Эдме застыла на месте.

– Вы что, кэг-мэг? О чем это вы?

– Хочешь узнать? – спросила Инглисс и обернулась к напарнице. – Ну что, рассказать ей?

– Можно и рассказать, – как бы невзначай заметила Киран, словно думая о чем-то своем.

– Дорогая Эдме, мы пришли извиниться за свое поведение, – начала Инглисс.

Волчицы едва не касались мордами ее носа – так близко они теперь стояли. Эдме изо всех сил старалась не растерять остатки самообладания.

– Не стоит. Просто оставьте меня. Мне нужно отправиться к Кольцу и присоединиться к Страже.

– Я бы на твоем месте не торопилась, – сказала Киран.

– Я бы тоже. Что они скажут, когда узнают, что ты не родилась малькадом?

– Да о чем вы говорите? – прорычала Эдме сквозь оскаленные зубы. Никогда еще она не выглядела настолько разозленной. Подруги-волчицы слегка съежились и отступили.

– Это сделал с тобой вождь Дунбар МакХит! – выпалила Киран.

– Что сделал?

– Вырвал глаз!

– Вырвал глаз?.. Вы хотите сказать… сказать, что… это значит… значит… – Она никак не могла подобрать подходящие слова. – Я не родилась такой?

– Нет, – довольно ответили обе. На морде Инглисс опять заиграла ухмылочка. – Об этом шептались на гаддерглоде. Поэтому ты не настоящая глодательница.

– И когда это выяснится, – добавила Киран, – тебя исключат из Стражи.

– Они могут это почувствовать, – сказала Инглисс.

– А если я сама скажу? – спросила Эдме, повернувшись мордой в сторону территории МакХитов.

– Скажешь? Кому? Эдме, ты куда?

– К вашему вождю.

– Что? – Киран не сдержала изумления.

– Ты передашь ему то, что мы тебе сказали? А понимаешь, что нам за это будет? – жалобно спросила Инглисс, не отставая от маленькой волчицы ни на шаг.

– Раньше нужно было думать.

– Но какой толк рассказывать это Дунбару МакХиту? И что ты ему скажешь?

– Что скажу? – Эдме резко остановилась. Взгляд ее единственного глаза пронзал былых обидчиц насквозь. – Я скажу, что буду служить в Страже не как член клана МакХитов, а как волк-одиночка!

Обе подруги рухнули на брюхо и принялись ползать в пыли у лап Эдме, умоляя ее не ходить к вождю. Но волчица оставалась непреклонной: она твердо вознамерилась добраться до Каррег Гаэра МакХитов.

Теперь всё встало на свои места. Понятно, почему она ничего не чувствовала на тумфро: с тем местом Эдме ничего не связывало. И неужели ее мать выгнали из клана? Впрочем, это уже не важно. Сейчас важно, что она, несмотря ни на что, страдала не зря. Она честно выиграла гаддерглод. Пусть она и не малькад, но место в Страже заслужила и будет выполнять свои обязанности прямо и смело. И то, что Эдме всю жизнь держалась в тени клана, ей не помешает. Глубоко внутри себя волчица знала, что она достойна Стражи.

А в это время Фаолан переносил огромную бедренную кость Гром-Сердца с места ее гибели туда, где она нашла Фаолана и стала его кормилицей.

Гром-Сердце умерла во время землетрясения, когда Фаолану едва исполнился год. На нее свалился огромный валун, оглушив и сильно поранив. Так она и лежала, истекая кровью. Когда спустя несколько месяцев после гибели медведицы Фаолан впервые наткнулся на ее череп, тот выглядел ужасно огромным, пустым и безжизненным, особенно в лунном свете. Сейчас же, спустя два года, сквозь него уже проросла новая жизнь. Всю поверхность кости покрывали мох и лишайник; в одной из глазниц расцвел огуречник.

Теперь серебристый волк не смог бы сдвинуть череп с места, даже если бы захотел. Так что пусть он останется памятником изменчивой, вечно возрождающейся жизни на земле. Но остальные-то кости Фаолан может перенести на новое место и соорудить из них друмлин, символ жизни в небесной Урсулане.

Интересно, дошла ли Гром-Сердце до Урсуланы? Да, она умерла, но ее дух вполне еще мог странствовать по земле. Может, у нее остались неоконченные дела? Гвиннет, знакомая масковая сипуха, как-то говорила Фаолану, что так бывает со скрумами – духами сов: они попадают в Глаумору только после того, как закончат все дела на земле. И своим друмлином волк надеялся подать душе медведицы, ее лохину, знак, что с ним, с Фаоланом, всё в порядке и что Гром-Сердцу уже не обязательно дольше оставаться в этом мире.

Он уже вырезал историю их совместной жизни на запястной кости и спрятал ее отдельно от других. Больше выгладывать ничего не нужно. Положив бедренную кость Гром-Сердца поверх друмлина, Фаолан понял, что совершил правильный поступок. Кость лежала так красиво, словно это и было ее законное место.

Серебристый волк почувствовал, что с его плеч разом спал тяжелый груз. Когда на небе появились первые звезды, он поднял морду и завыл:

В первый месяц лета, когда солнце поднимается выше всего и идет по небу рука об руку с луной, наступает самый длинный день. В этот единственный день в стране Далеко-Далеко цветет огонь-трава. Под лучами яркого солнца и его сестрицы луны на колючих стеблях распускаются крошечные алые бутончики. Листья у огонь-травы мягкие и сочные; в них много жидкости, от которой у волков начинается приятное головокружение. Вот только добраться до этих листьев сквозь острые, похожие на волчьи зубы шипы вовсе не легко.

И хотя цветы на огонь-траве появляются в самый разгар жаркого лета, они знаменуют поворот земли в сторону зимы. Дни становятся всё короче и короче; серебристая полоска света, сияющая на севере ночью, – всё у́же и у́же, пока не исчезает совсем; солнце по вечерам садится всё раньше. В день, когда зацветает огонь-трава, волки из страны Далеко-Далеко устраивают Праздник Крови и Шипов. Его отмечают во всех кланах, но особенно шумно – у МакХитов: там дело часто доходит до грубостей и драк, а так называемые «дружеские поединки» порой заканчиваются смертью.

В бытность свою глодательницей Эдме старалась в этот день не попадаться на глаза остальным членам клана. Однако сейчас, стоило ей только появиться в лагере Каррег Гаэра, шум и вой тут же прекратились и все взгляды обратились на нее. Волкам явно не нравилось, что Эдме пришла в стаю с выпрямленным хвостом и гордо поднятой головой. На морде волчицы застыло выражение крайнего негодования. Ничуть не смущаясь, она прошла прямо к гаддерхилу – церемониальной пещере вождя.

– Что ей нужно? – шептались между собой одни волки. – Да еще в День Крови и Шипов?

– Посмотрите на ее хвост и уши, – бормотали другие. – Быстро же она усвоила позу превосходства.

– Нет, я ни за что не улягусь перед ней в пыль, – добавляли третьи.