Косяки бомбовозов подкрались к городу с запада, маскируясь в лучах солнца. Всплывающие аэростаты заграждения ярко вспыхивали в небе. Их дырявили авиационные пулеметы «юнкерсов». Частые вспышки зенитных снарядов походили на безобидные хлопья ваты. На огромной высоте под плоскостями тяжелых двухмоторных «юнкерсов» засеребрились веерами какие-то будто невесомые предметы. Падая на крыши домов и мостовые, они воспламенялись. Зажигалок было неисчислимое множество. Сразу же возникли пожары. Рыжие гривы пламени заметались над центром города, над заводским районом и здесь, у подножия Садовой, на Дар-Горе. Море огня. Спустя несколько минут на горящие кварталы посыпались фугаски. Вздыбились клыкастые извержения земли, задрожала под ногами вершина Садовой. Покраснело от кирпичной пыли и огня, словно налитое кровью, все пространство над городом. Квартал за кварталом, улица за улицей теряли прежние очертания. А бомбардировщики волна за волной накатывались и накатывались, порой в два-три яруса, вываливая бомбы на горящие развалины.

Лишь к вечеру мне удалось протиснуться с полуторкой к причалам городской пристани. Повозок, грузовиков, разных тележек со скарбом скопилось тут видимо-невидимо. Как погрузить партийные документы на катер? Перед глазами — плотная стена людских спин. Но достаточно было объяснить, чем заполнены ящики в моей полуторке, как люди расступились. Комиссары обеспечивали планомерную эвакуацию населения, в первую очередь детей, стариков, женщин, раненых. Хотя и сюда прорывались гитлеровские пираты, сбрасывая бомбы, и каждая из них находила свои жертвы, перед причалами сохранялся порядок. На дикую жестокость фашистов жители города отвечали не паникой и оцепенением, а организованностью, суровой молчаливостью.

Вечером 24 августа Чуянова вместе с начальником НКВД области А. И. Ворониным вызвали в Военный совет фронта. На заседании присутствовали представитель Ставки А. М. Василевский, секретарь ЦК партии Г. М. Маленков, заместитель председателя Совнаркома СССР, нарком танковой промышленности В. М. Малышев, начальники родов войск фронта. Генерал А. И. Еременко доложил обстановку. Сразу же встал вопрос: что делать с Тракторным заводом? Основные узлы подготовлены к взрыву. Заложено 600 тонн взрывчатки. Есть директива ГКО не оставлять врагу ни одного станка, ни одного вагона с оборудованием. После взрыва такой массы тротила от завода останутся одни руины. Наплавной мост через Волгу, построенный накануне, взорван. Очередь — за Тракторным заводом. Когда взрывать? Сегодня, завтра?

Решительно поднялся Чуянов.

— В городе идет формирование боевых частей. Фашисты, сбросив на Сталинград тысячи бомб, погубили сорок тысяч мирных жителей, но это не значит, что им удалось подавить дух сопротивления. Наоборот, все взрослое население и даже подростки требуют оружия. В цехах Тракторного кипит работа, куется оружие для обороны города. Рабочие стоят у станков, а под ними взрывчатка…

В эту минуту Чуянову передали записку секретаря Тракторозаводского райкома партии Дмитрия Приходько:

Записка была зачитана вслух и произвела на всех сильное впечатление. Вопрос о судьбе завода остался открытым. После заседания Чуянов решился позвонить Сталину.

Выслушав доводы секретаря обкома, Сталин спросил:

— Значит, рабочие решили оборонять живой, работающий завод?

— Да, решили.

— Это Чуянов придумал или на самом деле так?

Снова была зачитана записка Приходько. Сталин, помолчав, сказал:

— Рабочие решили… Так тому и быть. Взрывчатку снять.

О том, что завод не будет взорван, тотчас же стало известно бойцам народного ополчения. С удвоенной энергией принялись они укреплять оборонительные позиции перед заводом.

На следующий день 14-й танковый корпус гитлеровцев вынужден был перейти к обороне. Теперь его поджимали с фронта и с флангов. По флангам наносили удары наши части, действовавшие в междуречье Дона и Волги, однако обстановка на северной окраине Сталинграда оставалась напряженной.

27 августа по заданию генерала Н. И. Крылова, являвшегося в те дни заместителем командующего 62-й армией, я и еще два офицера оперативного отдела были посланы на северную окраину города для встречи частей, прибывавших из резерва, и определения их позиций. В окопах и траншеях, что тянулись вдоль Мокрой Мечетки и перед Спартановкой, почти через каждые пять-шесть метров нам попадались люди в рабочих спецовках с автоматами и связками гранат. Среди них были женщины. Нам рассказали, что три дня назад здесь в схватке с фашистскими танками погибла Ольга Ковалева — первая в стране женщина-сталевар, работавшая на заводе «Красный Октябрь». Она возглавляла группу рабочих, вооруженных карабинами и гранатами. Отражая очередную атаку гитлеровцев, Ольга Ковалева бросилась со связкой гранат, чтобы преградить вражескому танку путь к соседнему окопу. Она успела швырнуть гранаты, но тут же была сражена пулеметной очередью.

…В капонире зенитного орудия худенькая белокурая курносая девушка плакала навзрыд.

— Кто ее обидел? — спросил я командира батареи.

— Никто, сама себя казнит. Два снаряда выпустила по фашистскому танку и промазала. Вот и плачет.

И мне подумалось: какую же ярость, ненависть к захватчикам, какую жажду к подвигу пробудил в людях этот массированный удар вражеской авиации по Сталинграду!

А когда на позиции рабочих-ополченцев стали прибывать роты и батальоны обученных, хорошо вооруженных воинов, по окопам и траншеям прокатился ропот: ополченцы не хотели покидать свои стрелковые ячейки и пулеметные гнезда. Они просили командиров разрешить им остаться здесь хотя бы до утра, чтобы вместе с воинами встретить гитлеровцев шквальным огнем.

И разве можно было отказать в этом людям в рабочих спецовках, проявившим удивительную стойкость и самоотверженность, решимость стоять насмерть, но не пропустить врага? Не тут ли зародилось самое примечательное явление той битвы, выражаемое емкой формулой «массовый героизм»?! Он возник не стихийно. Массовый героизм советских людей был обеспечен планомерной, целеустремленной работой нашей партии по подготовке народа к предстоящим суровым испытаниям.

Оборона Сталинграда с 12 сентября возлагалась на 62-ю армию, командование которой принял генерал В. И. Чуйков, и на 64-ю армию генерала М. С. Шумилова. 62-я армия обороняла северную и центральную части города, 64-я — южную со всеми пригородными поселками, вплоть до Красноармейска.

Есть суровая правда войны — в бой идут тысячи, порой обреченные на верную гибель, ради спасения миллионов. Войска, которым было приказано защищать город до последней возможности, по существу, были обречены. И это трудно было утаить от командиров и бойцов, так как уже с 11 сентября на той стороне Волги, на островах Спорный, Голодный, Зайцевский, Сарпинский, по приказу командования начали занимать оборону части 2-го танкового корпуса; их задачей было не пропустить противника, в случае если он истребит защитников города, в заволжские просторы. Против чувства обреченности сработали другие силы. Какие? Для западных идеологов это так и осталось загадкой.

Соединения и части 62-й армии, в состав которой были включены и отряды вооруженных рабочих трех заводов, сдерживали на главном направлении натиск отборных гитлеровских дивизий. По десять — двенадцать атак в день отражали они. Даже там, где фашистам удавалось продвинуться вперед, никто не отступал. Мертвые не умеют отступать. Они остаются на своих рубежах непобежденными.

«Каждый дом, каждый подвал, каждая лестничная клетка должны встречать захватчиков губительным огнем» — так сформулировал задачу перед всеми политработниками частей и соединений член Военного совета армии К. А. Гуров.