Выбор темы, требующей новых источников для решения исторической проблемы, — одна из главных составляющих успеха устноисторических исследований, проектов и программ. На этом этапе вырабатывается концепция исследования и определяется круг интересующих тем и вопросов. Для этого необходимо прежде всего сформулировать проблему исследования, определить цель и задачи работы, сформировать режим и стратегию исследовательской работы, по возможности предложить рабочую гипотезу.
На этом этапе определяется объем всей предстоящей устноисторической работы, задаются параметры ретроспективной информации, которую предстоит получить, и под нее адресно планируются и готовятся методические материалы для целенаправленной организации диалога между исследователем и носителем информации в рамках определенного тематического устноисторического проекта, продумываются пути и способы ее фиксации.
Нельзя проводить запись интервью ради самого процесса интервьюирования. Многие начинающие интервьюеры совершают общую ошибку — идут на интервью, не имея представления о целях и задачах своей работы и ее значении для конкретного устноисторического проекта. Профессиональный устный историк начинает работу после определения интересующих его проблем, тем, вопросов, ради которых он проводит опрос. Каждый интервьюер должен представлять и планировать конечный результат.
Единых рецептов по выбору направления исследований не существует: они могут определяться как историческим прошлым населенного пункта или региона, где ведется работа, так и интересами создателей устных исторических источников. В каждом населенном пункте, и сельском и городском, имеется широкое поле деятельности для сбора устных свидетельств по историческим событиям, явлениям, процессам, участников которых можно проинтервьюировать. Но при этом надо помнить, что каждый регион имеет свою специфику исторических процессов, обусловленную этносоциальным развитием, формированием историко-культурных групп и сообществ, природно-географическими и экономическими факторами и т. д.
В связи с этим при выборе направлений исследования следует обратить внимание на популярный в современной практике и необходимый для устной истории методологический принцип регионализма. В России с ее огромными территориями, разными географическими, этнодемографическими, социально-экономическими условиями большое влияние на темпы, уровень, глубину исторических преобразований, на формы политической власти и общественного устройства оказывала региональная специфика. И в прошлом, и в настоящем отдельные регионы могут замедлить или ускорить те или иные общероссийские исторические процессы, придать тот или иной вид историческим событиям.
Региональный принцип наглядно реализуется во взаимодействии устной и социальной истории. В частности, развитие социальной стратификации советского общества закономерно шло в соответствии с партийно-государственной политикой на всей территории СССР. Однако процессы формирования и роль рабочего класса в Ивановской области с ее развитой текстильной промышленностью, в угледобывающей Кемеровской области, в аграрном Алтайском крае, оленеводческом Ямало-Ненецком округе или узбекской Самаркандской области имели особенности.
Иллюстрацией региональной специфики общероссийских процессов является отношение к раскулачиванию и интерпретация понятий «эксплуатация», «эксплуататор», «эксплуатируемый», «кулак», «бедняк». Советская политика раскулачивания имела общие для всех территорий закономерности, однако эти процессы различались как в разных регионах, так и на территории конкретного региона. Так, отдельные оценки, справедливые для Европейской России (например, Кубани), неприменимы к Сибири. В содержании «алтайских» (на территории Алтайского края) интервью о раскулачивании фактически отсутствует мотив «врага», в отличие от «россейских» (на территории Кубани). В частности, Я. Л. Писаревская, исследовавшая голод 1932–1933 гг. на Кубани, указывала, что все интервью делятся на две группы, и в одной из них «тема кулака-врага является основным лейтмотивом воспоминаний».
Причины формирования в лице кулака образа врага в Европейской России исследователи видят в том, что поощрение ненависти к кулаку (речи В. И. Ленина и И. В. Сталина, культивирование этой темы в советской прессе 1920-1930-х гг.) легли здесь на благоприятную почву: кулаки были тождественны помещикам (на Алтае отсутствовало крепостничество), выселенным из станиц на первой волне репрессий. Закрепил эту ненависть голод 1932–1933 гг., в котором власть обвинила кулаков как саботажников, настоящих «врагов народа», «тех, кто прятал хлеб, боясь колхозных поборов». (На Алтае масштабы голода были меньше.) В силу совершенно иной региональной социально-экономической ситуации информанты с Кубани создавали обезличенные (неперсонифицированные) образы кулака как укрывателя хлеба, злобного, бесчеловечного существа, готового ради каких-то непонятных интересов уморить голодом себя и свою семью, но не сдать хлеб. Базой для негативного образа кулака служила историческая традиция социального противостояния «помещик — крестьянин», «помещик — казак», а также совпадение по времени коллективизации, раскулачивания и голода. Именно поэтому даже после перестройки 1980-х гг. рассказчики с Кубани воспроизводили представления, «живыми свидетелями (и жертвами) которых они были».
Рассказчики с Алтая описывают ситуацию 1930-х гг. как отражавшую трудовой симбиоз крестьянской семьи и общества, десятилетиями существовавший в алтайской деревне. Алтайские информаторы в оценках «кулаков» изначально настроены более благожелательно, для них характерно социально-экономическое, менее политизированное содержание категории «кулак», они поименно перечисляют раскулаченных. Вспоминая своих деревенских кулаков, они более свободны от идеологии, спускаясь в сферу повседневности. На личные воспоминания и рефлексию наложили отпечаток атмосфера трудовой крестьянской семьи, привязанность респондентов в детстве к своей деревне, крестьянским бытовым и производственным традициям — всему, что определяло их мировоззрение и служило своего рода преградой идеологическому воздействию. В большей части интервью отсутствует деление односельчан на «врагов» и «друзей», «чужих» и «своих» и в целом «черно-белое» видение прошлых взаимоотношений[39].
Именно поэтому при выборе направлений исследования необходимо учитывать общероссийские закономерности и региональные особенности. Соответственно в изучении общероссийских проблем можно пользоваться универсальными вопросниками. Для реализации регионального подхода универсальные вопросники следует адаптировать к конкретно-историческим условиям изучаемой территории с учетом культурно-этнической и социально-экономической специфики. Есть исторические проблемы, интересные и важные преимущественно для конкретной местности, и для их удовлетворительного решения необходима разработка тематических вопросников. Например, при изучении крестьянского движения на Алтае в период утверждения советской власти можно воспользоваться общим вопросником о крестьянских выступлениях, а можно составить его конкретно для «роговского движения» начала 1920-х гг. на Алтае (Роговщина Причумышья, Г. В. Рогов): являясь региональным выступлением, оно представляло собой частный случай общего крестьянского движения в России против политики «военного коммунизма» советского государства.
Такая же ситуация существует в изучении протестных крестьянских выступлений в период коллективизации: можно использовать общий вопросник о формах и методах сопротивления коллективизации, а можно разработать вопросник о выступлениях Ф. Г. Добытина или о так называемом «добытинском мятеже» в Нижнем Причары-шье Алтайского края. Универсальный вопросник может разрабатываться по темам: перестройка, целина, социальные отношения в деревне в 1930-1960-е гг. и т. д. В целом социальная устная история является универсальным способом формирования Источниковой базы по отечественной истории как в масштабе всей страны, так и на региональном уровне.