Начнем с прошлого. В романтичное, овеянное легендами раннее средневековье попадает средний американец XIX века. И до чего ж смешными, убогими, невежественными и нечистоплотными оказываются прославленные благородные рыцари рядом с обыкновенным современником автора! («Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» М. Твена.) Правда, Марк Твен проявляет объективность. И американец его немногим лучше: борьбу за прогресс начинает с учреждения бюро патентов, биржи и банка — учреждений первой необходимости, с точки зрения делового янки.
Смещение времени, встреча людей из разных эпох — обычный прием осуждающей фантастики.
Неведомым путем наш современник — хороший советский человек попадает в царскую Россию. До чего же нелепы и неуместны порядки забытого прошлого, если поглядеть на них, глазами гражданина Советского Союза («Голубой человек» Л. Лагина). Тот же прием, но примененный противоположно, в классической сказке того же автора «Старик Хоттабыч». Смысл ее: посмотрите, как в нашей советской действительности неуместен, слаб и смешон старинный волшебник, даже не рядовой представитель эпохи, а сказочный персонаж, высшее олицетворение мечты наших предков. Посмотрите, насколько наша явь превзошла их мечту! Итак: хороший человек в плохом обществе или плохой человек в хорошем обществе — таков обычный сюжетный ход фантастической сатиры.
Думается мне, что неосознанно и потому не к месту был применен этот прием в кинофильме «Человек ниоткуда». Первобытный человек оказался в современной Москве. Но кто же лучше — он или москвичи? Всех спортсменов обгоняет первобытный (молодец!), но, как ребенок, объедается эскимо (дурачок!), пугается троллейбуса (дурачок!) и совершает героические поступки (молодец!), хочет съесть ученого на Совете (дурачок!), но ученые сами похожи на каннибалов. Направление сатиры то и дело меняется, самодовлеющая форма путает зрителя, к тому же все это, как выясняется в конце, было бредовым сном.
Тот же прием — плохой человек в хорошем обществе — применялся в фантастике и для разоблачения отрицательных черт отсталых наших современников. И здесь фантастика, гиперболизируя, ярче показывает пустое и пошлое.
Противна и пошла мелкая возня мещанина в стране, строящей коммунизм. Но до чего противнее мещанин, попавший в эпоху построенного коммунизма! На что он пригоден там? Только в клетке сидеть на поучение («Клоп» В. Маяковского).
Аналогичный пример в кино.
Нерадивый обойщик, наш близкий современник, что-то доделывает в ракете, подготовленной к старту. Нечаянно нажимает стартовую кнопку и улетает невесть куда. Возвращается на Землю через пять веков. На Земле уже коммунизм. А он — человек из прошлого, он жалок, хвастлив, он бабник, трус и интриган. Обманом и подлостью он добивается незаслуженных почестей. Люди будущего просто не понимают его. В конце, так и не найдя себе места в мире честного труда, он бежит назад в прошлое (чешский фильм «Человек из первого века»).
Кстати, фантастичность в этом очень удачном фильме не только в теме, но и наглядная, зрительная. Показана невесомость, мгновенное исчезновение и возникновение вещей, действия невидимки. Правда, люди будущего там бледноваты, куда рельефнее выглядит мещанин из первого века. Но нельзя же требовать от сатиры, чтобы она заодно была и полноценной утопией.
Чаще всего фантастическая сатира применялась для разоблачения и осуждения уходящего в прошлое отсталого социального строя — капитализма и его воинственных защитников — фашистов.
Саламандры научились говорить по-человечески, усвоили наши знания, завели своих ученых, теоретиков и фюрера — Чиф-Саламандра. Научились подражать людям, но людьми не стали. Остались зверьми и с животным равнодушием разламывают сушу, превращая населенные страны в привлекательные для земноводных лагуны и болота.
Так накануне второй мировой войны пародировал фашизм Карел Чапек («Война с саламандрами»).
Найдены новые материалы о высадке марсиан на Землю, уже описанной Уэллсом. Оказывается, марсиане захватили в плен чопорного британского аристократа. Догадавшись, что пришельцы питаются кровью людей, аристократ стал посредником, успокаивал очередные жертвы. Мечтал, что в союзе с марсианами наведет порядок на Земле, усмирит всех недовольных, даже сам попробовал людской кровушки…
Эту злую пародию на квислингов написал все тот же Лагин — неуклонный поборник сатиры в фантастике («Майор Вэлл Эндъю»).
Сатира на капитализм, на его стяжательскую мораль, на мечты о мировом господстве, на милитаристские и фашистские тенденции капитализма очень распространена в советской фантастике. Можно напомнить «Гиперболоид инженера Гарина» А. Толстого или же «Продавец воздуха» А. Беляева (о капиталисте, который хотел высосать и заморозить весь кислород из земной атмосферы, чтобы монопольно продавать его, наживаться и диктовать свою волю миру под угрозой удушья).
Нередко сатира в фантастике сочетается с мечтой: рассказывается, как в буржуазных странах извращается полезное открытие, идет не на нужды людей, а для войны, для наживы, для угнетения. Так построен роман Ю. Долгушина «Генератор чудес», большая часть повестей А. Беляева, почти все рассказы А. Днепрова. Примеров достаточно и в литературе и в кино, но задерживаться на них нет необходимости, потому что тут все ясно — где положительное, где отрицательное. Поспешим перейти к неясному: к сатире на будущее.
Но ведь будущее не наступило? Что тут осуждать? Действительно, будущего нет еще, но есть мечты, планы на будущее, тенденции, намерения и книги о будущем, их-то и можно обсуждать и осуждать. Именно здесь фантастика выступает против фантастики. Получается фантастическая пародия, или антимечта, антиутопия (так она и называется), литература предостережения. Никак не могли взять ее в толк теоретики точного предвидения. Но…
Вот что написано в воспоминаниях Горького о Ленине.
«…Он заговорил об анархии производства при капиталистическом строе, о громадном проценте сырья, которое расходуется бесплодно, и кончил сожалением, что до сей поры никто не догадайся написать книгу на эту тему…
Года через два на Капри, беседуя с А. А. Богдановым-Малиновским[2] об утопическом романе, он сказал ему:
— Вы бы написали для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили Землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга, синьор махист»[3].
Цитата эта часто приводится, но вдумайтесь в нее еще раз. Здесь Владимир Ильич как бы возражает тем, кто уверен, что единственная задача фантастики — точное изображение будущего. Ведь он же не считает, что капиталисты в самом деле сумеют и успеют ограбить всю Землю. Конечно, не успеют. Но полезно показать рабочим, к чему может привести бесконтрольная жадность капиталистов, если не связать им вовремя руки… предостеречь от опасности.
Книги-предостережения охотно писал Уэллс. Самая известная и простая — «Машина времени». Через сотни тысяч лет на Земле живут две расы. Потомки рабочих, загнанных под землю, превратились в ночных животных. Потомки богатых бездельников выродились, стали легкомысленными кретинами, пригодными только на мясо.
Уэллс вовсе не предполагал, что классовое общество продержится на Земле сотни тысяч лет. В романе «Когда спящий проснется» он описывает революцию уже через двести лет, а в фильме «Облик грядущего» относит установление разумного общества на конец XX века.
И в кино мы видели картины-предостережения, самая яркая, из них — «На последнем берегу».
Мир уничтожен атомной войной, только Австралия получила отсрочку на несколько месяцев. Но ветры несут радиоактивные осадки, гаснут надежды, людям раздаются пилюли для самоубийства. И в опустевшем городе мы видим разорванный плакат с надписью: «Еще не поздно, брат!»