«Я не должен вмешиваться. Пусть она сделает это сама», – повторял он себе, пока Мораг приближалась к сыну. Брекко плотно прижал уши к голове, а хвост опустил между задних ног. Брангвену вдруг подумалось, что он походит на презренного желтого глодателя из Речной стаи МакДунканов. Мораг зарычала, отчитывая сына. Она даже шлепнула его, но Брангвен видел, что без особой злости. Брекко несколько мгновений смирно стоял, словно ожидая, когда же его ударят сильнее. Но Мораг повернулась и зашагала обратно к пещере.

Войдя внутрь, она ничего не сказала, а только дважды обернулась вокруг себя и улеглась на шкуру карибу. Глаза ее были полузакрыты. Брангвен видел только две зеленые щелки, не такие яркие, как прежде, как будто их покрывала пленка. Он улегся на соседнюю шкуру.

В это время года солнечный свет падал прямо в пещеру до самого заката. Тени медленно перемещались по полу. Брангвен подумал, что его супруга заснула, но она и не собиралась спать. Мораг размышляла, как ей быть с тенью, которая поглощает ее изнутри, и стоит ли говорить об этом Брангвену.

Это началось задолго до того злополучного бирргиса. Это началось, когда щенята еще жили в логове, в котором родились, и когда она отправилась на поиски нового. Она зашла гораздо дальше, чем намеревалась, и не сразу заметила, что покинула территорию МакДонегалов и пересекла большую реку. Было так приятно погулять одной и немного отдохнуть от надоедливых малышей.

На другом берегу реки она нашла череп медведицы-гризли, к запаху которой примешивался какой-то другой запах, показавшийся ей знакомым. Это был запах ее серебряного щенка со звездной пылью в густом мехе.

Тогда-то в ней и начала расти черная пустота. Брангвену о своей жизни в клане МакДунканов она никогда не рассказывала. Не то чтобы ей не хотелось врать – просто поначалу казалось, что Мораг действительно почти обо всем позабыла. Встретив своего нынешнего супруга, она редко вспоминала серебристого волчонка и остальных щенков того выводка. Только потом, узнав запах, она стала думать, как бы поделиться своими мыслями с Брангвеном. Мораг много раз репетировала, но решилась начать только сейчас.

– Брангвен, – обратилась она к нему тихим голосом. Он встрепенулся от неожиданности, потому что думал, что супруга спит. – Забвение прекратилось.

– Что? Ты о чем? Какое еще забвение?

Следовало учесть, что самцы, даже отцы малькадов, почти ничего не знают о том, что приходится пережить самкам. Мораг крепко зажмурилась. Теперь ей иногда казалось, что с закрытыми глазами она видит лучше, чем с открытыми.

– Знай, Брангвен, что я никогда не была лгуньей. Я никогда не обманывала тебя.

– Конечно нет. Как тебе вообще могло такое прийти в голову, Мораг?

Она собралась с духом и рассказала, что произошло в ее жизни до того, как они встретились, о том, что она была матерью малькада.

– Малькада, – повторил он, словно не веря своим ушам. – А наши щенки здоровые…

– Потому что у нас вместе рождаются здоровые щенки, – сказала Мораг тихо.

– Это правда. – Он подошел к ней и нежно лизнул в морду. На его языке остался соленый след от слез.

– Я бы тебе и раньше рассказала, но тогда я об этом слабо помнила. Понимаешь, так действует забвение. Оно продолжалось, пока я…

– Пока ты не учуяла запах своего сына, того щенка с серебристым мехом.

Мораг широко раскрыла глаза и посмотрела на Брангвена в удивлении. Он не назвал его малькадом.

– О Брангвен, ты назвал его моим сыном.

– Конечно. Пусть я и не самка, пусть я никогда не рожал и не знаю, как это бывает, когда твоих детей уносит обея, но я не такой уж черствый. Я умею чувствовать.

Он сделал паузу и продолжил:

– А еще я знаю, что тот серебристый щенок, о котором ты никогда не говорила, горит внутри тебя как яркая звездочка.

– Как ты все это чувствуешь? – спросила она дрожащим голосом.

– У нас же единые лапы, верно?

– Да, единые и неразлучные! – громко отозвалась Мораг.

– Мы же поклялись соединить наши лапы две осени назад – в луну Карибу.

– Нет, это была луна Красного Листа, насколько я помню, – тут она снова перешла на шепот. – Я слишком много всего помню.

– Нам нужно поговорить, – сказал Брангвен, лизнув ее за ухом и уткнувшись ей носом в шею. – Ты должна рассказать мне о своих глазах. Что происходит?

– Их покрыла темная пустота, обитающая в моем чреве, там, где раньше находился серебристый щенок.

– И ты видишь только темноту вокруг себя? Для тебя теперь всегда ночь?

– Нет, скорее, все окутано мутной дымкой. Но быстро темнеет.

Она помолчала и добавила:

– Я много об этом думала. Мне нужно отправиться к Сарк-из‑Топи.

Мораг почуяла, как на загривке ее супруга дыбом встала шерсть. Самцы всегда боялись Сарк-из‑Топи сильнее самок. Им было не по себе от ее способностей. После потери щенка Мораг не приходила к Сарк. Возможно, думала она, следовало бы тогда посетить отшельницу. Сарк дала бы ей какое-нибудь зелье, залечила бы внутренние раны и подготовила к воспитанию нового выводка. Теперь же ей нужно идти к Сарк, чтобы избавиться от дымки перед глазами.

– Я пойду с тобой, – решительно заявил Брангвен.

– Но ты же боишься Сарк.

– Еще больше я боюсь, что ты споткнешься или потеряешься.

– Но сейчас я острее чую запахи.

– Ты не сможешь различить яму по запаху и не найдешь носом дорогу к Сарк, – заметил Брангвен.

– Пожалуй, ты прав. А как же дети? Кто позаботится о них?

– Тетя Дарагх, конечно же.

– Она так строга.

Брангвен хотел сказать, что не так уж строга, как была сама Мораг, но промолчал.

Итак, решение было принято. На заре они пойдут в Топь и найдут пристанище Сарк.

НА рассвете, в тот же час, когда Мораг со своим супругом отправились в Топь, со скалистого выступа в Кольце Священных Вулканов взлетела Гвиннет. Поиски углей прошли удачно, и за месяц она собрала прекрасную коллекцию.

Только все это время у нее из головы не выходила та страшная сцена, невольной свидетельницей которой она стала у каменистой гряды. Отчаянный предсмертный крик малькада и звук раздираемой плоти преследовали ее по ночам.

Если бы Священной стражей командовал прежний фенго, Гвиннет обязательно поговорила бы с ним о том случае, но сейчас новым фенго стал волк по имени Финбар, а с ним она была не настолько близко знакома.

«Пожалуй, стоит посетить Сарк-из‑Топи, – подумала Гвиннет. – Я ведь сова-кузнец, у меня теперь немало бонков, а Сарк любит горящие угли». Отец Гвиннет и отец ее отца, насколько она помнила, всегда обменивались с Сарк угольками.

Многие говорили даже, что Сарк гораздо охотнее общается с совами, чем со своими сородичами – клановыми волками.

Сарк только что достала из гончарной печи горшки, как перед ней приземлилась Гвиннет.

– У меня есть несколько превосходных бонков, мадам.

Обращаясь к Сарк, совы обычно называли ее «мадам». Ей это определенно нравилось. Если бы не нравилось, она бы не преминула об этом сказать.

– И второсортные есть?

– Да. Только зачем они вам?

Сарк повернулась и внимательно посмотрела на Гвиннет.

– Совы-кузнецы и совы-угленосы считают, что чем горячее, тем лучше. И это понятно. Ты же, Гвиннет, сова, которая имеет дело с металлами, а я имею дело с глиной и глазурью. Изготовляю я их из молотых костей, песка и минералов, которые нахожу в реке и превращаю в пыль. Настоящий мой секрет – это не состав смеси, а температура, при которой ее следует готовить. Отгадай, что мне требуется для нужной температуры?

– Что?

– Погадки. То, что вы называете отходами.

– Вы имеете в виду эти белые липкие комки?

Гвиннет была изумлена. Совы чрезвычайно гордились своим особым пищеварением, и некоторые даже называли этот процесс благородным.

– Иногда да. Но за этими белыми липкими комками – особенно за теми, что оставляют чайки, – мне ходить далеко.