— Смирно! — строго скомандовал Мамонец и предупредил: — Кто отстанет от колонны — будем стрелять без предупреждения.

Впереди заключенных и по сторонам шли полицейские с винтовками наперевес. Мамонец, как старший, находился сзади. Жорж был замыкающим. Споткнулся о бровку тротуара, еле удержался на слабых ногах. Мамонец предложил ему остановиться, а полицейским приказал бдительно охранять остальных и следовать к месту назначения.

Когда Жорж остался один, Мамонец шепнул ему: «Придешь на место, к работе не приступай. Просись обратно в тюрьму, мол, тяжело заболел». Жорж только и произнес: «Правда?»

Заключенные прибыли к месту работы. Тут Жорж застонал.

— Черт с ним, — махнул рукой перед полицейскими Мамонец, — пусть посидит. Взяли на свою голову, и теперь отвечай за бездельника!

Остальным дали лопаты, они начали рыть траншею, искоса посматривая на скорчившегося Жоржа. Мамонец отлучился на несколько минут, чтобы, как сказал он, достать курево. А в действительности он поспешил в офицерское казино и попросил работавшую там Орлицкую срочно сообщить Кузнецову или мне, что в двенадцать часов дня он с Жоржем будет в условленном месте, на улице Карла Маркса.

Серый «адлер» мчался по улице Ровно с немецким офицером. Я в зеленой форме сидел за рулем. Приблизившись к перекрестку, мы увидели у забора Жоржа с поникшей головой и охранявшего его полицейского. Машина остановилась за углом. Тем временем случилось вот что.

Мамонец возвратился, щедро угостил полицейских папиросами. Посмотрел на Коржа и громко возмутился:

— Ну, что делать с этим симулянтом? Притворяется, скотина!

Сделал затяжку. Подошел к Жоржу.

— Ты что думаешь, за тебя другие должны работать? А ну, шевелись, гнида, бери лопату.

Жорж еще ниже опустил голову.

— Ну?

— Лучше бы пристрелили… — жалобно простонал Жорж.

— Кабы не дал расписку, так и сделал бы.

Кто-то из полицейских крикнул:

— Чего ему тут маячить! Обратно его в тюрьму, да взять другого.

Лучшего повода нельзя и придумать. Мамонец, как старший, сам вызвался отвести Жоржа обратно в тюрьму.

— А вы, хлопцы, смотрите в оба. Не дай бог, зазеваетесь…

Жоржа ткнул сапогом в бок:

— А ну, быдло, подымайся! Пошли!

Жорж медленно поднялся и пошел впереди Мамонца. Когда они завернули за угол, я подогнал машину:

— Садитесь!

На малом ходу Жорж и Мамонец вскочили в машину. Серый «адлер» резко набрал скорость. Давно я не испытывал такого волнения, как в эти минуты. Меня напугал измученный вид Жоржа, я боялся, чтобы по дороге нас не остановили. Но бросив мельком взгляд на невозмутимое лицо Кузнецова, я тут же успокоился. В машине — немецкий офицер и полицейский везут на допрос партизана. Кто же этому не поверит?

На большой скорости мы промчались по улице Красноармейской, переименованной немцами в «Улицу СС». Я успел только заметить, как Кузнецов расстегнул кобуру. Проскочив еще два квартала, наша машина вырвалась в направлении луцкого шоссе. В зеркале я увидел, как Жорж обнял Мамонца. Заплакал он от счастья? Не знаю. Может быть, от сильного ветра у него слезились глаза…

Николай Иванович Кузнецов обернулся и громко сказал:

— Жив, курилка? Ничего, такие не умирают!

Район расположения складов с химическими снарядами тщательно изучался подпольщиками. Задание сложное. Склады бдительно охраняются. Товарищам сейчас так нужны Громов и Измайлов! С ними бы все решилось быстрее и легче. Тяжело было без испытанных бойцов. Остались Паша Савельева, Алексей Ткаченко, Наташа Косяченко, Мария Дунаева, Мария Галушко, Антон Колпак. В военно-инженерном деле хорошо разбирался Алексей Ткаченко. Добытые сведения о системе охраны складов он наносил на карту. Точнее определились возможные проходы, места блокировки. Было установлено, когда меняются посты. Выяснилось и такое обстоятельство: подойти к складам безопаснее со стороны железнодорожной станции.

На операцию пошли Ткаченко, Савельева и связной партизанского отряда по кличке «Вольный».

— Волнуетесь? — спросила Паша Алексея Дмитриевича.

— Не скрою, волнуюсь.

— И я волнуюсь, но лишь до операции. А потом перестаю себе принадлежать.

— Мы мужчины, нам сподручнее, чем тебе, Паша, — тихо промолвил Ткаченко. — Ей-ей, обошлись бы без девушки. Не передумала? А? Дело не только серьезное, нужна сноровка, сила.

— Вот, полюбуйтесь! — повернула голову Паша к Вольному. — Как «вдохновляет» Алексей Дмитриевич!..

Не слава нужна ей, комсомолке. Савельевой руководило чувство долга. Измайлов был руководителем подполья. Его не стало. И как-то само по себе, без всяких обсуждений, старшинство перешло к ней. Тяжело стоять у руля во время бури. Сейчас требовалось идти только прямым курсом.

В непроглядную ночь переодетые и немецкую форму трое смельчаков направились к железнодорожной станции, идя в обход района складов. Алексей предупредил спутников:

— Слушать мою команду. Держаться всем вместе. Со склада снаряд возьмет Вольный.

Шли осторожно, придерживались разработанного маршрута. Нелегко ориентироваться в темноте, но зоркие глаза Вольного нащупывали дорогу.

До крайнего склада оставалось не более пятидесяти метров. По расчетам смена караула должна быть в два часа ночи. Осталось подождать десять минут. Присели. Каждый погрузился в собственные мысли. Все трое неловко чувствовали себя в немецкой форме, давили ремни. В такой поздний час можно было бы явиться сюда и в обычных гражданских костюмах. Но так все-таки безопаснее. На станции форма их выручила — никто не остановил, открыли «зеленую улицу».

Ночная тишина таила в себе много неожиданностей. Каждый шорох превращался в грохот. Казалось, все предостерегает, выдает, преследует. Когда раздались шаги караульных, подпольщики насторожились. Замена произошла. Теперь за дело. Алексей пошел первым. Тихо. «Почему молчит? Что случилось?» — недоумевала Паша.

Ткаченко возвратился через три минуты и скомандовал: «Назад!» Догадавшись о смятении друзей, он добавил: «Выйдем из зоны, объясню».

— Мы разведали плохо, — наконец заговорил Ткаченко. — Прилегающая к складам территория обнесена колючей проволокой в два или три ряда. Главные проходы освещены прожекторами. Кругом усиленная охрана, — после короткой паузы добавил: — Безрассудно рисковать мы не имеем права.

Не согласиться с доводами Ткаченко было трудно. Если допустить мысль, что удалось бы пробраться через колючую проволоку, все равно нет никакой гарантии того, что удастся проникнуть в склад и вынести снаряд из такой защищенной зоны.

На следующий день Паша снова вернулась к этой мысли. Ей стало обидно и за срыв операции и за то, что она не смогла повлиять на ее исход. Нет, это был бы глупый риск. Сколько нас осталось? Мы должны беречь людей.

— Как же мы выйдем из этого положения? — тормошила Паша Алексея Дмитриевича. — Ведь мы же должны выполнить задание подпольного обкома!

Ткаченко думал. Паше надо сказать правду.

— Наш план несостоятелен. Даже если бы мы все погибли, он не осуществим.

Несмотря на поразительную ясность этих суждений, Савельеву угнетало сознание своего бессилия. Паша решила еще посоветоваться с подругами. Кроме того, она попытается кое-что выяснить у немецкого переводчика Герберта. Совсем недавно она имела с ним откровенную беседу. Герберт рассказал ей, что он сын русского фабриканта, который во время Октябрьской революции бежал из России. Жили они вначале во Франции, а затем поселились в Германии. Вскоре умерла его мать, а через год отец женился на немке. Мальчика Гришу стали называть Гербертом, а потом как-то удалось в документах изменить национальность. Так он стал немцем. Немецкое происхождение открыло ему дорогу в учебные заведения, где он изучал русский язык. Так он стал переводчиком, а позднее попал на работу в гестапо.

— Теперь вы понимаете, почему я не разделяю жестокостей гестаповцев? — говорил он Паше.