— Наверное, ты прав, — нехотя согласился Джерри-а-Конель. — Ну что ж, тогда мы должны действовать стремительно — враг не ожидает атаки с тыла.

— Это и не удивительно, — сказал Корум, грустно улыбнувшись. — Такое может прийти в голову разве что больному,

— А мы больные и есть, — ответил Джерри и подмигнул.

— Что ты нам скажешь, Сэктрик? — обратился к черно-белому коту Ильбрик. Сэктрик нахмурился.

— Мы с сестрой предпочли бы не тратить силы до последней минуты. Дело это не простое, а мы с вами не на Инис-Скайте.

Ильбрик согласился с этим.

— Я буду пробивать путь. Вы же не отставайте. Он извлек из ножен свой огромный меч Мститель, засверкавший непривычным для этих мест светом, — давно не озарялись они солнцем, клинок же, казалось, был его частицей. Снежинки таяли, не успев долететь до лезвия. Ильбрик рассмеялся, его разгоряченное лицо, казалось, тоже источало золотистое сияние. Он закричал своему коню:

— Вперед, Тонкая Грива! Нас ждет Крэг-Дон! Конь стремительно понесся вперед, взметая облака снежной пыли. Друзья не отставали от Ильбрика ни на шаг. Они кричали и потрясали своим оружием, пытаясь хоть как-то согреть и ободрить себя. Ильбрик исчез в студеном тумане Фой Мьёр, устремившись к Крэг-Дону.

Корум последовал за ним, стараясь не отстать от своего товарища, не потерять его из виду. Огромные зловещие тени двигались в тумане. Корум слышал лай псов, видел зеленолицых всадников, пытавшихся понять причину переполоха. И тут он услышал знакомый голос:

— Это великан Ильбрик! Тревога, гулеги! Тревога!

Это был голос Принца Гейнора, голос Проклятого, чья судьба была неразрывно связана с судьбою Корума.

Призывно затрубили рога гулегов, и туман огласился свирепым рыком белоснежных псов с кроваво-красными ушами и горящими злобой желтыми глазами, псов, которых Гоффанон боялся больше всего на свете.

Чудовищный, исполненный боли стон раздался в ответ на призыв Гейнора. Это был голос самого Кереноса, голос одного из Властителей Лимба, что был так же безжизнен, как и мир, явивший этих ущербных богов. Оставалось надеяться на то, что брата Кереноса Балахра рядом не было — одного взгляда его было достаточно для того, чтобы заморозить его навеки.

Прямо перед собой Корум увидел четверых или пятерых безликих тварей, чья кожа своей белизною напоминала снег; в руках эти твари держали изогнутые ножи, которые скорее походили не на оружие, а на инструменты для разделки туш. Это были гулеги.

Корум взмахнул своим серебристым мечом и легко рассек тела нападавших получив имя, меч обрел свою подлинную силу. Раны, полученные гулегами, были столь серьезны, что они уже не представляли опасности. Миновав их ряды, Корум стал нагонять Ильбрика, чей клинок подобно молнии разил Братьев Елей и псов, набежавших на зов гулегов.

В пылу битвы Корум забыл и думать о морозном тумане, однако уже через минуту почувствовал, как его легкие леденеют, а члены цепенеют. Собрав остаток сил, Принц закричал:

— Я — Корум! Я — Кремм Кройх Кургана! Я — Лло Эрайнт, Серебряная Рука! Трепещите, лакеи Фой Мьёр, — на Землю вернулись мабденские герои! Трепещите, ибо мы Враги Холода!

Сверкнул меч, прозванный Предателем, и рухнула наземь дьявольская собака. Гоффанон, неистово кружа топором, пел свою ратную песню; Джерри-а-Конель, на плече которого сидел испуганный кот, размахивал сразу двумя саблями, оглашая окрестности пронзительным криком.

Друзья оказались взятыми в кольцо. Уже слышался зловещий скрип боевых колесниц Фой Мьёр, уже приближались к ним Балахр и Гоим, чье появление сулило друзьям верную смерть, но, с другой стороны, уже была видна и громада Крэг-Дона — гигантские каменные столбы, накрытые сверху не менее гигантскими плитами.

Близость Крэг-Дона придала Коруму сил. Он пришпорил коня и врубился в плотные ряды Людей Елей, размахивая своим страшным клинком и разя врага налево и направо. Гоффанона окружала уже добрая дюжина собак: не раздумывая ни минуты, Корум направил своего коня прямо на Псов и стал рубить их в клочья. Кузнец, пошатываясь, добежал до каменных столбов и, тяжело дыша, прислонился к одному из них спиной, продолжая наблюдать за происходящим. Через минутку там же оказались и его друзья — они улыбались, глядя друг на друга, не веря в то, что счастье все же улыбнулось им.

Они услышали крик Принца Гейнора, доносившийся из-за пределов каменного круга:

— Вот ловушка и захлопнулась! Теперь они сдохнут от голода!

Но не слышалось торжества в жалких голосах Фой Мьёр; и собаки выли уже не так уверенно. Гулеги и Воины Елей, собравшиеся у круга, смотрели на друзей с известным почтением. Корум обратился к своему извечному врагу, ставшему волею судеб едва ли не его братом:

— Готовься к бою, Гейнор! Сейчас свое слово скажут мабдены!

С удивлением в голосе Гейнор ответил ему:

— Ты считаешь, что они пойдут за тобой, Корум? Теперь ты им враг. Друг мой, они вряд ли станут даже говорить с тобой, пусть надеяться им больше не на кого.

— Проделки Калатина мне ведомы. Эмергин поверит мне.

Гейнор в ответ только рассмеялся. Смех его больно резанул Корума по сердцу.

Четверка героев медленно ехала к центру Крэг-Дона. Они видели раненых и мертвых, беснующихся и плачущих, ослепших и изнемогших. В самом центре Крэг-Дона стояло несколько палаток; у костров сидели люди в измятых латах и изодранных одеяниях. Они ждали смерти.

Хрупкий Эмергин гордо стоял возле каменного алтаря Крэг-Дона. Корум вспомнил о том, что некогда он возлагал его одетое в овчину тело на эти камни. Одетая в перчатку рука Эмергина лежала на алтарном камне; Великий Друид смотрел на приближающуюся к нему четверку. Он молчал; лицо его было мрачно.

Из-за спины Верховного Правителя появилась и другая фигура — женщина, чьи огненно-рыжие волосы были разметаны по плечам. Голова ее была увенчана короной; одета женщина была в длинную кольчугу, что доходила ей до пят, поверх кольчуги была наброшена меховая накидка. Зеленые глаза смотрели на Корума с презрением и ненавистью. Это была Медбх.

Корум двинулся к ней, пробормотав:

— Медбх, я привел…

Отшатнувшись от него, она взялась за рукоять своего меча. Голос ее был холоднее тумана Фой Мьёр.

— Маннах мертв. Отныне я Королева Медбх. Я — королева Медбх, правительница народа Туха-на-Кремм Кройх. Под покровительством нашего Верховного Правителя Эмергина я предводительствую всеми мабденами, оставшимися в живых после твоего гнусного предательства.

— Я не предавал вас, — ответил Корум. — Вы обмануты Калатином.

— Но ведь мы видели тебя, Корум, — тихо произнес Эмергин.

— Вы видели оборотня — Караха, сотворенного Калатином именно для того, чтобы ввести вас в заблуждение.

— Он говорит правду, Эмергин, — сказал Ильбрик. — Все мы видели этого самого Караха на Инис-Скайте.

Эмергин поднес руку к виску. Было видно, что даже это движение далось ему с трудом. Он вздохнул.

— В таких случаях мабдены устраивают суд.

— Суд? — усмехнулась Медбх. — Это в такое-то время? — Она отвернулась от Корума. — Его вина уже доказана. Он лжет так нагло, словно считает нас тупыми животными.

— Мы боремся не только за наши жизни, но и за наши законы, королева Медбх, — сказал Эмергин. — Законов этих пока никто не отменял. Нарушить их — значит умереть. Вначале мы должны выслушать этих людей — лишь после этого мы можем признать их виновными или снять с них обвинения.

Медбх раздраженно пожала плечами. Корум едва не потерял сознание. Никогда он не любил Медбх так сильно.

— Я уверена в том, что мы докажем его вину, — сказала она. — Наказание же ему я придумаю сама.

В толпе собравшихся мужчин и женщин едва ли можно было найти хотя бы одного человека, который не нуждался бы в помощи. Изможденные, обмороженные, полуголодные лица взирали на Корума, все они были знакомы ему, но ни в одном он не видел ни тени сострадания. Считая его предателем, люди винили его во всех бедах, приключившихся с ними в Кэр-Ллюде. За седьмым кругом Крэг-Дона кружил туман, слышался гул голосов Фой Мьёр и вой Псов Кереноса.