На ранней стадии коммунизма Культуре не позволено было стать элитарной, как и Труду не позволялось невежливо отказываться от руки, которую ему сердечно протягивала Культура, не желавшая быть элитарной. Как писательница- оптимистка я решила восстановить разорванные отношения между Культурой и Трудом. Я послала письмо Гуччи, в котором предложила, одевать героев своего будущего романа в одежду от Гуччи. Я написала такие письма и «Миле», этому «мерседесу» домашнего хозяйства, и предложила предоставить моей героине эксклюзивное право пылесосить свою квартиру пылесосом «Миле». Я послала два письма — соответственно, в «Филипп Моррис» и Марине Ринальди, модному дизайнеру одежды для женщин крупных размеров, с предложением создать роман под названием «Крупная женщина встречает Мужчину-Мальборо». Аналогичное письмо я послала амстердамским гранильщикам, ведь они в чем-то те же шахтеры, и если деньги найти не так-то просто, то с алмазами проблем нет. Я совершенно уверена, что вскоре получу от всех от них ответы — все, несомненно, положительные.

Со своих высот наши новые боги, Планнеры, улыбаясь, смотрят на меня. Кто такие Планнеры? Это манипуляторы, эксперты по рекламе, расписывающие кроссовки «Найк», как будто это творение Шекспира, чтобы их клиенты, покупая «найки», чувствовали себя при этом так, будто разом постигли всего Шекспира. Кстати, Планнеры терпеть не могут пессимистов. Мы, оптимисты, — избранники Бога. Почему? Да потому, что только мы, оптимисты, надежные потребители.

Посещение отдела славянских литератур в библиотеке европейского университета — событие совершенно особого порядка, сродни посещению планетария, где впечатлительный посетитель ощущает свое реальное место во Вселенной. Посещение это не радует, в особенности, если наш посетитель прибыл из прежней Югославии, писатель и любит книги. Лицезрение книжной полки лишает такого посетителя последних иллюзий.

Этот посетитель знает здесь каждую книгу, ее автора, обстановку, в которой та была написана, историю ее создания. И вот в самом дальнем углу какой-нибудь библиотеки, в отделе славянской литературы, он имеет возможность увидеть конец биографии книги, место ее последнего упокоения среди книг, к которым редко кто притрагивается.

Посетитель найдет на этой полке книги сербские, хорватские, боснийские, словенские и македонские, они все тут, все — равно одинокие в этой вынужденной библиотечной общности. Андрич[25] и Аралика[26]; алфавит безжалостен, как меч правосудия, — нет права на апелляцию. Киш и Кош притиснуты друг к дружке, точно сиамские близнецы.

Наш посетитель сначала подавлен бедностью собрания, но безропотно принимает его состав как решение некоего высшего суда. Посетитель примечает следы прикосновений бесстрастной руки библиотекаря, но также и следы прихотливых пальцев наведывающихся сюда лекторов, читающих курс хорватской или сербской литературы. Кто-то из этих лекторов позаботился щедро снабдить библиотеку собственными книгами или книгами своих друзей. Другой принес книги своих соплеменников; третий, местный патриот, — книги земли своего обитания. Наш посетитель замечает названия книг и имена авторов, о которых доселе не слышал. Неизвестные — самые агрессивные, им самим приходится о себе заботиться. Стоя в запыленном углу славянской библиотеки, наш посетитель воочию видит на книжной полке свою собственную участь — касаясь ее рукой, как предсказатель судьбы.

Вдруг его охватывает мощное чувство жалости к самому себе. Он спрашивает себя, а стоила ли игра свеч: бесконечная учеба, напичканная множеством имен культурная память, цитаты и подробности, которыми так до конца и не удастся поделиться ни с другими, ни с соплеменниками, а также со случайными, редкими иностранцами _ (юго)славистами. Он спрашивает себя: стоило ли столько лет жизни тратить на то, чтобы закончить свой путь на небольшой запыленной книжной полке?

Посетитель, как приклеенный, стоит у книжной полки, не испытывая ни малейшего желания взять в руки какую- либо из книг. Как вдруг на корешке одной он замечает маленькую красную точку. Почему-то воодушевленный ее видом, он берет книгу с полки и спешит отыскать библиотекаршу. Библиотекарша — стареющая женщина с бледным морщинистым лицом — очередной пример постепенного слияния человека с окружающей обстановкой.

— Что означает эта маленькая красная точка?

— Что книгу нельзя выносить из библиотеки.

— Но почему, она совсем новая!

— Потому что она из тех книг, которые не возвращают.

— Вы хотите сказать, что книги воруют? — Да.

Наш посетитель спешит обратно и оглядывает книги в поисках красной точки.

Посетитель смотрит на эту точку, и его внезапный оптимизм сменяется чувством горечи. Он слишком хорошо понимает, какие битвы пришлось выдержать маленькой книжке, чтобы в конце концов заслужить покой, скромное почтение, внимание — эту победную красную точку.

Прежде всего, книжке надо выстоять перед провинциальной литературной средой. А литературная среда в ее современном виде напоминает длиннющий и мучительный туннель, проход по которому — нечто вроде «кролика на углях»[27]. Да, в отдаленных литературных провинциях Южной Европы жизнь бывает зачастую более жестокой, более опасной и более сложной, чем в литературных метрополиях. Если взглянуть со стороны, то литературы Сербии, Хорватии, Боснии, Черногории пребывают в самом центре гнезд безжалостных уничтожителей книг: неких бумажных бактерий, методично пожирающих литературу. В одиночку тут не выжить, надо объединяться в стада, стаи, своры. Литературные особи постоянно кучкуются вместе, как дельфины. Сходясь и совокупляясь друг с дружкой, они могут образовывать то гирлянду, то свастику, то красную звезду, в зависимости от потребностей исторического момента и желаний сегодняшнего хозяина. Так и живут один на другом, выживают лишь благодаря симбиозу. Питаются друг дружкой, не вскормив при этом ни единого значительного таланта. Живут в свинарниках, доставшихся им в награду от прежнего режима; но теперь они плюют на тот режим, однако, не покидают своего свинарника. В конце концов, в борьбе за эти свинарники они одержали столько побед: редакторство, литературные премии, видные посты. И это пик, выше взбираться уже некуда. Они уже сунули кому-то что-то, чтобы самим что-нибудь заполучить. Они все отказывали в чем-нибудь кому-нибудь, потому что отказывали и им самим. Они ненавидят друг дружку, строят друг дружке козни, пускают друг дружке кровь, грызут друг дружку, кусают, рычат, лают, кудахчут, шипят, но продолжают держаться вместе, потому что нужны друг другу, потому что лишь вместе способны выжить. Они публикуют свои книжки, большие и малые, и те теснятся на книжных полках их национальных литератур; видно, не находится им места на иных полках. Они обособленны и этим гордятся, только в изоляции можно беспрепятственно заниматься своим делом. Они демонстрируют поразительную живучесть, цепляются за жизнь, точно паразиты. Никакая буря их не смоет. Крепкие, насосавшиеся крови, они не упустят случая вонзить жало друг в друга. Они обладают завидной гибкостью, способны вмиг преобразиться; выжить для них важнее, чем жить. Во имя выживания они снижают свои моральные нормы, лгут, копируют друг друга, мутируют, мимикрируют. По своей натуре они доносчики, прислужники. С готовностью произносят они громкие слова, интересуются «государственными проблемами», культурой, литературой, искусством. Их интеллектуальная активность ограничена суждениями типа: выбросим это, вырежем то, уничтожим одно, отменим другое. Они множатся, принимая хилых в свои ряды только затем, чтобы самим выглядеть сильнее. Они жадны, вечно им всего мало.