– Конечно, но как я могу перед ним появиться? Ведь там будет Тревор, мой бывший муж, мать. Все они обманывали меня. Я их еще не простила. Не знаю, что я им скажу, что натворю…

Он дал ей свой платок и заставил вытереть слезы.

– Смерть – это непоправимо, Вал. Когда гроб с Дэвидом опустят в могилу, ты уже не сможешь перевести стрелку часов назад. Он исчезнет навсегда. Как ты будешь себя чувствовать тогда? Ты пожалеешь, что не успела сказать ему тысячи важных слов, что не была с ним в радости и в горе, не смеялась с ним заодно. Ты поймешь, что упустила тысячи случаев простить его. Такого момента может больше не представиться. Поспеши к нему, дорогая. Сейчас – или никогда.

На следующий день Ройс явилась в контору Митча, чтобы поработать с командой по организации ее защиты, пока Митч занят в Лос-Анджелесе. Ее ждал Пол.

– Узнали что-нибудь новенькое? – спросила она.

– Вы оказались правы в отношении итальянского графа, с которым встречается Кэролайн. Ройс отметила про себя, какой Пол приятный человек, однако ее по-прежнему удивляло, что он взял Вал на работу, не будучи до конца уверенным в ее непричастности к делу.

– Граф оказался техасским актером. Он снимался в Италии в вестернах-спагетти и там освоил акцент. Я занимался им в белых перчатках. Он как будто ни при чем.

Митч усилием воли стал новым человеком. Почему бы точно так же не поступить и «графу»? Он проник в «общество» и может даже жениться на богатой наследнице.

– Кэролайн знает?

– Нет, и мне не подобает раскрывать ей глаза.

– Вам удалось разыскать любовницу Уорда Фаренхолта?

– Нет. Уорд в последнее время заделался домоседом. К ним часто заглядывают Кэролайн с графом, но это все.

– Брент тоже там?

– Нет, Брент коротает время с Талией.

Ройс чувствовала себя преданной, но не подавала виду. Что это значит? Так или иначе, она сейчас занята Митчем, а не Брентом. Накануне вечером она раз десять проверяла, исправен ли телефон. Телефон был в полном порядке, просто Митч не удосуживался позвонить. Судя по всему, ему удалось выбросить ее из головы.

Она убеждала себя, что это не имеет значения. Она не влюблена в Митча. Просто их отношения достигли такой стадии, когда накопившаяся телесная тяга должна была получить выход. Это и произошло. Теперь, Ройс, тебе надо сосредоточиться на более важных вещах. Кажется, ты хочешь снова вернуться к жизни?

– Раскопать, кто убил осведомительницу, мне тоже не удалось, – признался Пол, удрученно качая головой. – Советую вам проявлять осторожность. Ума не приложу, что творится. Инстинкт подсказывает мне, что вам может угрожать опасность.

– Я буду осторожна, – пообещала Ройс, хотя лично она сомневалась в реальности грозящей ей опасности. Кому нужно ее убивать? Мучить ее, как черепаху, перевернутую на спину посреди раскаленной пустыни, было, судя по всему, более приятным занятием для ее недруга, нежели вогнать в нее пулю, которая милостиво положила бы конец ее мучениям.

К концу недели чувства Ройс колебались в опасной зоне между яростью и обидой. Митч ни разу не позвонил. Команда по организации защиты занялась ею всерьез: был организован шуточный процесс, в котором несколько человек изображали присяжных.

Таким способом команда получала возможность отработать аргументацию и подготовить Ройс, на которую оказывало изматывающее действие пребывание перед дюжиной осуждающих взоров. По вечерам она слишком подолгу находилась в одиночестве, чтобы думать. Она терялась в догадках, как поступить, когда перед ней снова предстанет Митч.

Ее охватило чувство острой вины. Разве ничему ее не научил печальный опыт отношений ее отца с Митчем? Ей следовало помнить, что Митч – человек, у которого на первом месте стоят амбиции. Если она попадет в зависимость от него, это только усугубит ее проблемы.

Раздался стук в дверь. Ройс встрепенулась. Митча она не ждала: ему полагалось отсутствовать еще несколько дней. Она осторожно выглянула в окно. Даже не разделяя опасений Пола насчет того, что убийца осведомительницы может избрать ее своей следующей жертвой, она проявляла элементарную осмотрительность. У двери стоял не убийца, а дядя Уолли. Она радостно обняла его.

– Я уже начала за тебя беспокоиться. Почему ты не звонил?

– Прости, – сказал он с улыбкой, от которой вспыхнули его зеленые глаза, так похожие на глаза самой Ройс. – Мне пришлось уйти в подполье, чтобы разобраться с птицефермой. У меня не было под рукой телефона.

Она тоже улыбнулась. Такого Уолли она любила. Он был мастером в деле изменения своего облика и часто уходил в подполье, работая над репортажами. Правда, на сей раз он выглядел усталым и встревоженным. Возможно, ему по-прежнему не дает покоя Шон или его лишает сна забота об обожаемой племяннице?

Он взял ее за плечи и заглянул в глаза.

– Как идут дела?

– Подготовка к процессу – изматывающее занятие. – Обычно она делилась с Уолли своими проблемами, но как было объяснить ему, что она переспала с человеком, доведшим его брата до самоубийства?

У нее в душе царила пустота, все ее чувства были словно парализованы. Она находилась в полной изоляции и никого не могла посвятить в свои переживания. Видимо, отчаяние отразилось на ее лице, потому что Уолли сказал:

– Давай выйдем на воздух. Надень парик. Мы съездим на рыбачью пристань, поужинаем, посмотрим на твоих любимых морских львов.

Уолли не ошибся: сидя на причале, уплетая крабов и любуясь стаей резвящихся в лучах заходящего солнца морских львов, Ройс чувствовала себя лучше, чем всю прошедшую неделю.

Она убедила себя, что звонок Митча ей вовсе не важен. Секс с ним был совершенно неизбежен, но это не должно было загораживать от нее жизнь и надвигающийся судебный процесс. Она не могла себе позволить обмирать по нему, как девчонка, у которой много гормонов, зато совсем мало здравого смысла.

– Как Митч? – спросил Уолли небрежно, даже слишком.

– Уехал по делам. – Неужели дядя что-то подозревает?

– В Алабаме я навел о нем кое-какие справки.

– Как ты мог?! Мы же договорились оставить его в покое. – Что будет, если Митч пронюхает о дядиных раскопках? Господи, не хватало только, чтобы Митч отказался ее защищать!

– Я проезжал через Джилроу-Джанкшн и увидел вербовочный пункт. Представляешь, сотрудник, записывавший Митча, по-прежнему там работает! Он его вспомнил. – Уолли сделал паузу, чтобы бросить кусок краба морскому льву, который донимал их своим лаем. – Этот сотрудник сообщил мне, что Митч обвинялся в краже пакета молока.

– Наверное, проголодался. Вдруг он сбежал из дому? – Ройс попробовала представить Митча мальчишкой, вынужденным воровать ради пропитания. Неудивительно, что он так суров и циничен. Как же его испытывала жизнь!

– Ты права: Митч был бездомным. Этот сотрудник пожалел его, найдя спящим на задворках пиццерии, и решил, что лучше ему податься во флот. Он сознательно не обратил внимания на поддельное свидетельство и обратился к человеку, способному поручиться за Митча, – монахине, сестре Марии Агнес из духовной академии Святого Игнатия в Вейкросс Спрингз, которая подтвердила, что в поддельном свидетельстве все верно.

Ройс стало нестерпимо стыдно. Она погрязла в жалости к самой себе, хотя ее окружали люди, старающиеся ей помочь. Митчу было куда труднее. Он познал полное одиночество, холод, питался анчоусами из пиццы, выбрасываемыми привередливыми клиентами, был вынужден воровать молоко, чтобы не умереть с голоду.

Вот кто побывал в аду! Однако он выжил и добился успеха. Пример Митча вдохновил ее. Она тоже преодолеет трудности.

– Монахиня сказала неправду, – продолжал свой рассказ Уолли. – Зачем, хотелось бы мне знать? На следующей неделе я возвращаюсь на Юг. Попробую разобраться.

– Пожалуйста, не надо! Это не имеет никакого отношения к моему делу. Ты только зря взбесишь Митча.

– В этом деле есть какая-то странность, что-то такое, что оказывается не по зубам даже такому профессионалу, как Пол Талботт. Какое-то звено до сих пор остается в тени. Будь я проклят, если позволю тебе сесть в тюрьму, не сделав всего от меня зависящего, чтобы это предотвратить.