…Мысли мои вновь возвращаются к тридцатым годам.
Эпоха котлованов и строительных лесов, разбуженного захолустья и поднимаемой целины, эпоха чернорабочей прозы — она достойна самой высокой и светлой поэзии. О ней еще нужно писать, ее подвиги еще ждут своего великого художника. И все мы, ее современники и ее созидатели, кто видел, как наша страна превращалась из аграрной в индустриальную, как стройки рождали тысячи новых героев-ударников, как громадным плодоносным пластом переворачивался на глазах целый мир, — все мы в большом долгу перед эпохой тридцатых годов.
Оттого сегодня еще раз хочется повторить слова, без которых, как мне показалось тогда, невозможно было закончить «Время, вперед!», повторить потому, что для меня они и сейчас звучат как наказ самому себе, как строки из личного творческого устава:
«Пусть ни одна мелочь, ни одна даже самая крошечная подробность наших неповторимых героических дней первой пятилетки не будет забыта».
И в лютый зной, и на большом морозе
Я землю рыл, не ведая о том,
Что экскаватор, скрепер и бульдозер —
Все совмещалося во мне одном.
А что же делать, если нет металла?
Иль поднимать капитулянтский флаг?
Живая мышца честно заменяла
Какой угодно трос или рычаг.
И много раз для сердца землекопа
Звучала шутка, словно похвала:
На вас, ребята, смотрит вся Европа.
Мы знали: в шутке истина была.
Чернорабочей силы и отваги
Своей хватало в молодой стране,
А средь спецов мелькали и варяги,
Хоть были скрыты в спеси, как в броне.
Валютой им платили за работу,
Для них нашлось прекрасное жилье.
Обидно было мне, как патриоту,
Страдало самолюбие мое.
Но что я мог в сравненье со спецами,
Познавший только примитивный труд?
— Спокойно, братцы, — кто-то молвил тихо, —
Ужо мы тут порядок наведем.
Несли в заплечье все свои манатки.
Неприхотлив российский человек:
Бараки есть, землянки иль палатки —
Все, можно растянуться на ночлег.
С любым жильем пока мириться надо —
В пустынях нет особняков и дач,
А около Москвы и Ленинграда
Не обнаружено горы Атач.
Природе чуждо чувство бескорыстья,
Насчет богатств закон ее жесток:
Чтоб лодыри до них не добралися,
Она их прячет под большой замок;
То замурует в непролазном иле,
То упакует в недра диких гор.
…Сначала тут историю творили
В содружестве лопата и топор.
Они тупились, но ломились к цели.
Дул ветер дружно с четырех сторон.
Песком забиты были в бревнах щели,
А грунт везде захрястнул, как бетон.
Тут враг шептал, что вся затея втуне,
И перемалывал зубами злость.
Был даже слух, что матушке-фортуне
В тот жесткий край попасть не удалось.
И вот, наметив план, я вечерами
Ходил озябший в горный институт.
На кадры голод был тогда в Союзе.
А потому, призваньям вопреки,
Вздыхая о гуманитарном вузе,
С мелком в руке страдал я у доски.
Когда с занятий шел ночной дорогой,
Всегда мечтал о хлебе и тепле.
Над нами звезд сверкало очень много,
Но все ж их больше было на земле.
И ночью шла гремящая работа,
Поскольку людям не хватало дня.
Строчили на подкладке из шамота
Железную одежду для огня.
…Я помню те событья мировые:
Магнитострой недаром ликовал,
Когда из огненных махин впервые
Спешил струей пылающий металл.
Тогда страна еще недоедала,
Но каждый видел, если не был слеп,
Как ей хотелось именно металла;
Он, может, был чуть-чуть нужней, чем хлеб.
У всех причин внутри свои пружины —
Не зря металл хранит в себе земля.
Мы как узнали б, если б не машины,
На что способны милые поля?
Магнитка — это целая эпоха,
Не потому, что ты сроднился с ней.
Но и тебе, конечно, было б плохо,
Явись она хоть чуточку поздней.
Когда беда возникла на пороге,
Когда фашизм вломился в отчий край,
Тогда Москва произнесла в тревоге:
Давай, Урал родимый,
выручай.
Спасли нас домны и мартены эти,
За то навеки им хвала и честь.
Как хорошо, что есть Урал на свете,
А на Урале
та Магнитка есть!
И я скажу единой правды ради:
Мы, как об этом целый мир узнал,
Заткнули глотку вражьей канонаде
Лишь потому,
что был у нас металл.
И пусть теперь в порядке назиданья
Тебе порой твердят говоруны:
— Лишь доброта достойна воспевания,
Ну, а железу гимны не нужны.
Хоть голоса их менторские строги,
Им верить все же не намерен ты:
Покуда мы бессильны и убоги,
Велик ли прок от нашей доброты?
Поэт приходит в мир не для забавы,
Он должен твердо знать — что, где и как.
Металл в наш век —
стропила всей державы,
Да и ее грядущего костяк.
Его профессий мы считать не будем,
Поскольку им сегодня нет числа.
Металл везде надежно служит людям,
Куда бы нас судьба ни занесла.
Давно гремят годов стальные слитки,
И я, признаться, как победе рад,
Что на земле размножились Магнитки,
Что дедом ныне стал Магнитоград.
