Незнакомка рассмеялась:

– Не мешает, но я и этого тоже не видела.

Пиппа подумала о Салли Тассер.

– Видимо, плохо смотрели.

– О, вы удивитесь, узнав, что многие мечтают завлечь Кросса. Я знаю с десяток женщин, которые были бы счастливы очутиться с ним в одной постели. И большинство не взяли бы денег. Все в Лондоне жаждут получить кусочек Кросса. Жаждут много лет.

Пиппа уставилась на свой выигрыш, сосчитала монеты, притворяясь, будто не слышит. Не замечает ноющей боли в груди при мысли о женщинах, которые его знают. Касаются. Целуют.

Она ненавидела каждую.

Совершенно неразумно.

А она не любила сознавать, что поступает неразумно.

Незнакомка все продолжала:

– Ах, эти длинные ноги и густые рыжие волосы! Но он слишком хорош, чтобы обращаться с нами, как с остальными. Никто не бывал в его постели, и не верьте тому, кто скажет иначе.

Щеки Пиппы потеплели, и она обрадовалась, что на ней маска. Однако ее новая знакомая все равно заметила:

– Зато вы были там, не так ли?

Господи, да! И это было великолепно.

Пиппа покачала головой. Тело противилось предательству движения. Лжи.

– Я помолвлена.

Не то чтобы это что-то значило час назад.

Она вздрогнула при этой мысли. И от эмоции, которая пришла вместе с этой мыслью.

Сознания своей вины.

– Это не ответ.

Уголки красных губ поднялись вверх. Очевидно, незнакомка понятия не имела о ее мыслях.

– И кроме того, «помолвлена» не значит «замужем».

Почти замужем, разве не так? Очень близко к замужеству.

Горло сжимала невидимая рука.

– Вам необязательно признавать это, но, думаю, вы очень нравитесь Кроссу, миледи. Не каждый день встречается женщина такого блестящего ума.

Ей он тоже нравится.

Пиппа покачала головой, пытаясь мыслить связно:

– Я далеко не так умна, как он.

Будь она умна, не попала бы в такую историю.

В этот кошмар.

И теперь отчаянно желает мужчину, к которому и приближаться не должна. Которого не может иметь. Никогда и ни за что.

Если только…

Пиппа отказалась от мысли, прежде чем она успела принять форму. Она дала слово. И выйдет за Каслтона. Обязана.

Пиппа проигнорировала боль в груди, возникшую при этой непрошеной мысли.

– Если бы пришлось делать ставки, я бы поставила на то, что вы умнее. Сыграете еще партию?

– Не сыграет.

Они словно накликали его появление.

Пиппа повернулась к Кроссу, не в силах сдержать влечение к низкому голосу и запаху сандалового дерева.

И снова это неразумное желание броситься в его объятия, прижать к его губам свои и умолять отвести в его кабинет или просто темный угол и закончить начатое. Заставить ее забыть все остальное: все тонкие расчеты, все проводимые исследования. Тот факт, что у нее всего шесть дней, прежде чем она выйдет за другого.

За мужчину, не имевшего ничего общего с Кроссом.

И тут она заметила серые глаза, обращенные в сторону ее спутницы, выступившие на шее жилы и сжатые зубы. Губы стянутые в тонкую прямую линию.

Он был зол.

– Кросс!

Женщина со смехом произнесла его имя, очевидно ничуть не испугавшись гнева.

– Вам следует присоединиться к нам. Леди запоминает выпавшие карты так же хорошо, как вы.

– Нет, – отрезал он, прищурившись.

– Вот вам Кросс и его доброта!

Женщина отвернулась к зеленому сукну и подняла бокал с шампанским.

– Найдите себе другую компанию.

Женщина улыбнулась мистеру Уэсту, явно отказавшись от дальнейшего спора:

– С удовольствием.

Кросс обратился к Пиппе.

– Миледи, – процедил он, – игорные столы не место для вас.

Он сердился и на нее!

Как ни странно, Пиппа тоже обозлилась, хотя для ее гнева имелись все причины. Больше причин, чем у него. В конце концов, не его вот-вот заставят выйти замуж за абсолютно обыкновенного, скучного, не слишком умного мужчину. Не его жизнь превратится в хаос. Через шесть дней он останется в этом обиталище греха, порока. Денег и прекрасных женщин. Еды, которую готовит французская кухарка, обладающая большим талантом, чем заслуживает этот мужчина.

А она будет замужем за другим.

Нет, если кому и злиться, так только ей.

– Вздор! – воскликнула она, выпрямившись. – Женщины сидят за всеми столами. И если бы мне не позволялось играть сегодня, меня бы просто не пригласили.

Кросс наклонился ближе и резко сказал ей на ухо:

– Вас вообще не следовало приглашать.

Пиппа ненавидела чувство, которое вызвали в ней его слова. Ее наказывают, как малого ребенка!

– Почему нет?

– Это место не для вас.

– Собственно говоря, – раздраженно бросила Пиппа, – думаю, что сыграю еще партию.

Женщина, сидевшая рядом, обернулась к ней. И на мгновение изумленно приоткрыла рот, прежде чем ответить:

– Превосходно.

– Я не позволю вам находиться здесь, – прошептал он. – Не сейчас.

– Я просто играю в карты, – возразила Пиппа, пытаясь сморгнуть выступившие на глазах слезы. Она отказывалась взглянуть на него. Слишком боялась, что он увидит, как действует на нее.

Кросс вздохнул, тихо, но досадливо. И она едва не вздрогнула, когда его дыхание коснулась оголенного плеча.

– Пиппа, пожалуйста!

Что-то в его мольбе остановило ее. Она снова повернулась к нему, заглядывая в серые глаза, и увидела то, чего раньше не замечала: боль. Исчезнувшую так быстро, что она не была уверена, будто вообще ее видела.

Пиппа положила руку ему на плечо, ощущая твердость мускулов, и прошептала в ответ:

– Джаспер.

Она понятия не имела, откуда взялось это имя, и никогда не думала о нем как о Джаспере. Но на всю жизнь запомнит, как широко открылись его прекрасные глаза. И тут же закрылись, словно она ответила мощным ударом. Он отступил, и Пиппа, не выдержав, последовала за ним. Встала и подошла ближе, пытаясь загладить, что бы ни сделала ему.

Потому что она явно что-то ему сделала.

То, что все изменит.

– Подождите, – попросила она, не обращая внимания на то, что ее может слышать половина Лондона.

Он остановился и отстранил ее:

– Езжайте домой. Ваши исследования закончены.

Боль почти согнула ее. Хотя она знала, что это для ее же блага. Кросс прав.

И это вовсе не исследование. Это страх, паника, и досада, и нервы. Но не исследование.

Это желание. Искушение. Потребность.

И более того.

Но если это скоро не кончится, она сама никогда не сможет положить конец…

Вот только она не хочет положить этому конец. Она хочет остаться. Хочет говорить и смеяться, и делить с ним все. Учиться у него. Учить его. Хочет быть с ним.

«Хочет невозможного».

Пиппа покачала головой, отказывая ему:

– Нет.

– Да, – возразил он. Слово упало льдинкой, прежде чем он повернулся и исчез в толпе. Оставив ее. Снова.

Несносный человек. Богу известно, с нее достаточно!

Пиппа последовала за ним, следя за его продвижением, что было легко, поскольку его удивительные волосы выделялись на фоне всех остальных. Он сам выделялся из всех остальных.

Пиппа толкалась и работала локтями, распихивала назойливых и пыталась догнать его. Наконец она приблизилась настолько, что дотянулась до его руки, радуясь тому факту, что оба они были без перчаток.

Ее мгновенно охватило жаром.

Значит, Кросс тоже чувствует что-то.

Пиппа знала это, потому что они остановились в ту секунду, когда их руки соприкоснулись, потому что теперь глаза его приобрели цвет девонширского дождя. Знала, потому что он с болью прошептал ее имя, так тихо, что слышала только она одна.

И она знала это, потому что его свободная рука поднялась, сжала ее подбородок и приподняла лицо. Он нагнулся и украл ее губы, дыхание и мысли в поцелуе, которого она не забудет всю оставшуюся жизнь.

Поцелуй был для нее едой и питьем, сном и дыханием. Пиппа нуждалась в нем с той самой примитивной силой. И все равно, пусть видит весь Лондон. Да. Она в маске. Но значения это не имеет. За этот поцелуй она готова раздеться до сорочки. Остаться в чем мать родила.