Господи, это же сущий ад! Она не хотела этого признавать, но присутствие Митча Дюрана стало для нее утешением.
– А что потом?
– Тебе будет предъявлено обвинение и назначена сумма залога. Твое дело получило слишком большую огласку, чтобы выпустить тебя под собственный залог. Мне потребуются твой паспорт и данные о залоговой стоимости твоего дома, чтобы узнать, покрывает ли она сумму залога.
– Мне вряд ли принадлежит больше половины фундамента, – сказала она, удивляясь спокойствию своего тона. Она не спала две ночи кряду, ей было нелегко сосредоточиться на разговоре. Тем не менее они договорились о залоге и о том, как он получит ее паспорт.
– Я беспокоюсь за дядю, – сказала она Митчу напоследок, когда надзирательница уже вела ее обратно в камеру. – Прошу тебя, узнай, как он.
Как предсказывал Митч, только к следующей полуночи, то есть перед самым истечением 48-часового срока, ей было предъявлено обвинение в краже в крупных размерах. Митч удовлетворил залоговые требования, сдав ее паспорт и документы на заложенный дом.
Снова облачившись в усеянное бисером платье, которым она раньше так гордилась, она ждала в помещении для освобождаемых, когда появится Уолли. За все время оформления ей не удалось переговорить с Митчем, но она полагала, что за ней приедет дядя. Вместо него перед ней предстал все тот же Митч. Легкая небритость свидетельствовала, что он не был дома с раннего утра.
– Ты звонил Шону Джеймисону? Что он сказал об Уолли?
– После аукциона твоего дядю никто не видел. – Приобняв ее за талию, он повел ее по пустому коридору.
– Куда мы идем?
– К служебному выходу. У главного собрались журналисты.
Разумно! Переодеваясь, она глянула в зеркало. Увиденное подтвердило худшие опасения: неопрятные космы вместо прически, темные круги под глазами – а ведь именно из-за них Ричард Никсон проиграл на выборах Джону Кеннеди. Впрочем, одного журналиста ей хотелось бы увидеть – своего дядю.
Позади здания кучка бездомных стерегла дорогой автомобиль Митча. Он расплатился с ними и усадил Ройс. Ее платье при этом задралось, открыв бедра больше, чем ей хотелось бы, однако она была слишком утомлена, чтобы спохватиться. В последний раз она толком выспалась в ночь перед аукционом – почти трое суток тому назад!
Сейчас она блаженствовала на сиденье из тончайшей кожи, принявшем формы ее тела. Она зажмурилась и не размыкала век, пока автомобиль не затормозил. Она ожидала, что он отвезет ее домой, но оказалось, что они подъехали к пиццерии мамаши Джо.
– Умираю от голода, – сообщил Митч. – Я ждал твоего освобождения с четырех часов дня.
Аромат пиццы напомнил ей о тошнотворной тюремной кормежке. Она заказала пирог с сыром и окороком и черный кофе; Митч ограничился пиццей со сложным наполнением, но без анчоусов. Она пила кофе и кусала пирог, испеченный, судя по черствости, еще в каменном веке.
– Тебе надо выспаться, – посоветовал Митч с набитым ртом. – Завтра мы встретимся и решим, как действовать дальше.
Она сделала глубокий вдох, чтобы прочистились мозги; у нее кружилась голова, она никак не могла сосредоточиться. Она надеялась, что важный разговор удастся отложить, но сейчас видела, что это невозможно.
– Ты знаешь, что у меня мало денег. Я не могу позволить себе такого адвоката, как ты.
– Я уменьшу свой обычный тариф. Это дело привлечет ко мне внимание прессы, а оно стоит больше, чем деньги, для человека, замыслившего политическую карьеру. – Он бросил на нее странный взгляд.
Огонь честолюбия, который она не удосужилась разглядеть в нем во время их первой встречи несколько лет назад, теперь превратился в пожар, но она не собиралась позволять ему использовать ее для своей карьеры.
– Я ценю твою помощь, но думаю, что тебе не следует продолжать меня защищать.
– Почему? Ты не найдешь никого лучше меня.
– Это так, но тебе известно, как я к тебе отношусь.
– Ненависть! – Он улыбнулся своей безжалостной улыбкой. – Из этого и будем исходить.
– Я бы с удовольствием посмеялась с тобой заодно, но ты знаешь, что я имею в виду.
– Скажи правду: ты боишься проводить много времени в моем обществе, потому что есть опасность, что ты в меня влюбишься.
– Что?! Не глупи. Мне нужен адвокат, с которым мне будет спокойно. Такой, которого я уважала бы.
Слово «уважала бы» возымело действие. В холодной глубине его глаз она увидела неподдельный гнев, а возможно, и обиду. Он погнал ее обратно в машину, не дав допить кофе. Остаток пути до ее дома был преодолен в предгрозовом молчании.
Она уже жалела о сказанном. На самом деле она была признательна ему за помощь, хотя не сомневалась, что подруги щедро расплатились с ним, но при этом не могла испытывать к нему уважение после того, что случилось с ее отцом. Разве мыслимо после этого их сотрудничество?
– Выпусти меня здесь, – попросила она, когда спортивный автомобиль подлетел к ее дому. – Ключ припрятан в надежном месте. Дальше я разберусь сама.
О запасном ключе она упомянула потому, что сумочку-котенка от Юдит Лейбер у нее забрали вместе с содержимым как вещественное доказательство.
– Хочу удостовериться, что ты проникла внутрь, – буркнул он.
Слишком обессиленная, чтобы спорить, она обогнула вместе с ним дом и включила электричество. Маленький садик затопило светом. Хозяйку приветствовали анютины глазки на клумбе и плакучая ива. Под ивой располагалась пустая кроличья клетка. Несмотря на ветхость этого изделия, Ройс не решалась его выбросить. Как все плотничьи поделки отца, клетка была далека от совершенства, но они вместе сколотили ее много лет тому назад. Потом отец предложил ей самостоятельно выбрать вислоухого зверька, которого она нарекла Рэббитом Е. Ли.
В зоомагазине не сказали, сколько живут кролики. В день, когда она уезжала в колледж, Ли был по-прежнему резв. Она поцеловала его на прощание и отбыла, доверив кролика заботам отца. Отучившись в колледже, она нашла Ли таким же милым, как прежде, хоть и несколько отяжелевшим. Теперь она жила на квартире, а Ли проживал с отцом, тот сидел под деревом, писал свои статьи и кормил Ли морковкой.
Пуля, поразившая отца в голову, пронзила сердечко Ли. Можно было подумать, что кролик догадался, что отец покончил с собой. Как только прозвучал выстрел, Ли категорически отказался от еды. Напрасно Ройс пыталась его кормить, часами просиживая со слезами на глазах у его клетки и упрашивая похрустеть морковкой в память о хозяине. Он не отводил глаз от мансарды, на которой отец свел счеты с жизнью.
Спустя неделю Рэббит Е. Ли умер. Он лежал с раскрытыми глазами, обращенными в сторону зловещего окошка. Ветеринар объяснил смерть преклонным возрастом, но Ройс догадывалась, что дело не в этом. Кролик умер от сердечной раны. Ройс заперла дом и на следующий день улетела в Италию.
Сейчас, глядя на клетку, она думала о том, что где-то в городе наверняка есть такая же девочка: она стоит рядом с отцом, помогая ему сколачивать клетку для кролика. Сердце ее разрывается от любви, и она, как Ройс когда-то, дает себе слово, что в один прекрасный день выйдет замуж за такого же прекрасного человека, как ее отец.
У Ройс перехватило дыхание. Брент… Человек, казавшийся ей таким похожим на ее отца, оказался всего лишь дешевой подделкой. Как ему удалось ее обмануть? Как она не разглядела его внутреннюю пустоту, стремление во всем уступать своим ненаглядным родителям?
– Ключ, – напомнил ей Митч. Она совсем забыла, что он стоит рядом.
Это он убил ее отца, хотя не его палец спустил курок. Ей хотелось ударить его, закричать, однако ее сковало горе. Ничто на свете не оживит ее отца, как ничто не переделает Митчелла Дюрана.
– Он здесь. – Она приподняла край ящика с землей – еще одного отцовского изделия, специально задуманного как тайник для ключа. Пусто.
– Ты посылал Вал за моим паспортом? – Он кивнул. – Должно быть, она была так расстроена, что забыла положить ключ на место.
– Может, она положила ключ под соседний горшок?