил его я. — Второй раз слышу это слово. Что же это за Аркадия? Насколько мне известно, это область в Пеллопоннесе.

— Вот здесь и есть — Аркадия, — молвил Годфруа, показывая на бездонный колодец, перед которым мы стояли.

— Вот эта скважина? — переспросил я.

— Да. Они убеждены, что на глубине этих колодцев протекает подземная река, впадающая в реки ада. Почему-то они называют ее Аркадией.

— Кто это — они?

— Старцы Нарбонна. Тайный совет, связанный со старцами Аламута. Они хотят управлять миром, ибо имеют для этого какие-то мистические основания.

— Об Аламуте я уже осведомлен, а вот про старцев Нарбона почему-то слышу в первый раз, — признался я.

— Дай Бог тебе никогда больше о них не услышать, — ответил Годфруа.

— Значит, эти колодцы имеют огромное значение для всех, кто поклоняется Сатане? — спросил я.

— Разумеется, — ответил патрон. — Это третья скважина, о существовании которой я знаю. Первая находится в подземелье замка Шедель.

— В подземелье замка Шедель?! — воскликнул я. — Где же именно?

— Не догадываешься? Это же очень просто. Под тем самым вращающимся ложем, на котором Мелузина совокуплялась со всеми присутствующими. Механик, не помню его имени, очень ловко установил конструкцию вращающейся круглой кровати прямо над скважиной. Мелузина надеялась, что энергия ада посетит ее чрево, что волны Аркадии поднимутся из своего русла, и тогда она зачнет ребенка-Антихриста. Но у нее это не получилось. Тогда она отправилась в Верону, где, как я узнал только что от тебя, на горе Броккум находится еще один спуск в ад. Наверняка Вергилий знал об этом, ведь он уроженец тех мест. И вот, третий спуск в преисподнюю находится здесь. Не случайно Голгофа издавна служила местом казни. Древние приносили жертвы на ее вершине. Жертвы аду и сатане. Спаситель тоже был принесен в жертву аду, но он спустился в чертог Дьявола через это самое жерло, подле которого мы сейчас стоим, и ад содрогнулся и посрамился, а Воскресший в сиянии дивной славы возвратился на землю.

— Воистину воскрес! — сказал я и перекрестился. Годфруа посмотрел на меня и улыбнулся мне доброй улыбкой.

— Воистину воскрес, — повторил он вслед за мною и тоже осенил себя крестным знамением. — А теперь отправляемся назад.

На обратном пути он попросил меня рассказать все, что я знаю о старцах Аламута, и я коротко передал ему историю Жискара. Вскоре мы вышли из подземелья и вновь очутились в замке царя Давида. Годфруа взял с меня слово не предпринимать ничего без его ведома.

— А лучше всего тебе уехать в Киев и поселиться там со своей Евпраксией, — сказал он на прощанье.

— Кто же защитит Гроб Господень? — спросил я.

— А кто же у нас защитник его? — усмехнулся он. — Я.

До празднования годовщины взятий Иерусалима оставалось всего несколько недель.

— Но вы, кажется, не слушаете меня, Гийом? — обратился я к жонглеру, видя, что вино как-то уж очень расслабляюще на него подействовало.

— Я засыпаю, но слушаю вас, — отвечал он весьма сонно. — Кстати, а вы знаете, граф, что ведьма Мелузина — двоюродная сестра Годфруа Буйонского.

— А-а, значит, и впрямь слушали, — сказал я. — Да, теперь знаю, а вот тогда еще не знал. Годфруа открыл мне все тайны своего происхождения незадолго до своей ужасной кончины. Но об этом я лучше расскажу вам завтра.

— Да, лучше завтра, потому что я и впрямь засыпаю, а мне бы хотелось послушать вас внимательно, — зевая во весь рот, отвечал Гийом, а я вдруг невольно подумал, а не подействует ли на него иерихонское вино точно так же, как оно подействовало на меня в тот страшный вечер, когда я летал душою в Киев и возвратился обратно, чтобы помочь отравленному телу вернуться к жизни.

Но в отличие от меня стихоплет проснулся наутро в бодром расположении духа и не требовалось делать ему припарки и поить противоядием. Следующая стоянка нашего судна была на Родосе. Здесь мы простояли почти целый день, лишь к вечеру, когда отплыли, я возобновил свой рассказ, приближаясь к скорбному описанию кончины защитника Гроба Господня, великого и доблестного Годфруа, герцога Лотарингского, гордо отказавшегося от титула короля Иерусалима.

Итак, вот уже год прошел с тех пор, как мы освободили Иерусалим. За это время вместо умершего папы Урбана бразды правления западной Церковью взял в свои руки кардинал Райнер, провозглашенный папой Пасхалием Вторым. Из Богемии приходили печальные известия о вспыхнувшей там братоубийственной войне, а в Италии вновь стали умирать от огненной чумы. В июле вожди крестового похода собирались в Иерусалиме, чтобы отпраздновать годовщину. Лишь храбрый Боэмунд не мог приехать. Пользуясь высказыванием Александра Македонского о том, что Азия удобна для завоевания, поскольку она обширна и густо населена народами, он продолжал захватывать города и крепости, продвигаясь на север и, по-видимому, намереваясь дойти до Колхиды. Но в Каппадокии во время битвы он попал в плен и теперь томился у эмира Данишменда в городе Малатии. Не было и доброго Гуго Вермандуа, он как уехал в прошлом году во Францию, так и не возвращался. Зато все остальные соизволили приехать в качестве паломников и, поклонившись иерусалимским святыням, отпраздновали годовщину победы на славу.

Пиршество было устроено в обители Святого Иоанна Иерусалимского, и во главе стола восседали Годфруа и магистр ордена госпитальеров Тома Тонке Жерар, шестидесятилетний рыцарь с окладистой седой бородой, морщинистым лицом, но молодым и добрым взглядом. Я сидел неподалеку от них, горестно посматривая на бледное лицо Годфруа и его ввалившиеся глаза — за последние дни он довел себя до полного отчаяния. Он чувствовал приближение смерти и не хотел умирать.

Но самое ужасное, Христофор, состояло в том, что и я видел печать смерти на его челе. Все последние дни я старался как можно больше быть рядом с ним, разговаривать с ним, отвлекать его от вредных мыслей, но все его разговоры настойчиво сводились к теме близкой смерти. Он рассказывал мне о своих снах, где к нему являлись разные женщины, девочки и старухи, которые непременно сообщали ему: «Еще немного, и я приду за тобой. Доделывай свои дела, времени у тебя остается все меньше и меньше».

Пиршество вступило в ту стадию, когда некоторые начинают валиться под стол, а самые благоразумные, почувствовав отлив сил, спешат отправиться туда, где можно прилечь. Отвели в опочивальню и магистра Жерара — я вел его под левую руку, а Годфруа под правую. Жерар сильно нагрузился, он плакал и с большой жалостью к самому себе бормотал о том, как во время плена сарацины кормили его лишь прокисшим хлебом и водой. Препоручив его двум госпитальерам, Годфруа предложил мне прогуляться по ночному городу.